Джек-потрошитель с Крещатика. Пятый провал - Лада Лузина 6 стр.


Чуб вошла в круглую комнату Башни и оторопела. Помещение заполонили множество труднообъяснимых предметов – стопки книг, ковчеги с мощами, банки с живыми жабами и саранчой. В центре на высоком деревянном кресле-троне с резной спинкой восседала Маша – обнаженная, как на шабаше, с распущенными рыжими волосами, сияющими вокруг ее головы золотым ореолом. Ее босые ноги покоились на людских черепах, в руках была миска с коливом мертвых, на шее сиял золотой Уроборус, цепь-змея, кусающая свой собственный хвост, а лицо прикрывала страшная полумаска из темной сморщенной кожи… И даже сквозь прорези для глаз Даша Чуб смогла углядеть в глазах младшей из Трех кричащее отчаяние.

Рядом с троном стражем стояла Глава Киевских ведьм – Василиса Андреевна. Сзади, над кроваткой Машиного сына, тенью высился Мир Красавицкий.

– Что тут происходит?! – выдохнула Даша.

– Ясная Пани просит вас всех подождать! – мигом оценив ситуацию, громко объявила Василиса посетителям Башни.

Слегка поклонившись прибывшей, Глава ведьм молча вышла из комнаты, оставив двух Киевиц выяснять отношения друг с другом.

– Миша болен, – Маша устало сняла страхолюдную полумаску, ее лицо было покойницки бледным. – И я не могу его исцелить. Я боюсь, что он…

– Но ты ведь умеешь оживлять? – предвосхитила несказанное Даша.

– Если я не смогла исцелить его, думаешь, я смогу его оживить? – скорбно спросила Маша. – Я схожу с ума, – с неестественным спокойствием признала она.

– Не похоже, – сумасшедшие в понимании Чуб были буйными, а Маша – окостеневшей, неподвижной, полумертвой.

– Они все несут и несут мне целительные средства, семейные заклятия, духов из вдовьего болота. Катя побежала искать за Городом черную траву.

– А это еще что за черепушки? – Чуб ткнула носком ботинка в чей-то облезлый череп.

– Не обижай их, не надо! – вскрикнула Маша. – Ведьмы несут мне своих предков-целителей… Они все сейчас здесь. Но Мише ничего не помогает! Еще немного, и я позволю убить в полночь черную кошку, убить нашего кота Бегемота, чтоб только помочь сыну… Я просто не знаю, что делать!

– А убийство кошки поможет?

– Конечно же, нет, – младшая надела рубашку, натянула свои потертые джинсы, кроссовки, ее жесты были заторможенными. – Наша сила – сила Земли и Неба. Но те, кто не умеют брать ее от Великой Матери, берут ее иначе… из боли, из страданий, из страха. У страха тоже есть огромная сила, в страхе обычный человек может перепрыгнуть двухметровый забор, избить и даже убить противника вдвое сильнее себя.

Даша вспомнила, как буквально пятнадцать минут назад страх и отчаяние позволили ей пройти без заклятия из Прошлого в Настоящее, и кивнула.

– Большая сила есть и у боли, и у смерти… оттого и возникла низшая черная магия, оттого в их ритуалах убивают животных, используют языки повешенных, засушенные руки воров, чрево блудниц… Но мы – другие, мы берем животворящую силу самой Земли, и она намного огромней и бесконечней.

– Чрево блудницы используют для черной магии? – уловила самое актуальное Даша. – И для чего?

– Не помню… прости… Я все думаю, вдруг это проклятие Врубеля? И все его дети гибнут еще в малолетстве?

«…за это Врубель и был наказан Городом, и сумасшествием, и смертью ребенка».

– Ну, уж нет! – опровергла Даша саму себя. – Наш Город, Киев, сам дал тебе твоего сына, а раз дал, не заберет. Скорее уж это проклятие Кылыны!

– Она приходила сюда… Это она наслала на Мишу болезнь. Ты что-то знаешь? Откуда ты пришла? – Маша наконец обратила внимание на Дашин «стимпанковский» наряд.

– Маша, прости меня, – покаянно опустила голову Чуб. – Я должна сказать… мы были в прошлом, в 1888 году… и там у Акнир роман с Врубелем… Хоть он любил тебя! И у меня есть доказательство, я его сфоткала. Но она как-то влюбила его в себя у меня за спиной… Мы пошли в Прошлое искать ее папу. А там Кылына, которая почти умерла оттого, что присушила себя к Врубелю. И все эти Провалля…

– Провалля? – Маша точно очнулась от летаргического сна. – Пожалуйста, расскажи по порядку!

Чуб начала подробный рассказ, тщетно стараясь не перепрыгивать с места на место. Маша тщетно старалась слушать ее, но то и дело оскальзывалась, проваливаясь в свои мысли, в отчаяние – уже бессмысленное, а потому еще более тяжкое и мучительное, ведь мысли порой все же зачищают от чувств, способных захлестнуть нас подобно океанскому цунами, снести нашу жизнь.

И было видно, что нет Маше сейчас дела ни до любви Врубеля, ни до его измены с Акнир, ни до угнетенного положения проституток и порядочных женщин – выслушав в пересказе обличительный монолог о клиторах, она лишь устало сказала:

– Что ты хочешь? Только в 1936 году из зоопарков Европы убрали все клетки с людьми. До того на черных, эскимосов, индейцев белые люди ходили смотреть, как на зверей. Нашей так называемой цивилизованности очень немного лет, да и существует она на относительно небольшой территории.

А дослушав, только и произнесла:

– Любопытно… у ведьм тоже есть свои суеверия. И они касаются наших святых. Раз Пятница – родня святой Параскеве, значит, зловредный Демон! Пусть простит меня Акнирам, но гулящего дня недели не существует. Пятница – день Великой Матери. У древних римлян – это день Афродиты-Венеры. По-английски friday – день Фрейи. У нас – день Макошь, Матери Земли. Столетья спустя от культа Великой Богини остался лишь мамин-день, когда ей следует оказывать почести. Отсюда и сказание о почитании двенадцати главных пятниц года. В древности дары Макошь приносили каждую пятницу, и жертвой богине плодородия был точно не пост, а нечто прямо противоположное…

– Секс? Тогда Пятница не могла наказывать за секс проституток!

Маша убежденно кивнула:

– Конечно, есть много историй о Пятнице, отрубившей у баб-непочетниц руки или даже содравшей с них кожу. Но наша Великая Мать точно не сводится к мелкому монстру в народном сознании. Пятницу, колющую людей веретеном, предлагаю забыть сразу, как и Демона Уго… А вот то, что Потрошитель вырезал чрево проституток, нарушавших пятничный запрет – оригинальная версия. Человек, фанатично уверовавший в пятничный календарь, вполне может оказаться убийцей.

Чуб вспомнила чересчур боголюбивого швейцара того самого псевдопорядочного дома, где слишком хорошо знали Ирку Косую, где последний раз видели малышку Елену, но отработать данную версию не успела.

– Или не-человек, – добавила Маша, – знающий, что на Великую Пятницу можно зачать разрушителя мира. Ведь кто-то ходит за вами – два покойника, о которых рассказал Котарбинский. Кто они на самом деле, что они пытались сказать тебе, почему один замолчал – вот настоящий вопрос!

– Так моя, прости господи, пихва никому жить не мешает? – уточнила с облегчением Даша.

– Этого я не говорила, – разочаровала ее младшая из Киевиц. – В нашей Книге нет подобных ритуалов, но часто народные верования сохраняют древние знания лучше магических книг… А в народных сказаниях, и не только украинских, есть много историй о плотоядной вагине с зубами. Если половой акт был частью ритуала в честь Великой Богини, заниматься им в пятницу могли только верховные жрицы… Мы не знаем, с какой целью. Но ты Киевица, одна из жриц… лучше воздержись пока от любовных контактов. Если решишь проверять, проверяй хотя бы на ком-то дурном. Ой, что я говорю… постарайся не убить никого, пока мы не разберемся, не ты ли Пятый Провал на тот свет. И хорошо, что ты спросила. Я вспомнила, для чего в черной магии используют чрево блудницы. Чтобы открыть проход в мир иной.

– Это я – типа блудница? Да я, между прочим, почти полгода ни с кем!.. Скоро девственницей буду считаться почти.

– Вот и прекрасно. Просто продолжай в том же духе.

– А может, дело вообще не в сексе, а исключительно в делании детей? Не знаю, как пояснить, но все крутится вокруг них: и Уго, и Ира Косая с дочкой, и «русалка» с изувером-отцом, и Акнир, зачатая на Пятницу в Пятнице… и вот теперь твой ребенок.

Маша подошла к кроватке сына, посмотрела на спящего Мишу, потрогала его горячий лоб и сделала глубокий вдох – точно силком старалась вдохнуть в себя побольше силы – надежды и жизни.

– Прости, что я гружу тебя этим! – виновато сказала Землепотрясная Даша. – Сейчас, когда тебе так плохо.

– Наоборот, ты очень мне помогаешь. Ты, как обычно, сдвинула все с мертвой точки, до твоего появления я не знала, что делать… Когда Кылына пришла ко мне, она сказала: «Владимирский… твое… Провалля…» Я сразу побежала во Владимирский, но ничего не нашла там.

– А если Владимирский – тоже Провалля? Это объясняет, почему Акнир как провалилась там! Это, наверное, какой-нибудь Девятый Провал?

– Не уверена…

– А ты в курсе, что за хрень такая вообще, все Провалля? Почему у нас дырки в мироздании?

– По той же причине, по которой мы, Киевицы, хранительницы Киева, живем именно тут, в Башне на Ярославовом Валу, 1. А Башня высится именно на этом месте. Где твоя метла? – Маша достала из кладовой теплую куртку.

– Нам нужно куда-то слетать? Я сейчас и без нее обхожусь, натренировалась, пока выступала в цирке.

Даша достала из кармана дезодорант, мазнула им себя и подругу. Спросила:

– Куда летим?

– Дай мне руку.

Чуб подошла к Маше и протянула свою ладонь – та крепко сжала ее, ладошка младшей Киевицы была крепкой, сухой, и это порадовало Дашу, подруга не собиралась сдаваться.

– Это и мне поможет, – обратилась она к молчаливому привидению Мира, не отходившему от колыбели малыша, тот кивнул в ответ, поощряя ее. – Мне нужно хоть на миг перестать думать о сыне, очистить голову, и тогда решение придет само… как ты пришла ко мне. Ты хочешь узнать, что такое Провалля? Это легче показать, чем сказать.

Маша вывела свою товарку на балкон без перил, молча указала на розовые и помпезные, как киевский торт, излишне декоративные «Золотые ворота», прочитала заклятие, щелкнула пальцами и приказала:

– Летим!



Неизвестный день, неизвестный год,

неизвестное столетие

Ветер вцепился Даше в волосы, сбил набок прическу, беспардонно приподнял ее приличную юбку до самых бедер.

Взлетев над Ярославовым Валом, Киевицы приземлились совсем рядом – всего в ста метрах от Башни… Но Город изменился не на сотню – на тысячу лет!

«Золотые ворота» по-прежнему стояли на месте, но само место стало неузнаваемым – с двух сторон от ворот выросла непреодолимая преграда. Маша и Даша приземлились на крыше высокого и крутого вала, окружавшего Киев в XI веке. На рукотворной земляной преграде, высотой примерно в два этажа, было возведено еще одно укрепление – длинная бревенчатая стена, двухэтажная, с бойницами сверху, увенчанная треугольной крышей, казавшаяся еще выше оттого, что внизу под валом плескался глубокий ров с темной водой.

Здесь, за «Золотыми воротами», за защитным валом, заканчивался древний Киев.

– Мы живем там, где испокон веков обитали защитницы Города – на улице Ярославов Вал, – сказала Маша, – раньше она именовалась Большой Подвальной… поскольку была построена прямо под валом. Знаменитым валом Ярослава Мудрого, которым князь оградил свой град от врагов.

Чуб посмотрела вниз. Тут, в XI веке, было отчетливо видно то, что скрывалось в ХХ за стенами высоких домов – как за пределами вала земля словно проваливалась вниз… и будущая улица Богдана Хмельницкого и будущий бульвар Шевченко, и будущий Анатомический театр и будущий Владимирской собор лежали глубоко внизу – в первом Провале, а Киев ниспадал ступенями все глубже и ниже, к будущему проспекту Победы, будущему Ботаническому саду, будущему железнодорожному вокзалу.

– Коли так, Владимирский таки тоже Провалля! – сделала вывод Чуб.

Сейчас она воочию увидела, что древнейший, княжеский Киев не зря назывался Верхним Городом – а их Башня стоит на наивысшей точке града.

– А улица Мало-Подвальная тоже на месте вала? – логично продолжила Даша.

