Ветер кроны лизнул и иссяк,
Чтобы вновь пронестись по долине.
Дождик взял и прошел, как босяк,
Замерев в кружевах паутины…
***
Пыль времени осела на пейзаж.
Проходит день бесповоротно наш.
Пугаешься возврата в тишину
И в старую, случайную вину.
Прощенье не озвучено пока,
Прощанье прозвучало свысока,
Последний иероглиф смыт волной
И новой необъявленной виной.
***
Напустит туман
осенняя снежная пудра,
день спрячется мудро
в помои из сплетен,
но будет по-своему светел.
Учителя
Как одиноко падал город
В непредсказуемость ночи.
Я помню, как сгущался холод
И как он жить меня учил.
Луна монетой серебрилась,
Глядела в лужи-зеркала.
Она тоске меня учила,
И я вникала, как могла.
Напоминали перец чили
Слова, звучавшие в бреду.
Они страданию учили,
Имея божий дар в виду.
***
Гудит эфир.
Лучи коснулись окон.
Упал последний локон,
и целый мир
упрямо-однобокий
уже забыли боги
под звуки лир.
Подспудно, ненароком
выходит горечь боком.
Ни с чем факир.
За ругани потоком
звучат другие строки.
В золе мундир.
Вы скажете – жестоко,
но в мире одиноких
чума и пир.
***
Уже не считаю нужным
тебя оправдывать;
уже не считаю нужным
тебя любить;
уже не считаю нужным
тебя обманывать;
уже не считаю нужным
тебя корить.
Уже не считаю нужным
тебя.
***
То ли я не сказала «да»,
То ли ты мне ответил «нет».
То ли паром ушла вода,
То ли камнем лежит на дне
Твой паром. Жаль немного мне,
Что не слышала я тогда
Твоего рокового «нет»
На мое холостое «да».
***
Забываются сны,
Предвещавшие мне тебя,
Забываются дни,
Что остались в немых тенях.
Годы снова берут,
И не только свое, увы.
Поддается перу
Лишь последний абзац главы.
Забывается миг,
Подаривший в ночи крыла.
Забывается крик,
За которым любовь была.
Солнце молча палит,
Невзирая на цвет ружья,
Тихо плачет Лилит –
Луноликая тень моя.
Забывается мост,
По которому шла любовь,
Забывается гость,
Испугавшийся теплых слов.
Все худей календарь,
Все нахальней судьбы счета.
На удар – вновь удар,
А в запасе побед тщета.
***
Занавеска клеткою рябила,
Кружева сливались с бахромой,
Детство незаметно проходило
Белой незапятнанной тесьмой.
До сих пор все та же занавеска
С выцветше-поблекшей белизной.
На нее тепло смотрю, по-детски.
А за ней окно. За ним темно.
***
Вечер, ветер, шум шагов,
Лунный кокон вяло светит,
Серый ворох стен-оков
Вьет веревочные плети.
Хлест дрожащего белья
Нагнетает беспокойство,
Тени черные манят
С нарастающим упорством.
Темнота еще темней,
Глубже вырытые ямы
В окружении камней
Предрешенной кары-кармы.
***
Почему-то боюсь не успеть
Дописать, досказать, допеть.
То ли виден конец пути,
То ли все уже позади.
Почему-то боюсь понять,
Что уже не нужна себе.
Я пытаюсь душе солгать,
Имитируя взмах-разбег.
Почему-то боюсь не тьмы,
А чего-то, что режет слух.
Я и ТЫ не сложились в МЫ
В этом мире навозных мух.
Почему-то боюсь весны,
Рамок времени, что тесны.
Мемуары – удел не мой.
Мне пора. Мне пора домой.
***
ико да ара ико ра
ико эрти арараоба,
маграм ар ицода
ром ико1.
Жил да был.
Да не знал, что был,
потому что
знать было незачем.
А чемпионами
пустые звуки не становятся.
Ищите связь.
