Переход общества от состояния модерна к новому состоянию знаменуется глубокими изменениями сущностного порядка, хотя и происходят они довольно медленно. «Постмодернизм рассматривается как феномен общественного сознания, порожденный распадом предшествующего типа сознания, в котором наука выступала в роли ядра и играла роль, аналогичную роли мифа и религии в прежние времена. Постмодернизм возникает как реакция на потерю наукой ее роли доминанты общественного сознания, как реакция на распад данной социокультурной матрицы. В свою очередь постмодернизм выступает и как важный фактор, усиливающий этот распад. Постмодернизм ставит под вопрос современную науку в ее двойной функции: и как особого, “привилегированного” способа познания, и как ядра современной или модернистской социально-культурной матрицы».[29]
Возрастание недоверия к науке приводит к тому, что при столкновении с чем-либо неожиданным, непредсказуемым или непонятным обыденное сознание не апеллирует к ученым, а ищет чью-то скрытую злую волю. Всевозможные теории заговоров, тайных сговоров, законспирированных соглашений существуют, начиная с Античности. Но особый размах и особую фундаментальность они приобрели в эпоху постмодерна. Неслучайно книга А. Дугина о конспирологии начинается со введения с характерным названием «Конспирология – веселая наука постмодерна».[30]
Понятие «постмодернизм» имеет несколько значений и употребляется довольно произвольно. С нашей точки зрения, прежде всего следует отличать модернизм и постмодернизм от модерна и постмодерна. В соответствии с привычным словоупотреблением, под модернизмом и постмодернизмом могут пониматься направления в культуре и искусстве (прежде всего, в литературе, архитектуре и изобразительном искусстве), а также идеология и социальная теория, включающая философские и конкретные социально-гуманитарные элементы. Понятиями «модерн» и «постмодерн» следует обозначать типы обществ с различной культурой и временные периоды их существования[31].
Постмодерн как тип или состояние современного общества учеными оценивается по-разному. Точно так же, как и авторы теорий постиндустриализма, информационного общества и общества риска, постмодернисты делятся на два лагеря. Представители первого считают, что современное общество – это новое общество, качественно отличающееся от общества модерна, т. е. это в прямом смысле слова постсовременность. Представители второго лагеря отмечают, что, несмотря на значимые социальные изменения, которые происходят, начиная со второй половины прошлого века, культурный код современного общества в целом остается прежним. Поэтому, по удачному выражению Э. Гидденса, мы переживаем лишь стадию радикализации современности[32].
Нет однозначного мнения и о том, считать ли постмодернизм скорее идеологией, чем социальной теорией, или наоборот. Дело в том, что акцент на критике модернистской науки многими постмодернистами приводит к тому, что в их теориях оказывается недостаточно собственного научного содержания, особенно касающегося методологии получения знаний и их верификации. С другой стороны, идеология как система взглядов, отражающая фундаментальные интересы общества или социальной группы, не может не иметь научных оснований. Представляется, что эта проблема может быть решена с учетом разделения постмодернистских теорий на аффермативные (аффермация – позитивное высказывание), т. е. умеренно-критические, и радикальные – тотально критикующие возможности человеческого разума, научный метод и современное общество. Поскольку радикальный постмодернизм не столько создает новую научную систему, сколько подвергает сомнению «старую», он, видимо, ближе к идеологии, а аффермативный постмодернизм, предлагающий трансформацию науки с учетом уже имеющегося познавательного опыта, – ближе к социальной теории. Добавим также, что большинство «умеренных» постмодернистов придерживаются мнения о радикализации современности, а большинство «радикальных» – о наступлении пост-современности.
Пик интереса к постмодернизму на Западе пришелся на последнее десятилетие прошлого века, в России – на первое десятилетние века текущего. К настоящему времени страсти несколько улеглись, что позволяет посмотреть на постмодернизм, так сказать, более трезвым взглядом. Наш взгляд на постмодернизм будет заключаться в следующем. Во-первых, мы будем руководствоваться не буквой, но духом классических постмодернистских идей, т. е. по возможности отвлечемся от специфики позиций отдельных авторов и употребляемой ими специальной терминологии и сосредоточимся на методологических принципах, объединяющих всех или большинство постмодернистов. Во-вторых, попытаемся обосновать эти принципы более широко, используя аргументы из истории науки (прежде всего, социальной), и выявить взаимосвязь этих принципов. Это также позволит обнаружить аналогии с предшествующими концепциями и логику их развития в постмодернизме. В-третьих, нас будут интересовать не столько его методологические принципы сами по себе, сколько степень их согласованности с реальной социальной практикой, поскольку жизнь инициирует идеи, а идеи изменяют жизнь. В этом контексте мы будем использовать понятие «действенный постмодернизм».
Постмодернистская методология изначально была направлена на выявление недостатков и ограничений модернизма или традиционного научного познания. Последнее видело свою главную задачу, по терминологии М. Вебера, в расколдовывании мира. Поэтому в свое время модернизм (рационализм эпохи Просвещения) просто осмеял традиционное общество и его структуры, дискредитировал их. Мифу, традиции, всему премодерну было отказано в праве на существование. Он был демонизирован как мракобесие, заклеймен как реакция, отсталость, нецивилизованность, примитивность, архаизм. Фактически премо-дерн как язык культуры был табуирован[33]. Лишь в XX веке к этому «преодоленному» пласту культуры пробудился интерес, и оказалось, что современный человек и современное общество гораздо менее рациональны и гораздо более архаичны, нежели утверждали ученые-позитивисты и политики-либералы.
В связи с этим постмодернизм поставил под сомнение сами основы традиционного научного познания, указывая на то обстоятельство, что за его методологией стоят недоказуемые и даже неадекватные допущения.
Первое из таких допущений – вера в объективность научного познания. Если в области естественных наук такое допущение может быть оправдано, то в обществознании ценностная составляющая, связанная с местом субъекта познания в социальном мире, исключительно важна. Своими предшественниками в этой критике постмодернисты считают марксизм и феминистские течения[34]. В этих направлениях мысли признается существование различных методологий познания у представителей различных социальных групп.
У классиков (Гоббса, Локка, Руссо, Смита, Миля и др.) мир познавал отдельный человек (ученый) как представитель всего человечества. Это было прямое заимствование методологического объективизма естественных наук, в соответствии с которым не имело значения, кто открыл закономерности движения небесных тел или размножения мухи дрозофилы – немец или русский, богатый или бедный, мужчина или женщина. Однако К. Маркс показал, что при изучении социального мира это не так, и разработал политическую экономию, сознательно ориентированную на интересы пролетариата. А радикальный феминизм 60–80-х годов XX века объявил всю предшествующую цивилизацию «цивилизацией самца» и призвал избавиться от мужского господства. Поэтому ученый должен сознательно выбирать угол зрения на социальную реальность, исходя из классового или гендерного деления общества.
Постмодернизм доводит эти взгляды до логического конца, утверждая, что не группы людей, а отдельные личности являются носителями специфических методологий познания. По большому счету у каждого человека есть своя философия, своя экономика и своя социология. Это означает, что знания и идеи не могут анализироваться или встраиваться в некую более общую структуру без учета индивидуальностей их создателей.
Второй постулат традиционного научного сознания, критикуемый постмодернистами, – рациональность познания, т. е. сознательное удаление учеными из этого весьма сложного процесса не только ценностных ориентаций, но и эмоций, стереотипов, предрассудков. Реальный же образ мира, имеющийся у каждого конкретного человека, изобилует иррациональными элементами. При этом, например, эмоция может заменить тысячи бит содержательной информации. Поэтому рационально выстроенная иерархия идей является неадекватной ментальной моделью представления мира; ею должна стать обобщенная ценностно и эмоционально насыщенная картина индивидуальных сознаний. Язык для ее отражения должен принципиально отличаться от традиционного языка, которым пишутся научные трактаты, претендующие на объективность и рациональность. Это должен быть язык близкий к художественному, язык, отражающий различные точки зрения и способный передавать, наряду с рациональными, иррациональные аспекты познаваемого. «Постмодерн возвращает человеку множество миров, но это его собственное множество миров, которое ему не навязано ни богом, ни природой. Божий мир, также как и объективный мир модерна, – лишь элементы этого множества»[35].
В качестве третьего объекта критики постмодернисты избрали категорию истины в ее традиционном понимании – как соответствие мысли своему предмету. Вера в единство истины (хотя бы она и имела множество проявлений) являет собой и силу, и слабость традиционного научного познания. С одной стороны, она предоставляет возможность до конца раскрыть потенциал логических умозаключений и вывести максимум полезных для человечества следствий. С другой стороны, она резко сужает горизонт исследования, отсылая в случае сомнений и споров к одной единственной максиме, а ее фальсификация, по мнению Т. Куна, с необходимостью приводит к научным революциям[36].
Модернистское представление о единстве истины является базовой предпосылкой для существования иерархий, в том числе и в обществе: обладая истиной, вышестоящие подчиняют себе нижестоящих. Постмодернистский процесс познания представляет собой вечный поиск истины на основе столкновения различных идей. Аналогией этого процесса может служить функционирование рынка. Истина на рынке предстает в виде того самого равновесия, к которому рынок постоянно стремится, но которого никогда не достигает. Истина не абсолютна, она имеет временные границы и обусловлена ее носителем. Поэтому, по сути, постмодернизм мыслит по рыночным законам.
В связи с этим постмодернисты утверждают, что истин бесконечно много – их столько же, сколько и людей. Фактически, это следствие первого критического постулата: если у каждого человека есть своя философия, то должна быть и своя истина. Истина не есть стабильная точка, это некое зыбкое пространство, в которое может попасть отдельное сознание, сравнивая точки зрения различных людей, их образы мира. Истина заключается в столкновении идей, а не в доминировании одной из них. Если традиционная наука стремится показать, что все возможные ситуации ей известны или со временем будут известны, поскольку она владеет истинами, лежащими в основании мира, то постмодернизм исходит из непредсказуемости «завтра», которое, однако, позволяет использовать открывающиеся благоприятные возможности.
Критикуют постмодернисты и практическую направленность традиционной науки, вполне резонно обращая внимание на негативные аспекты реализации научно обоснованных социальных проектов. Пожалуй, наибольшей критике подвергается теория и практика менеджмента, который, по мнению постмодернистов, воплотил в себе все недостатки, возникающие при использовании традиционных научных методов для воздействия на человека и социальную реальность. Менеджмент признается ярчайшим воплощением того, что Ю. Хабермас называл «верой, вдохновленной модернистской наукой, в бесконечный прогресс знания и бесконечное продвижение к социальному и моральному усовершенствованию»[37]. Постмодернисты не только выражают сомнение в полезности управленческой теории, но и вообще отказывают ей в праве называться наукой. Основная причина этого – частный характер ее теоретических положений и рекомендаций. Однако сегодня управленческое образование и консалтинговые фирмы преподносят эти положения так, как если бы они были универсальными инструментами, аналогичными законам естественных наук, открытие которых под силу только компетентным ученым[38].
Идейной (философской) предтечей постмодернизма является постструктурализм, в котором отразилось разочарование в науке, социальном прогрессе и массовой культуре второй половины XX века. Постструктурализм акцентировал внимание на текстуальности социальности, «классовости» ее восприятия, ее ризомности[39] (нелинейности и неиерархичности), неразделимости означаемого и означающего (содержательной и чувственно воспринимаемой сторон знака), игровом отношении к логосу. Родство постструктурализма и постмодернизма настолько близко, что большинство их крупных представителей невозможно однозначно отнести к тому или иному лагерю.
Наиболее общей методологической установкой постмодернизма является предельный либерализм, который проявляется в максимальной свободе самовыражения авторов, отрицающих любые каноны. Постмодернизм выступает против любой упорядоченности и за оригинальность любого текста как результата индивидуальных самовыражений его создателей (авторов и читателей). Вследствие этого постмодернистская социальная теория не обладает цельностью, а представляет собой нечто подобное зонтичному бренду или интеллектуальной тенденции. Разноплановость идей и отсутствие единой терминологии приводит к тому, что исследователям приходится анализировать не постмодернизм в целом, а его наиболее заметные персоналии[40]. В лучшем случае делаются более или менее удачные попытки типологизации постмодернистских теорий, но попытки не частые[41]. Тем не менее, постараемся показать, что, несмотря на оригинальность работ постмодернистских авторов, они руководствуются вполне согласованной системой методологических принципов.
Их рассмотрение следует начать с принципа агностицизма, который может трактоваться в очень широком диапазоне значений – от принципиальной непознаваемости мира в философии до непризнания данных, не подтвержденных опытом, в науке. В данном случае агностицизм выступает в форме фаллибилизма. Само это понятие еще в позапрошлом веке было введено в научный оборот Ч. С. Пирсом. После Второй мировой войны оно активно разрабатывалось К. Поппером, а затем в 1960-е годы постпозитивистами. Содержание слова «фаллибилизм» (от лат. fallibilis – подверженный ошибкам, погрешностям, «погрешимый») можно передать крылатой фразой: «Человеку свойственно ошибаться»[42]. Применительно к науке это означает, что «связь между явлениями жизни никогда до конца не будет доступна пониманию, а, следовательно, и рационализации»[43]. Поэтому научная деятельность представляет собой бесконечный процесс приближения к истине, и его результаты, какими бы они не были очевидными, устоявшимися или широко разделяемыми, абсолютизировать не следует. Любое научное знание принципиально не является окончательным (или является принципиально частичным) – оно есть лишь промежуточная интерпретация истины, за которой последуют ее новые интерпретации, вероятно, более адекватные. По К. Попперу, хотя наука и «принципиально погрешима», но она, тем не менее, дает основания оценивать теории с точки зрения их близости к истине.