Думала, умрет со стыда.
Белыми губами он прошептал:
– Я так и знал: она меня хорошему не научит. Мама так же сказала.
Позеленев лицом, схватился за сердце и добавкой к кабачкам щедро сыпанул черешни. Правильно, мы же ту, что «Бандерас» продавал, так и не попробовали.
Успокаивала я как могла, купила еще арбуз – в знак того, что не обиделась и мужу доносить не буду.
Зато научилась разбираться в пакистанской музыке. Там все просто: есть мелодия, и ее все знают. Мелодию берешь и поешь то, что сам сочинил. Хорошо любил: «Вот радость в сердце, словно цветок пиона, расцветает, озаряет счастьем и любовью все вокруг. Купи, прекрасная, еще тыкву». Плохо любил: «Ай, мама, прижми к своей груди; тучи – занавес небес, солнце скрыли, и в тени наш сад. Давай огурцов добавлю».
Жду реакции русскоговорящих женщин города. Ведь мы с продавцом выучили фразу по-русски: «Сударыня, как сделать ваш день лучше?»
Надеюсь, и ваш день, мои верные друзья, стал лучше.
Братки
Площадь Пио Досе (plaza Pio XII) – маленькая и уютная. За десять шагов ее можно пересечь. В мае тут расцветают пышными шапками розы. В этом году на нас пролились какие-то чужие дожди, видимо в спешке решившие, что уже прибыли на место. Природа здешняя не растерялась, пустившись в бурное зеленение и цветение. Можно пить запах свежескошенной травы.
На площади одна из самых вкусных пиццерий в городе, по средам кусочек тонкого теста из правильной муки с сыром и чем только захочешь стоит всего один евро. В остальные дни – полтора. Его съедаешь на лавочке, прямо на улице, вокруг суетятся голуби в надежде урвать корочку.
А напротив – угловое кафе «Topper». В нем и сесть негде: прилавок, и всё. Но готовят изумительные домашние бутерброды. С чем хочешь. Хоть болгарский перец на гриле, хоть глазунью на тонкий квадратный хлеб водрузят. Обычно все забегают, хватают бутерброд и кофе на вынос и несутся дальше радоваться погоде, ветру, облакам.
Сегодня мы видели такую картинку.
Около входа стоит раскладной стол с двумя разнокалиберными стульями. Один на колесиках, офисный, второй – плетеный, с несуразной подушкой вместо сиденья. На них сидят два реальных… ну вот правда, самых реальных братка! Уже покрасневшие от климата и выпитого – танки солнца не боятся – пьют водочку. Один просто ест с большой тарелки анчоусов. А второй, выпив рюмку, зажмуривается с глубоким вдохом и крепко целует большой золотой крест, что висит на медвежьей шее на цепи.
Я не уверена, но, может, он ее и с дуба того, где ходит пушкинский кот, подрезал. Или купил по случаю. Больша-а-ая цепь… Ею и закусывал.
– Ну что? Будем.
– Будем…
Молчание.
– Бедно живут. Жалко испанчиков этих. Глянь, кильку какую мелкую принесли.
– Это анчоусы.
– Один хрен.
– Правильно, что одни поехали. Без этих…
– Да. Сами. Куда хотим, туда и идем.
– Да. Ну, будем!
– Будем.
– Вернусь, вообще к маме отправлю, в деревню.
– Там им и место.
– В тмутаракани.
– Будем!
– Будем.
– Без языка – и куда я поехал? На тебе, выкуси! Вон, смотри, что делаю без университетов. Эй! Человек! Подь сюды…
Владелец бутербродной, он же и официант стихийно возникшего уличного кафе, приветливо кивнул:
– Lo que os gustarнa ? (Чего бы хотелось?)
Браток развел выразительно руками:
– Сделай нормально, пердоньте и грациес.
Через минуту на столе стояла большая тарелка с сыром и хамоном.
– Вот видишь, все ж понимают. А она: без языка, без языка… Кстати, это идея!
– Будем!
– Будем.
– Без языка.
– Красоты не убавит.
– А нервы сбережем!
Они громко расхохотались.
– Ты список покупок не потерял?
– Смеешься? В сейф положил. С собой копия.
– Это правильно, это по-взрослому. Ну, будем?
– Будем.
Машины двигались по своим маршрутам, люди с интересом рассматривали туристов, планета, не снижая скорости, крутилась вокруг солнца, плавно удлиняя тени и приближая вечер.
