– Мама, печенья не пора вынимать? – в кухню заглянула Таня.
Дочь унаследовала от Дуни любовь к кулинарии, и сорок минут назад женская половина семьи Тобольцевых старательно вырезала из теста с помощью формочек звездочки и сердечки.
– Пора.
Евдокия открыла духовку, аккуратно вынула противень с первой партией печений. Пока они остывали, Таня достала большое красивое блюдо. Потом мама с дочкой аккуратно на него укладывали готовую румяную выпечку, а после загружали в духовку вторую партию.
Дуня смотрела, как Танечка сосредоточенно стирает тряпочкой муку с рабочей поверхности стола. Ее дочурка.
А у Ильи сын. На вид – ровесник Ванечки.
Она увидела его сегодня совершенно случайно и не сразу поняла, кто это. Только по стоявшей рядом женщине, в ней Дуня узнала вдруг ту девушку-скрипачку, для которой когда-то помогала организовать концерт, неожиданно осознала, что мальчик – ЕГО сын.
Это было какое-то удивительное чувство. Немного щемящее и очень-очень теплое. Наверное, дало о себе знать некогда мучившее ее чувство вины.
За прошедшие годы Дуня ни разу больше не видела Илью. Не вспоминала о нем. Не думала. И вот сегодня…
Мальчик, держа в руке палочку с сахарной ватой, стоял перед ней и внимательно смотрел прямо в глаза. Это был взгляд Ильи. И губы тоже его. Такой маленький серьезный Илья. Хотя от мамы там тоже было достаточно.
Потом, когда Дуня уже отошла от лотка с сахарной ватой, вдруг наступило облегчение, ошеломляющее, мощное, похожее на накрывающую с головой морскую волну. Там сложилось. У него есть сын.
И эта мысль на какое-то время заглушила противное и ноющее чувство, которое не покидало с самого утра.
А за окном уже давно темно. И скоро должен вернуться Иван. И она опять чувствует себя виноватой. Почему все самые скверные ссоры случаются из-за мелочей, глупости, несдержанности? Почему не всегда хватает этой самой женской мудрости? И впереди бежит женская обида: ты мало бываешь дома, я так старалась устроить праздник, и ты даже не знаешь, что елочные игрушки, которые я сделала своими руками, хранят секрет, и еще я купила новое платье, я хотела в нем сегодня пойти с тобой…
Продолжать этот монолог можно до бесконечности.
– Мам, я отнесу одно печенье Ване?
– Конечно.
Таня пошла в зал, а Дуня закрыла ладонями лицо, пытаясь успокоиться. Ведь сегодня сочельник. Все плохое должно отступить, все хорошее…
Из комнаты вдруг раздался такой громкий испуганный визг, что Дуня подскочила на табуретке, а потом бросилась в зал.
Там было темно, только елка сверкала новогодними огоньками, а по полу передвигалась… светящаяся фосфорная челюсть. Таня где-то в стороне тихо попискивала, а Ваня устрашающим шепотом вещал:
– Я – Щелкунчик! Я – Щелкунчик! Я – Щелкунчик!
Дуня включила свет. По полу медленно шла черепаха, на панцире которой была прикреплена челюсть. Фантазии ее сына мог позавидовать любой. И как ловко он нашел применение двухстороннему скотчу!
Таня замолчала, захрустев тем самым печеньем, которое несла брату.
– Ваня, где ты взял эту челюсть? – Дуня безуспешно пыталась отсоединить фосфорные зубы от панциря.
– Выменял в садике у Костика на машинку.
– Ясно. А зачем Таню пугал?
– Я не пугал! Я устраивал световое шоу со спецэффектами!
И так всегда.
«Спокойно, – сказала себе Дуняша. – Сегодня сочельник, все плохое отступает, а хорошее…»
В дверь позвонили.
– Папа! – дети с громким криком бросились в коридор.
* * *
Требуются чудеса ловкости, чтобы нажать на кнопку звонка, если у вас в руках объемные коробки, а на плече – сумка с аппаратурой. А чтобы отвлечь внимание двух детей, которые уже вопят за дверью, перекрикивая звонок, «Папа, папа!», нужны чудеса сообразительности. У Тобольцева за плечами десять лет отцовства, и на чудеса он мастер.