И да обрящете вы знание себя!..
А торжество над ничтожеством
вредно для репутации.
(человека и целой нации)
***
осенний медленный стриптиз
в ночной вуали
туман задумчиво повис
прикрыв детали
при новостройках старина
дворов гниющих
вдоль колеи судьба видна
кофейной гущи
***
Шаги отмерены безумством.
Вне – предначертанная ложь.
В своих глазах цинично-грустных
Ты вряд ли след слезы найдешь.
И в самой смелой из попыток
Я не рискну дразнить твой блеф.
Клубком пушисто-красных ниток
Я подкачусь, мой светский лев.
Игра, приправленная шармом,
Сведет на нет или с ума.
Сегодня ты в моей программе.
Когда уйти, решу сама.
***
Что стоит устоять среди устоев?
Немало нервов.
Суть давно в вещах.
И то, что хлам пока ценнее духа,
Не удивительно.
Уместней не вздыхать,
А называть процесс
Закономерным.
И дальше спать,
Приемлемость ценя
Дороже чувств,
Пропитанных слезами.
Таков закон навязанной привычки.
Суют тебе буклет суетных лет,
И ты, его рекламами питаясь,
Теряешь то, что крыльями звалось.
И, этого надежно не заметив,
Ты снова уповаешь на авось…
***
Судьбы отрывистые кадры
За 20 утренних секунд
Вдруг показали, где мне рады
И где меня уже не ждут.
А сколько было дружелюбий,
Попыток искренно сиять.
Их принимала честно, тупо,
Как недолюбленный паяц.
Вся эта прелесть маскарада
Так часто в тень мою рвалась,
Что даже громкая награда
Напоминала чистый фарс.
Мне снова снятся полумеры
И вдоль ручья туман седой.
Квадраты, втиснутые в сферы,
Своей пугают чередой.
Тоска, одетая в улыбку,
Бросает вскользь “пока-пока!”
На почве сумеречно-зыбкой.
Мерещит свет от маяка.
Всего лишь сон. Контачат нервы
В подкорке спящей головы.
Вдоль мыслеформ души посевы
И фраза сына: «Все мертвы».
Ему тогда всего два года.
Он только начал говорить.
За шторой чудная погода…
В «Что, где, когда» объявлен блиц.
***
Опять позднеет слишком рано.
Теряет фору время дня.
Когда-нибудь оно старанит
И превзойдет само себя.
Когда-нибудь и я поставлю
Другую цель на потолке
И, обнаружив рядом грабли,
В одном их вышвырну рывке.
Пока же все покажет время.
Заказы брошены в астрал.
Любви наваристая тема
Всегда приливна и остра.
Другие темы, вне сомненья,
Врываться будут в прозу дум,
Но, если надо, на коленях
До алтаря любви дойду.
***
Для чего?
Почему?
Зачем?
Не для прессы.
«Почем свобода?» –
Было выбито на мече.
Отвечали не словом – делом.
Вывод где-то
В другом ключе.
Выход там же.
И он ничей.
***
Мне скоро стукнет…
Что ни говори,
А сороковка тихо подкатила.
Горят у дома робко фонари…
Все та же тесноватая квартира…
Все те же улицы, аптеки, грязный двор,
Попытки выйти жгуче-тупиковы,
Судьбины неизменный приговор
Меняет и перчатки, и оковы.
Мне скоро сорок.
Как ни тормози,
Уже саней скольженье не замедлить.
На вираже ушедших в Лету зим
Я все еще твержу: «мне 29».
***
На крыльях, на иголках, на словах,
На шум дождя ответные напевы…
На этом свете пишется глава
Под номером давно уже не первым.
На ниве, на пороге, на лету
Ловлю намеки снившегося лета.
Ах, если бы вчера была в цвету
Несущаяся в ночь седая Лета.
На веру, наудачу и назло
Напрасное желание томится,
Пуская настроение на слом,
Но хочет видеть лики в спящих лицах.
На долю, на дыбы, на шаг, на кон.
Каких ходов не сделано под мухой?!
Казалось, убежали далеко.
Ан нет, стоим. И жадно верим слухам.
На грех, на совесть, навзничь, на ура,
На «хоть бы хны» и пару слов покруче
До самого не раннего утра
Мы снова поднимаемся по круче.
Навзрыд, на вкус, на цвет, наперебой
Взрываем гнев у входа в безмятежность.
И злобно обитаем над средой,
Искусственно внося в искусство свежесть.
На ощупь, напоказ и на ходу
Паркуемся за резким поворотом.
Меняя доминошек череду
На струнный строй, дающий фору нотам.
На «Вы» мы перейдем, наверняка,
Поскольку ты упрямо малодушен.
Все суше и беспочвенней тоска
Вдоль кораблей, ржавеющих на суше.
На память дай мне слово наяву
И перестань так жалко жалить стёбом.
Наивно наобум не позову,
Зачем давить напраслиной на нёбо?
Прими меня обильно натощак
И поперхнись, чтоб мало не казалось.
И пусть звенит насмешкою в ушах
Моя самодостаточная жалость.
***
Замедленная съемка волнореза
Оставила свой след как тема дня,
Задетая бездарно желтой прессой,
Где стало опечаткой слово «я».
Идет волна большая, с белым гребнем,
И падает всем весом на бетон.
Мелькнула мысль об отдыхе, о летнем.
О тщетности подумалось потом.
Вода сползла, втянулась и набухла,
Переросла разбитую волну
И вновь пошла на «нож», как символ духа,
Зовущего напрасно на войну.
Смотрела зачарованно, следила
За тем, как буй картину дополнял.
Рождалось пониманье слова «сила»,
Которой нет сегодня у меня.
Я есть волна, и я же режу волны,
А бурый буй, как блеф моей судьбы,
Похожей на стакан, отчасти полный
Не смыслом жизни – фразой «если бы…»
***
На междометиях
беседа состоялась,
но дальше не пошло.
В карман полезли,
но даже там
мы слов не наскребли.
Пожав плечами,
слабо отшутились,
а дальше – больше –
молча разошлись.
На страницах суеты
1
С поверхности мира
испаряется человечность,
и некого попросить…
(Вы снова о деньгах? Тогда простите.
Я о другом).
Листая дни беспечно,
свернулся год,
свою собравши дань.
И пропустить хотелось бы уроки
суровой жизни,
вечно задающей
не те вопросы и тона не те.
Разлад всегда готов, как выстраданный принцип,
как никому не нужная война (полов, т.д., т.п.)
И то, что где-то мир возможен,
уже не факт, а логика утопий,
бравурный звон словесной пустоты.
2
И то, что свет накладно электричен,
не значит, что светлеет темнота.
Ночную глушь тревожа фейерверком,
цепляем небо искрами и лжем
самим себе, спасая в сердце радость
и воскрешая веру в чудеса.
Но человечность этим не спасти.
Она уже в последний свой круиз
отправилась
на лайнере.
Удобно
кричать о безответственности слуг.
Но ничего так просто не уходит,
когда клеймо впечатано уже
в раскрученную ленту новостей.
***
Расцвечен Восток рассветом,
Разум пресен, слегка рассеян.
Наслаждайтесь живым моментом,
Книжники и фарисеи!
Подо льдом притаились раки.
Подлецам не нужна Расея.
Упивайтесь чужим подарком,
Книжники и фарисеи!
Распушился апрельский воздух,
Позабыты убийцы-сели.
Вы несетесь, не зная броду,
Книжники и фарисеи!
Колыбель не колеблют руки,
Нет у грешников Моисея.
За собой застолбили флюгер
Книжники и фарисеи…
В полуметре от полноты
Полу-ангел – полудемон
Полусонной пустоты
Полушепотом читает
Полуночные черты.