Аликанте, я люблю тебя
Люблю этот город. Много раз говорила эту фразу.
Я иду быстрым шагом, и солнце вежливо прячется за прозрачные облака. Все равно иду по теневой стороне улицы. Доносятся обрывки фраз, музыка плавно течет из открытых окон машин.
Полноватая сеньора в длинном легком халатике на больших пуговицах и со смешными цветочками по подолу тянет на тонком поводке задрыжистую трясущуюся собачку. Сеньора седая как лунь и коротко подстрижена, розовая кожа просвечивает сквозь короткие волосы, как и у собачки. Они отражения друг друга.
Сеньора ворчит под нос:
– На тебя, какашка, всю пенсию трачу… – и заходит в магазин для животных.
Я перевожу взгляд на табло аптеки и с радостью вижу: «+28». Лето выдохлось. Как же мы ждали эти дни! Наступает тот самый бархатный сезон, во время которого королевский двор переезжал к морю и менял меховые одежды на бархатные. Впрочем, в нашем городе бархат случится скорее в декабре, да и то ненадолго.
Навстречу идет утомленная женщина в ярком макияже и увесистых украшениях. Ее сарафан открывает взорам встречных пешеходов пышную грудь и сутулую спину. Дама, брезгливо и не разжимая губ, цедит по-русски тонкому прозрачному мальчику в длинных шортиках и беленькой футболочке:
– Как же ты надоел своим нытьем, ни за какие коврижки не поеду больше в такую жару… Вот! Смотри, магазин, купим мороженое.
Они заходят в мастерскую мотоциклов с милым названием «Госпиталь для мото». Мальчик, почему-то тонким басом, произносит:
– Как-то тут… намотоцикленно.
Улыбаясь, иду дальше, здороваюсь со знакомыми и иногда с незнакомцами. Присаживаюсь на лавочку в тени оливы дивного возраста, когда ствол уже потрескался и покрыт морщинами времени, а само дерево все еще плодоносит. Глубоко вдыхаю солоноватый воздух.
Из задумчивости выводит звенящий голос:
– А я вас узнала! Вы – Стрельцова.
Вздыхаю с улыбкой:
– Виновата.
Смеемся.
– Напишите мне что-нибудь, пожалуйста, я маме отдам. Она вас читает.
– А сама мама-то где?
– Она там, – машет мне десятилетняя обладательница серебряного голоска со взрослым лицом.
Вдалеке, под сенью другого дерева, сидит миловидная женщина в инвалидной коляске. Она смущенно машет рукою. Я подхожу к ней, здороваюсь. Она так улыбается, как будто увидела Баскова.
Мне неловко – ведь это внимание незаслуженное, я действительно так думаю. Прошу милых дам подождать немного и бегу в ближайшую локуторию – место, где можно воспользоваться компьютером, интернетом и принтером. Распечатываю первый попавшийся рассказ с сайта «Проза.ру», подписываю и возвращаюсь к ним.
– Вот. Возьмите, пожалуйста.
Наклоняюсь, чтобы обнять женщину в инвалидном кресле, и почему-то плачу.
Быстро прощаюсь и ухожу в сторону дома.
Послушайте, ради этого стоит жить!..
Случай на Меркадо Централь
Как уже все поняли, я обожаю возраст дожития испанских пенсионеров и их самих. Они живут в далеком от нас совершенном мире танцев с ходунками и утренних парикмахерских.
Изредка я покупаю что-то на центральном рынке Mercado Central. Выглядит старейший крытый рынок Аликанте скорее как музей, внутри поражая роскошью и разнообразием. А иногда и ценами.
В этот раз зависла в сырном.
Поскольку меня читает и санкционная территория, то опустим абзац про сыры. Хотя в тот день были скидки.
В очереди стояла за расчудесной сеньорой в розовом костюме в стиле «Твин Пикс» и в шляпке-таблетке такого же неподражаемого цвета. Небольшой устойчивый каблук ярко-фиолетовых босоножек сверкал прозрачным материалом, внутри которого, кажется, плавали рыбки. Педикюр изумрудный. Сумочка – оранжевая. Браслетов – девяносто два, по количеству ее дней рождения. Первый, как и полагается, подарили крестные, потом год за годом коллекция росла, пока их владелица не вышла замуж. Семья выдохнула с облегчением, передав право на дарение браслетов мужу.