Иван аккуратно спустил коробки на пуфик и тут же громко провозгласил: «Кто первый обниматься?» Оба желающих бросились наперегонки и комфортно устроились в отцовых руках. А Тобольцев поверх двух темных маленьких макушек кивнул жене на коробки. Там были детские подарки на Рождество. И только тут разглядел, что держала Дуня в руках. Это была Ванина черепаха, а на ее панцире… Креатив у сына в крови, и можно только гадать, от кого. Скорее всего, и от папы, и от мамы.
Пока трое Тобольцевых шумно обнимались, Дуня аккуратно опустила зубастую черепаху на пол и перепрятала подарки на верхнюю полку встроенного шкафа. А значит, можно снимать куртку и идти мыть руки, параллельно выслушивая новости от Тани и Вани.
– А мы с мамой печенья испекли! – и рот Ивану заткнули детской ладонью с крошками.
– А я когда вырасту, буду световые шоу под бессмертную музыку Петра Ильича Чайковского делать! – поспешил вставить свое слово сын. Черепаха с челюстью на спине была явно частью этого плана. За спиной Ивана послышались удаляющиеся шаги жены, а чуть позже по квартире поплыл запах выпечки. Все трое Тобольцевых дружно повели носами.
– Знаешь, а мама гадание приготовила! – дочь примостилась у отца под боком. Сам отец устроился в гостиной под елкой, с черепахой в руках. Надо как-то этот перформанс модифицировать, а то ночью неровен час увидишь… – Это она уже давно сюрприз готовила, но держала в тайне. А вчера мне под большим секретом сказала, что будем гадать. – Танечка мечтательно вздохнула и добавила: – Прямо как в сказке.
Иван рассмеялся, поворачивая живность в разные стороны. Двухсторонний скотч, надо же. Ванину бы энергию да в мирное русло. Но для младшего Тобольцева мирное русло – это скучно.
– А ты мне рассказала. Значит, он уже больше не секрет. Я пойду скажу маме, что мамин секрет больше не секрет, – вскочил на ноги сын.
– Нет! Нет! Я сама скажу!
Дети умчались на кухню, дав Ивану пятиминутную передышку на борьбу с двухсторонним скотчем. Освобождая черепашку, он прислушивался к перепалке с кухни.
– Мам, а если секрет кому-нибудь рассказать, это уже не секрет? – звонкий голос сына.
– Да, – мягкий ответ жены.
– А Таня рассказала про твой секрет папе!
– А папе можно! – возмущенный ответ дочери. – Он никому не расскажет.
– А если секрет, то вообще никому нельзя!
К тому моменту, когда троица вернулась в гостиную, освобожденная черепашка торопливо ковыляла в сторону дивана, а светящаяся челюсть в руках Ивана обрела голос и интонации Джека Воробья:
– Ну и где ваше гадание?!
Дети дружно взвизгнули от восторга, а Дуня наконец улыбнулась. Впервые с того момента, как он вернулся домой.
Хорош переживать, царица, ну поругались, с кем не бывает.
Зато сейчас – нарядная елка, довольные дети, вкусно пахнет печеньем. И челюсть Джека Воробья плотоядно укусила красивую женскую ногу. А потом и руку, и ухо – когда женщина устроилась рядом и положила голову Ивану на плечо.
– Не спи, не спи! – челюсть громко клацала в умелых руках. – Что нам готовит наше будущее?!
– Да! Да! Да! – наперебой загалдели дети.
– Ваше будущее на елке, – рассмеялась Дуня. – Там висят красные бархатные шарики, а на их ленточках написаны предсказания. Ищите!
Первым шарик снял ветки, разумеется, сын, при этом чуть не уронив елку, – Иван вовремя поймал.
– Папа, прочитай!
Пока Иван разворачивал ленточку, Танюша, обойдя елку кругом, спросила:
– Мама, а пятый кому?
– Бабушке Иде, – Дуня снова прижалась щекой к мужнину плечу. – Ну что там, уважаемая челюсть, написано для Ванечки?
Челюсть профилактически цапнула царицу за палец, а потом прочла одно слово: «Друг».
– Здорово! – обрадовался сын. – Я бы хотел друга. Такого, как…
И замолчал.
Тане выпала поездка на море. Практичная дочь тут же заявила, что ей срочно нужен новый купальник. В горошек. А потом Дуня негромко прочитала свое:
– Ваше желание сбудется.
Она подняла на мужа большие влажные глаза и одними губами произнесла: «Сбылось». Ответить Иван не успел – дети наперебой затребовали, чтобы папа прочел свое предсказание. И, сдерживая улыбку, он исполнил их желание:
– Вас ждет очень вкусный ужин.