– Вот именно… Мы можем перелететь через ворота? – спросила Маша, не слишком преуспевшая в высшем ведьмацком пилотаже.

– Легко, – Чуб вновь взяла ее за руку.

Словно птицы, они перенеслись через крест полукруглого купола надвратной церкви Богоматери, венчающий «Золотые ворота», – и оказались на другой части вала.

– Ух ты, прикольно! – Даша невольно вытянула шею, стараясь рассмотреть все подробности жизни древнего Города.

От главных златых врат шла широкая мощенная деревом улица к следующим вратам – в княжеский Киев. А там, где в их времени были прочерчены Золотоворотская, Яр Вал и Владимирская, поместился сейчас сказочный бревенчатый Город, множество деревянных домиков и теремов в один и даже два этажа, с крылечками, двориками, огороженными ладным частоколом. В одной из построек горел огонь, вовсю трудился кузнец, выделывая молотом будущий щит или меч… Между дворами и зданиями сновали люди в длинных холщовых рубахах и платьях, в кольчугах, и даже шубах – в древнем Киеве тоже царила осень. С внутренней стороны вала бежал широкий ручей, кожевники мочили в нем кожу. Две лошади – рыжая и белая, пили воду, их хозяин, ужасающе бородатый и широкоплечий, ласково поглаживал бок одной из них, приговаривая что-то, и вдруг поднял голову вверх, прищурился, глядя прямо на залетных ведьм.

– А он не пальнет в нас из лука? – спросила Чуб.

– Я так и не отыскала заклинание «невидима и свободна», – со слабой улыбкой сказала Маша. – Но есть не хуже – «хамелеон».

– Так он нас видит или нет?

– Он видит не нас, а двух сорок. Правда, в сорок киевляне тоже любили стрелять. Их считали ведьмами, и не без оснований, – Машино лицо посветлело.

Легко передвигая невесомое тело, она двинулась по гребню крыши в сторону еще не существующей площади Независимости, жестом предлагая второй «птице» идти за собой.

«Странные мы, пешеходные сороки какие-то», – проказливо подумала Чуб.

Как ни странно, ей очень нравилось здесь. В отличие от Прошлого 1888 года, древнейший Киев манил ее своей «настоящестью», неизвестной ей скрытой силой.

– Теперь мы идем как раз над будущей улицей Мало-Провальной, – сказала Маша некоторое время спустя. – А дальше вал пройдет по будущей улице Козье болото – до площади с таким же названием…

– Так все Провалля находится на месте защитного вала?

Чуб снова посмотрела назад – за стену. К «Золотым воротам» змеилась дорога, сейчас на ней не было ни караванов, ни даже одиноких всадников. Ворота были закрыты, поднят подъемный мост, и где-то вдалеке на солнце змеилась, мерцала в осеннем солнце еще полноводная река Лебедь.

– Не на месте вала, а за ним, – сказала Маша. – Святой Город был защищен стеной. Но все, что находилось за стенами, не было святым. И когда враги штурмовали эти стены, они падали мертвыми в Провалля, и когда друзья оказывались врагами, их казнили и сбрасывали с этих стен, и их головы сажали на колья у этих стен, чтобы разграничить рай и ад…

– Так все, что за стенами древнего Киева, – ад?

– Для кого-то это стало адом… При Ярославе в Киеве жило семьдесят, а может, и сто тысяч людей, после нашествия Батыя в Городе осталось две тысячи. Ты хоть понимаешь, сколько там притаилось смертей? – показала Маша на темную стоячую воду глубокого защитного рва.

И вода, скрывающая ров, вдруг показалась Чуб истинным входом в ад… было сто тысяч… осталось две… и еще тысячи убитых врагов… и все они покоятся там?

Маша покачала головой:

– Провалля – не ад. Но, что посеешь, то и пожнешь. И за пару столетий Провалля, и ров за стенами Города, и яр за ним успели стать чашей смертей, чашей боли и чашей отчаяния… Кстати, Драбские врата, сквозь которые в Киев вошел хан Батый, стояли как раз на месте вашего цирка.

Даша вздрогнула и на миг закрыла глаза – точно опять заглянула в страшную, наполненную кипящей адской лавой чашу Мистрисс Фей Эббот. Не души ли павших у Драбских врат она видела в той златой чаше на толстой витой ножке?

Назад Дальше