Сеньора на учтивый вопрос молодого продавца-крепыша годков двадцати, что желает прекрасная, сразу перешла к делу:
– Моей внучке восемнадцать лет, она очень добрая девочка и унаследует мой чалет.
– Прекрасно, – ответил, улыбаясь в сорок три жемчужных зуба, продавец. – А в холодильник мы что положим?
– Так что я бы хотела сказать? Положим мы вот эти чудесные сырные закуски. Вы, кстати, какое вино предпочитаете?
– Сколько вам положить закусок?
– Вы бы хотели увидеть мою девочку? – сеньора достала небольшую замшевую книжечку, открыв ее, показала фото, на котором красовалась сбитенькая брюнетка с немного косящими глазками, но в целом – кровь с молоком.
– О-о-о! – вымолвил продавец. И добавил на весы еще полкило закусок.
– Боже, – прослезилась сеньора, – какой воспитанный мальчик, он понимает меня с полуслова!
Расплатившись, она достойно покинула место своего выступления, но, сделав два мелких шажочка, обернулась и сказала молодцу за прилавком:
– Я найду тебя в «Инстаграме»!
Продавец посмотрел на меня взглядом человека, который теперь видел в жизни все. Изобразив смешное понимание на лице, вставила свое слово:
– Она не теряет надежды никогда!
– Да-а-а! – рассмеялся он вместе со всей очередью.
Выйдя на воздух, я приостановилась на секунду, чтобы взглянуть на часы. Жаркий сухой воздух полуденного Аликанте сразу наполнил легкие и погнал быстрее в тень.
Я так и не научилась покидать рынок до солнечного всевластия. Все знают – вампирам солнце не слишком полезно.
Низкий с хрипотцой голос вывел меня из задумчивости:
– Вот вы! Да-да, я точно вижу, что вы – русская! Здравствуйте! Пожалуйста, помогите, погибаем, нас тут привезли и бросили на произвол судьбы. О боже, такое солнце, куда вам его столько?!
Две прилично пожилые дамы лишнего веса в ситцевых цветастых халатах несуразной длины – до середины икры, с пластиковыми пляжными сумками на согнутых руках, зонтом-мутантом от солнца наперевес в потрепанном чехле с бахромой и сложенным ржавым шезлонгом сверлили меня изможденными глазами. Одинаковые мужские короткие стрижки идеально подходили к тонким нарисованным бровям и пухленьким капризным губам цвета бордо. А складки на загривках предупреждали о бойцовском характере. Педикюра для них не существовало. У одной спиленные до основания ногти были покрыты йодом.
От дам чуть пахнуло перегаром.
Я улыбнулась:
– Чем вам помочь?
– Скажите, где море? Нас привезли и бросили!
– Море прямо по вот этой улице, – я махнула рукой, – и налево.
– Мы не найдем!
– Давайте я вам в телефоне проложу маршрут.
– Мы не умеем!
– Вон в том киоске продается карта города.
– Она дорогая. Нам не надо!
– Хорошо, я вас сейчас научу простой фразе: «Dуnde estб la playa de Postiguet?»
– Мы никогда это не выучим!
– У меня есть блокнот и ручка, я вам русскими буквами напишу: «Донде эста ла плайя дэ Постигет?»
– Мы не хотим! Вы что, ничего не понимаете?!
– Хотя бы интернет в ваших апартаментах есть?
– Толку-то… Мы им не пользуемся!
– Из принципа? Или личной неприязни? – раздражаясь, я вышла из зоны терпения.
– Не умеем! – хором гордо сказали соотечественницы и уставились на меня так, что подумалось, не снимают ли нас скрытой камерой. Показалось, что я им задолжала как минимум сопровождение по городу.
Еще раз слабо махнув в сторону моря рукою, попрощалась.
В спину прилетело ожидаемое:
– Ну, что я тебе говорила… Эти все, кто пооставалси, зазнавшиеся!
Перекинув зонт, как рыцарское копье на турнире, они двинулись вглубь рынка.
Обернувшись через плечо, одна из них крикнула мне:
– На том свете встретимся!
Шалунишка
Прежде чем продолжить еще не начатое повествование, напомню, что я – зеркало. Как и любое повидавшее виды стекло, люблю чудить и подглядывать. И сейчас постараюсь о-о-очень аккуратненько отразить…
Каждый понедельник и среду веду Капельку, мою младшую дочь, на английский и потом имею целый час свободного времени. Идти домой нет смысла, поэтому хожу, задабривая свой счетчик шагов. Я пишу о нем сейчас совсем шепотом, потому что Клара ужас как его невзлюбила и ревнует со всем размахом матросского танца «Яблочко». Она прозвала его «дурнев счетовод» и всячески оттачивает на нем сарказм.