– Сбылось! Сбылось! У нас есть вкусное печенье. У папы желанье сбылось! – дети принялись скакать вокруг елки и родителей.
– Ужин был не весь. Десерт зажали, – заговорщицки прошептала Дуне на ухо челюсть, воспользовавшись тем, что дочь и сын отвлеклись на прыжки.
– Ваше желание сбудется.
Перед глазами Тобольцева вправо-влево качалась алая с зеленым ленточка.
* * *
Дуня ошиблась. Это был очень счастливый день. Настоящий сочельник, когда все плохое уходит, а все самое хорошее сбывается.
После того как неугомонные дети наконец уснули, родители с удовольствием начали ползать под елкой. Ваня вынимал яркие упаковки с бантами из принесенной домой коробки, а Дуня красиво все это раскладывала. Завтра Танечка с Ванечкой встанут…
– А это тебе, – Иван протянул Дуне красный пакет.
Внутри оказались тапочки. Мягкие, удобные, розовые. С вышитыми коронами. На правом корона. И на левом корона.
– Дарю тебе, Дульсинея, домашних росинантов, – важным голосом произнес Иван.
И Дуня не смогла сдержать счастливую улыбку. А потом надела росинантов на ноги, чуть притопнула, словно попробовала, хороши ли в носке, и, бросив «Погоди, я сейчас», скрылась из комнаты.
Через пять минут она вернулась с синим пакетом.
– Это тебе, – протянула мужу.
Внутри оказались тапочки. Мягкие, удобные, темно-серые. С вышитыми коронами. На правом корона. И на левом.
– Жалую тебе, автостопщик, тапки царские, – важным голосом произнесла Дуня.
– Любимый Ванечка, – поправил жену Иван.
– Любимый Ванечка, – согласилась Дуня и села рядом.
Целоваться под елкой было замечательно. Продолжение оказалось еще более замечательным.
И все же последняя мысль засыпающей Дуняши была не о муже, а о свекрови, которая обещала пожаловать в гости на старый Новый год.
Дуня отлично помнила все пять предсказаний, которые прикрепляла к ленточкам. Она придумывала универсальные, те, которые смогут подойти всем.
И когда писала то, что осталось на елке, думала про себя, потому что работа, домашнее хозяйство, двое детей.
Думала о муже, потому что работа, ответственность, двое детей. Думала о дочке, потому что Танечка начала ходить в танцевальный кружок и у нее не все получалось.
Думала о сыне, потому что Ванечка осенью пойдет в школу и, скорее всего, там будет непросто.
А в итоге ленточку развяжет Идея Ивановна. Дуня довольно улыбнулась. Текст она помнила дословно.
Терпение вознаградится.
Наказание
Светик: Гулять выйдешь?
ТТ: нет
Светик: жаль
ТТ: мне за Наказанием следить надо. Мама с работы придет, напишу
Светик: договорились
Через 10 минут
Светик: а давай Наказание с собой возьмем?
ТТ: Куда? На аллею? Там Денис будет, Ленка. А я бегать перед всеми? Смотреть, чтобы в лужу не влез или чего не натворил? Лучше маму подожду
Таня отложила телефон и вздохнула. Вот была бы у нее сестра… хотя бы общие разговоры были, мода там, наряды, актеры… А тут… брат.
Платье лучшее чернилами испачкал – решил узнать, как в древности писали, насмотрелся передач. Это раз.
Игру любимую на планшете стер – потому что места для своей не хватило. Это два.
Во время разговора с подругами по телефону подлетает со спины и орет на ухо – монстра изображает. Это три.
Шампунь новый французский вылил – решил шоу мыльных пузырей показать родителям. Мыльную пену собирали целый час даже в коридоре. Это четыре.
И продолжать можно до бесконечности.
Одним словом, наказание.
Таня еще раз вздохнула. Хотелось на аллею. Там наверняка Денис катается на скейте. Самый красивый мальчик в классе.
А дома Ваня с гипсом на руке, причем гипс уже три раза умудрился намочить только за сегодняшний день. Глаз да глаз. На вопрос папы: «Ваня, ты зачем на гардероб полез?» – брат ответил:
– Охотился на зомби.
Ну, вот теперь Таня его так и называла – полузомби: гипс очень походил на бинты мумий.
Вздохнула в третий раз. Как же тяжело быть старшей сестрой!
Светик: а твоя мама когда придет?
ТТ: сказала, что скоро, но задерживается
Светик: у Ленки новая юбка
ТТ: ты уже гуляешь?
Светик: да
ТТ: ясно
Светик: все наши вышли, Денис Ленку учит на скейте кататься
Настроение совсем испортилось. Там мальчик, который нравится, – с другой девочкой, там вообще весело, а тут…
– Я чай сделал. Сам! Пойдешь со мной пить?
Таня грустно посмотрела на брата.
– Пойду, – ответила обреченно.
Наверняка на столе капли от чайного пакетика – вытирать придется.
На кухне ее ждал сюрприз. Две кружки с чаем, вазочка с вареньем, вазочка с печеньем и криво нарезанная колбаса. Как он умудрился колбасу-то нарезать с такой рукой?
– Это… мне?
Ваня слегка покраснел.
– Ты была такая грустная… а мама, когда ты грустная, всегда варенье открывает.
И правда. А Таня не замечала этого раньше. Зато Ваня заметил.
– Ладно, – сказал она бодро. – Давай пить чай. Я сейчас хлеб нарежу для бутербродов.
– Скорей бы мама пришла, – сказал Ваня, грызя печенье. – С мамой можно петь песни «кто громче» или в настольный хоккей поиграть.
– А давай я с тобой поиграю? – предложила Таня.
Ей вдруг стало обидно, что с мамой интересно, а с ней нет. – Ты? – удивился Ваня.
– А что такого? Вот возьму и выиграю!
– А я и одной рукой хорошо играю! – похвалился Ваня.
– А вот сейчас и увидим!
Светик: мама пришла?
ТТ: да
Светик: ты скоро выйдешь?
ТТ: пока не могу
Светик:?
ТТ: я в хоккей проиграла, надо отыгрываться
Светик: Наказанию проиграла?
ТТ: Ваня – не наказание. Он – мой брат.
Рояль или гитара?
Этот небольшой зал видел много разных музыкальных конкурсов. И сегодняшний – лишь один из череды. И волею случая устроившиеся рядом, в соседних, истертых от времени бархатных креслах, два человека тоже были одними из многих. Однако развернувшаяся между ними словесная баталия стала для этих стен сюрпризом.
Впрочем, начиналось все довольно мирно. Оба внимательно наблюдали за сменявшими друг друга на сцене юными пианистами. В кресле слева сидел очень немолодой, но державшийся весьма бодро мужчина. Остатки его волос были абсолютно седы, крупные руки с выступающими венами покоились на рукояти трости, а на носу поблескивали очки в толстой оправе. Дама справа немного уступала соседу в возрасте, явно следила за собой и сейчас сидела, очень прямо держа спину и благоухая парфюмом, помадой и лаком для волос. Лишь пальцы, то и дело поправляющие камею у горла, выдавали волнение.
Со сцены звучала классика фортепианных конкурсов – «К Элизе». Пожилой мужчина внимательно следил за мальчиком, который был едва заметен на фоне рояля. Не сводил взгляда и чуть заметно кивал в такт.
– Ну, ребенок явно не понимает, о чем он играет, – вынесла вердикт дама с камеей, лишь только смолки звуки бетховенской музыки и последовавшие за ними аплодисменты. Мальчик на сцене между тем слез с табурета, чинно поклонился и быстро скрылся за кулисы.
Ее сосед по креслу проводил детскую фигуру взглядом, полным любви и гордости, и только тогда соизволил вступить в диалог.
– Мой внук отлично понимает, о чем играет. Я подробно разбирал с ним это произведение.
– В таком возрасте невозможно понять, что играют любовь! – фыркнула Ида Ивановна.
– А вот и можно! – запальчиво не согласился Михаил Львович.
– Вы думаете, он знает, кто такая Элиза? – женщина сузила глаза.
– А он и не про нее играет!
– А про кого же? – насмешливо уточнила Ида Ивановна.
– Про девочку с синим бантом! – победно провозгласил Михаил Львович.
– Прямо-таки с синим бантом? Соседка по парте?
– Муза.
На это Ида Ивановна не нашла, чем парировать, и некоторое время они молча слушали следующего конкурсанта. А потом женщина все-таки не утерпела и решила высказать все:
– У вашего внука левая рука сильно опаздывает. Поработайте над этим элементом – это я вам как педагог с сорокалетним стажем говорю.
– В этом возрасте полностью равных рук не бывает. Это я вам как пианист с шестидесятилетним стажем говорю.