В полусладком винном граде
Монотонных полумер
Он стоит на полустанке –
Полуголый лицемер.
Полутонно звук роняет
Полоумная гроза
Скрипка ветра дразнит скрипом.
Дверь опять закрыть нельзя.
В полукруге недосказов
Не до сказок малышам.
Тесен кров у полукровки,
Но полна его душа.
И за ней приходит демон,
Пряча ангела в тени.
В полушария одеты
Приглушенные огни.
В полушубке прогулялась
Полуправда вдоль окна.
В полутьме скопила силы,
Чтобы капать допоздна.
То ли пуст наполовину,
То ли полон тот стакан.
Ночь сольет воды немного,
Переполнив океан.
То ли ангел, то ли демон,
Полукругом срезав путь,
Получить не сможет душу,
Но успеет обмануть.
***
Не слышит разум сердца моего
(Высший Разум),
Ибо глупое оно
(сердце).
И мне жаль его
(Высший Разум),
Ибо сила в глупости его
(сердца).
Где твое сердце, Разум?
Не в наших ли глупых сердцах?
***
Без поллитры
не разобрать,
что можно,
что нельзя
брать
братьям у
братьев.
Убрать ген
взятия (Бастилии)!
***
Не проси о прощении, демон.
Мне ли мелом чертить на белье?
Ты моя ярко-серая тема,
Ты мой чертик на черном коне.
Не проси не забыть. Не забуду,
Мне ли временем сердце лечить?
Ты мой искренний, верный Иуда,
Раздающий чужие ключи.
Я прошу не просить о прощенье.
Мне ли что-то тебе обещать?
Ты осколок, оправленный тенью,
Что разрезал души моей гладь.
Не дави откровеньем на жалость.
Мне ли мелочь ловить на мели?
Черно-белая пленка осталась.
Сценарист с режиссером ушли.
***
Когда за дверью океан,
А за окном решетка,
Ты можешь думать, что обман
Всего лишь сон короткий.
Но вывод, как ты ни крути,
Не даст тебе свободы.
Есть нечто где-то впереди,
Не знающее брода.
Дорога может выпить ночь
Из чаши горизонта,
Чтоб шаг за шагом превозмочь
Стремление к полету.
Но ты останешься ни с чем,
Предчувствием гонимый,
Ты будешь к сердцу глух и нем,
Как гений пантомимы.
Плешивый лес твоих границ
Давно усеян пнями,
И в мире преданных темниц
Ты зря меняешь рамы.
***
Удалю-ка тебя дэлетом,
В одночасье стерев все файлы.
Это сделать могла бы летом,
Чтобы ты оставался тайной.
Но, увы, прочитала коды,
Разгадала пароли мая
И на сайте своей свободы
Обозначила клик «жива я!»
***
Окно подсказало,
куда и когда мне смотреть,
каким облакам
доверить невнятную тайну.
Оно приоткрылось,
а солнца горячая медь
осталась у неба в кармане.
Усталость клубилась
у клуба седых печалей…
Отчалить отважились мысли
о девственной тьме.
Другие удачно
почти безнадежно отстали.
К виску указательный тянется…
Кто здесь в уме?
Бокал
Дремал в бокале солнца свет
И радугой сверкал.
Хотел быть полным он, но нет –
Пустым стоял бокал.
Он помнил игры пузырьков,
Коктейля аромат,
И привкус соли был знаком,
И трубочек парад;
Лимона дольки помнил он
И кубики из льда.
Однажды звякнуло о дно
Кольцо при слове «Да!»
Бокал бывал на вечерах
Красивых VIP-персон,
При самых выспренних словах
Дарил хрустальный звон.
Он видел много ярких губ,
Что жаждали вина.
Впитал он смех, дыханье, гул
И выкрик «пей до дна!»
Без дела он почти что год –
Примечания
1
С груз. «жило-было одно ничтожество, но не знало, что оно было».