«Счетовод» молчит, потому что отвлекаться от счета не прописано в программе.
В этот понедельник неспешно прогулялась в «Лидл», магазин еды и всякой всячины, и на обратном пути остановилась на светофоре у широкой улицы. У этого светофора есть маленькая хитрость: пешеходы должны сами нажимать на красную кнопку и ждать для себя зеленого сигнала. Но я все время про это забываю. В центре перекрестка красуется фонтан с живой скульптурой дракона. Да-да, настоящего дракона, обвитого породистым плющом, внутри бесконечно рассыпающихся мелких брызг.
Свежий ветер принес запах цветущих иудиных древ и свежескошенной травы.
И вот стою я на светофоре, стою… Долго стою, как вы уже поняли. А мимо идет крошечный… сказать больше – трогательный старичок. У него размер ноги меньше размера ножки моего маленького сына, горбик на спине обтянут белой рубашечкой в тонкую клеточку. Штанишки коротенькие, кожа прозрачная, каждую венку видно. И шляпа соломенная, залихватски заломленная с одного бока. И лицо такое… хитро-шаловливое. Хулиганистое, я бы даже сказала.
Старичок остановился около меня. Машин не было ни одной, но внезапно они двинулись сплошным потоком. А дедушка вдруг, недолго думая, крошечными шажками засеменил в самую гущу.
Все, конечно, остановились, пропуская хулиганишку, покачивая головами и посмеиваясь:
– Hombre! ¡No te apresures! Esperaremos! (Мужик, не спеши, мы подождем!)
Сзади раздался глубокий раздраженный вздох. Обернувшись, увидела спортивную велосипедистку непонятного возраста – мою ровесницу или чуть старше.
На русском, с аканьем, меня спросили:
– Вы что, не нажали кнопку?
– Нет. Простите… Я все время это забываю сделать!
– Забывает она… Столько времени потеряла!
– Я наблюдала за этим милым хулиганом, – показываю глазами на пешехода.
– Наглый, как все здешнее старичье! Как будто все им обязаны, вся жизнь в Испании для них!
Зажегся зеленый, и велосипедистка уехала с легкой пробуксовкой, а хулиганчик, он же «наглое старичье», приготовился переходить дорогу в обратную сторону, явно наслаждаясь процессом.
Подумалось, что ни фига у меня не получается отражать так, как всем бы понравилось.
Но раз уж все свои отражения я сдабриваю описаниями, то добавлю, что этим же днем видела, как одна женщина мыла светофор напротив моего дома.
Она оглянулась по сторонам, достала из аккуратной кожаной сумочки тряпочку-микрофибру, бутылочку с распылителем, поднялась на самые носочки, прыснула на выпуклые глаза светофора и быстро-быстро протерла их. После, не оглядываясь, ушла в сторону центра, а чистые глаза замигали часто-часто и переключились на зеленый свет.
Ло Морант
Розмарин после дождя сошел с ума, пахнет так, словно летит на Марс и никого не боится.
Северный русич силен привычками. Налетел шторм, разверзлось небо ливнями. Но лишь только не стало влаги, летящей вниз, тут же парк заполнила русская речь.
За пару кругов ко мне долетели обрывки фраз. Звонкий девичий голосок:
– Шишел-мышел-пернул-вышел… Тебе водить!
Двое серьезных мужчин с тяжелой походкой. Настолько плавной и весомой, что сразу хочется прыгнуть в кусты и замереть. Со вздохом:
– Не знаю, как теперь будем отмазываться…
Маленькая девочка в пушистой розовой кофточке, раскачиваясь на качельках:
– Бабушка, тебе холодно?
Бабушка с улыбкой:
– Холодно, внученька. У тебя-то кофточка теплая, а я налегке вышла.
– А тебе, бабулечка, моя кофточка мала. Ты хорошо кушала в детстве и выросла большая-пребольшая.
– Это так. А ты совсем плохо ела сегодня.
– Да, – со вздохом ответила девочка, – зато я дольше проношу эту кофточку.
Седина оттеняется круглыми деревянными серьгами, опускающимися до самых плеч. Невысокая мягкая дама, завернувшись в нежную шаль, совсем тихо шепчет в телефон: