Тем временем старейшина Копьё, расположившись у центральной мачты, раздавал воинам вяленое мясо и финики. Брали с запасом, на несколько дней – на случай если поход затянется.
Вскоре корабли вышли из гавани Кадма, моряки подняли большой центральный парус, и гребцы с облегчением вытащили из воды вёсла.
Пескарь с трепетом отмечал всё усиливающуюся качку.
После того как воины поели, Копьё собрал их вокруг себя. С помощью кстати подвернувшейся верёвки он изобразил на палубе форму острова Раадос.
– Мы подойдем к острову к вечеру, – рассказывал старейшина. – Вот здесь, с восточной стороны широкой части острова, находится город раадосцев Дос. Мы подойдем вот к этой, южной узкой оконечности Раадоса. Только там есть пляж, подходящий для высадки и одновременно достаточно удаленный от города, чтобы постоянно не охраняться. Мы и человек пятьдесят кадмийцев высадимся здесь, поднимемся в горы Раадоса, укрепимся и будем ждать до утра. Корабли кадмийцев в это время блокируют порт Доса. Утром мы подойдем к стенам Доса и пойдём на штурм. Если, конечно, их воины не решатся выйти нам навстречу, чтобы принять бой на открытом месте.
– Хайи! – не сговариваясь воскликнули воины, готовые хоть сейчас встретить врага в чистом поле.
– Стены Доса невысокие, в основном это просто деревянный частокол. Ворота, как говорят, хлипенькие – скорее калитки, чтобы козы, свиньи и рабы не разбегались. Надо будет вырубить подходящий таран, и мы легко ворвемся в город. В этот момент кадмийцы должны начать трубить в рога – это будет сигнал для кораблей высадить воинов в порту. Ударив с двух сторон, мы должны легко их одолеть. Убивать всех, кто окажет сопротивление. Но тех, кто сдастся, царь Василий просил не трогать. То ли рассчитывает разжиться рабами в этом походе, то ли ещё что. В общем, всех пленных сдавать их воеводе Турупу, нам они ни к чему. А прочие ценности распределяются по законам войны – кто первый взял, тот и владей. Так что всё, что возьмут себе воины Грома – то наше; скидываем в общий котёл, а потом делим по обычаю.
– Хайи! – снова радостно поддержали воины.
– Ну, а хватит ли двух кораблей? Ну, чтобы блокировать порт? – спросил один из опытных воинов по имени Древко.
Копьё пожал плечами.
– Туруп и Василий говорят, что хватит. Их новые трёхгребные галеры построены по самым лучшим образцам боевых кораблей Оксоса. А оксосцы – лучшие мореплаватели во всем мире. Царь уверял нас, что у раадосцев есть только штук пять одногребных галер – старинные пятидесятивёсельники, на таких ещё во времена Геллака плавали. Они меньше размером и раза в полтора медленнее, чем трёхгребные. Да ещё несколько круглых торговых кораблей, у которых только паруса и нет ни таранов, ни вёсел.
– А сколько всего воинов в Досе? – подал голос другой воин, Самшит.
– Это толком непонятно, – ответил Копьё. – Царь Василий говорит, что город довольно большой, много больше нашего Города-в-Долине. Но воинов у них не так много, всего человек сто пятьдесят-двести вместе с мальцами.
– Как же это может быть?! – возмутился Самшит. – В Городе-в-Долине никогда не было меньше двухсот копий, а с пацанами и стариками все четыреста будет!
– Кадмийцы меряют всех по себе, – вступил в разговор Рубач. – У них оружие способен держать дай боги каждый третий мужчина. Но, сколько я помню, раадосцы больше похожи на нас, чем на них. Так что, глядишь, окажется, что где сто пятьдесят – там и триста.
– Правда, в Досе много рабов, – отметил старейшина Силач. – Причем большая часть – кадмийцы.
– Не так важно, сколько воинов у врага, как то, насколько они хороши, – негромко сказал Рубач. – А всего важнее – кто ими командует. Царь Раадоса Поликарп – достойный противник. Но куда опаснее его сын Фемистокл. Этот воевода одержал много побед и на суше, и на море, он хитёр и доблестен. Раадосцы его любят и готовы драться ради него до последней капли крови.
– Они будут защищать родную землю, свой дом, – добавил Копьё. – Такого врага нельзя недооценивать.
– Сколько бы ни было врагов, и кто бы ими ни командовал – им не выстоять против воинов Грома! – не удержался и встрял в разговор взрослых Пескарь.
– Хайи! – воскликнули воины, и кто-то одобрительно постучал юношу по плечу. На этом военный совет и завершился.
Корабль споро летел по волнам. Вскоре Кадм обратился лишь слабо различимой тенью вдали. Пескарь наконец немного привык к качке, и уже не так боялся, поскользнувшись, выпорхнуть за борт.
Он нашел себе место ближе к носу корабля и любовался тем, как вылетают из моря и снова падают в воду летучие рыбы.
– Надо же, рыбы с крыльями! – восхитился Пескарь. – Полурыбы-полуптицы! Ну и кто теперь будет сомневаться, что кентавры и гарпии бывают?
Тучи окончательно рассеялись, и Пробудившийся в полную силу царил в небесах. Несколько раз корабли проплывали мимо рыбацких лодок, с которых воинам приветственно махали кадмийские рыбаки.
Море снова было другим, одновременно близким и далёким. Яркие блики вспыхивали по всей его поверхности, ярче любого золота или серебра, и Пескарь не мог оторвать взгляда от этого мерцания, усыпавшего всепоглощающую глубокую синеву. Юноша начал потихоньку привыкать к освежающему влажному запаху. И даже попробовал представить себя Геллаком, великим героем древности, плывущим на свою первую битву с морским чудовищем Кракеном, топившим корабли. Совсем как раадосские пираты.
Вдруг на корме раздался радостный крик:
– Наяды! Смотрите, смотрите, русалки плывут!
– Добрый знак, – сказал незнакомый кадмиец, сидевший поблизости от Пескаря на гребной банке.
Вскоре Пескарь увидел их. Русалки формой походили на рыб, разве что их тела были намного толще. Головы, похожие на голову собаки, оканчивались длинными носами, в которых помещались улыбающиеся рты со множеством маленьких, но на вид очень острых зубов.
Пескарь сразу отметил, что хвосты наяд были вытянуты не сверху вниз, как у рыб, а слева направо. Это позволяло им, разогнавшись под водой, выпрыгивать высоко в воздух и чуть ли не зависать в нем – так, чтобы мореплаватели могли хорошенько их разглядеть.
Скорее всего, русалки легко могли бы обогнать людские корабли – но просто не хотели этого делать. Он плыли параллельным курсом, то и дело весело выпрыгивая из воды и радостно вереща: «Тирри! Тирри!»
– Что они говорят? – спросил Пескарь у соседа-кадмийца.
– Я не знаю, – улыбнулся тот. – Говорят, в Оксосе и Патамосе есть толмачи, умеющие разговаривать по-рыбьи. Но в наших местах я таких не встречал.
– Тирри! Тирри! – изо всех сил закричал в ответ русалкам Пескарь, пытаясь подражать их интонациям и произношению. Одна из наяд подплыла к самому борту и, удерживая ту же скорость, что и корабль, с любопытством поглядела на Пескаря. Глаза у неё были совсем человеческие.
– Тирри-лирри! – сказала русалка, и Пескарю почудилась в этой фразе вопросительная интонация.
– Как бы я хотел поговорить с вами! – восхищённо прошептал юноша. – Тирри-пескаррь! – крикнул он в ответ.
– Тирри-перри, – ответила наяда, широко улыбнулась зубастым ртом, что-то прощелкала в довесок и уплыла далеко вперед.
– Как думаешь, они нас понимают? – спросил Пескарь кадмийца. Тот пожал плечами:
– Почему бы и нет? Просто им, наверное, не о чем с нами говорить. У нас ведь так мало общего. Время от времени подплывут поздороваться и снова пропадают в море.
Действительно, вскоре наяды отстали от корабля, вернувшись к своим таинственным подводным делам. А Пескарь немного загрустил, позабыв даже о грядущей битве.
11
Око Пробудившегося было еще довольно высоко, когда Раадос из бесформенного пятна на горизонте превратился в горную гряду. Корабли шли быстро, и остров рос на глазах.
Рулевой то и дело подавал команды, направляя нос судна к южному пляжу. Когда до берега оставалось всего несколько стадиев, матросы убрали парус и снова сели на весла. «Косатка» и «Крокодил» шли рядом, борт к борту. Пустынный песчаный пляж, окаймлённый скалами, стремительно приближался.
Заприметив гигантских деревянных чудовищ, длинношеие морские птицы на камнях принялись обеспокоенно галдеть, а потом разом снялись с места и нестройной гурьбой полетели над самой водой куда-то за западный мыс.
– Схватись! – прокричал рулевой, и матросы несколько раз повторили приказ. Пескарь изо всех сил вцепился в борт, и вовремя – тут же последовал резкий удар, от которого он непременно вылетел бы наружу, если бы не подстраховался.
Галера проскрежетала по песку и остановилась, на четверть выскочив на сушу.
– На берег! – скомандовал Рубач. – И на этот раз скиньте мне лестницу, дармоеды!
Пескарь, толкаясь среди соратников, подобрал в куче снаряжения свое оружие и заплечный мешок, закинул щит за плечо и, стараясь не запутаться, осторожно полез вниз.
Ощущать босыми ногами прочную, не шатающуюся из стороны в сторону землю, даже если это был расползающийся мелкий песок, было необычайно приятно. «Всё-таки люди не рыбы», – пришла в голову Пескарю очевидная мысль.
– В линию! – скомандовал Рубач, и воины Города-в-Долине выстроились в боевом порядке на песке, чтобы в случае необходимости предотвратить неожиданную атаку – выставив перед собой щиты, но пока что держа копья уткнутыми противовесом в землю.
В это время с «Косатки» спустились несколько десятков кадмийцев. Командовал ими воевода в богатом чешуйчатом доспехе, имени которого Пескарь не знал.
Сначала кадмийцы сбились в кучу, не зная, что делать, потом воевода приказал им сталкивать корабли обратно в воду. Матросы одновременно изо всех сил налегли на весла, и вскоре галеры вновь оказались на открытой воде. Они медленно повернулись и пошли к северу – туда, где должна была располагаться гавань Доса.
Рубач подошел к воеводе кадмийцев, они перекинулись парой слов, тот кивнул и дал приказ своим воинам. Пятеро легких копейщиков побежали к деревьям, которые обрамляли пляж и под которыми уже сгустились ночные сумерки.
Разведчики скрылись под сенью деревьев. А через несколько мгновений раздались резкие крики:
– Хэй! Вот он! Лови, лови!
Воины пришли в возбуждение.
– Вон там, смотрите! – выкрикнул Зоркий, стоявший как раз рядом с Пескарем, в который раз оправдывая своё имя. Пескарь посмотрел, куда он показывал, и заметил среди редких стволов мелькающие пятки беглеца.
«Разведчик раадосцев! – промелькнула в голове Пескаря мысль. – Или просто какой-то невезучий пастух».
Полоса деревьев, под защитой которых бежал незнакомец, в северной части пляжа прерывалась прогалиной, поднимавшейся вверх, в сторону гор. Пескарь подумал, что это может быть самая удобная дорога, ведущая с пляжа. Конечно, могли быть и другие проходы в глубине леса, но почему бы не рискнуть?..
Пескарь выскользнул из строя, уронил на песок щит и копьё, одним движением выхватил пращу и намотал один её конец на руку хитрым узлом. Доставать ядра из мешочка было некогда, и он выхватил один из камней из кармашка в поясе. Отойдя на несколько шагов в сторону от фаланги, Пескарь положил камень в расширение кожаной петли и раскрутил пращу над головой. Теперь оставалось только дождаться…
Пескарь понимал, что у него будет лишь одна попытка; его одновременно охватили охотничий азарт и волнение из-за опасности возможной неудачи.
Беглец на огромной скорости вылетел из леса на прогалину. Разведчики-кадмийцы, судя по всему, отставали от него на целый стадий: он был безоружен и бежал налегке, к тому же страх придавал ему сил.
Сворачивая на тропинку, ведущую к горам, раадосец на мгновение потерял равновесие и чуть не упал. Эта случайность и стала для него роковой.
Пескарь не помнил, чтобы он отдавал команду своим рукам. Глаз просто увидел слабое место в поведении врага, а рука сама разогнала пращу и, отпустив свободный конец ременной петли, отправила камень в полет. Беглец так и не успел вновь набрать скорость. Как только он поднялся на ноги, камень с огромной скоростью врезался ему в голову, и раадосец рухнул на землю как подкошенный.
– Хайи! – вскричали воины Города-в-Долине, и их поддержали радостные крики кадмийцев.
– Пескарь-Камнемёт! – воскликнул кто-то из стоявших в строю.
– Камнемёт! – поддержали его другие голоса. – Праща! Меткий! Точный! Настигающий!
– Выбирай на вкус, воин, – сказал подошедший к юноше Рубач. – Мне нравится Камнемёт.
«Неужели уже свершилось? – не мог поверить себе Пескарь. – Теперь я мужчина?»
– Он же был безоружен, – неуверенно возразил юноша.
– Он был враг, – утвердил Рубач. – Но это твое дело. Ты можешь принять имя, когда захочешь. Пока ты трижды не прокричишь одно из тех имен, что предложили тебе твои братья – ты все ещё Пескарь.
Заметив, что Пескарь не соглашается ни на один из вариантов, воины перестали их предлагать.
– Пескарь-Тугодум! – рассмеялся кто-то.
– Пескарь-Длиннодум, – последним, с улыбкой сказал Козлик.
Через короткое время разведчики настигли поверженного раадосца, подхватили его под руки и ноги и потащили на пляж.
Когда его поднесли к войску, он уже начал приходить в себя, но все еще не мог встать на ноги. Он был молод, но уже не ребёнок – на лице его росла неухоженная чёрная борода; одет в рваные лохмотья. Голова и правое плечо его были залиты кровью.
– Ты здесь один? – спросил воевода кадмийцев, несильно пнув пленника в грудь. – Кто ещё с тобой?
Раадосец сплюнул красным на песок и улыбнулся окровавленным ртом, стоя на коленях.
– Пошёл ты под хвост осла, откуда выполз! – бесстрашно сказал он.
Воевода поморщился и кивнул головой. Несколько кадмийцев набросились на пленника и стали избивать его древками копий. Когда, по движению руки воеводы, они отошли в сторону, раадосец лежал на песке без движения. Он не стал закрываться от ударов, и один из них раскроил ему висок. Какой-то кадмийский воин наклонился к застывшему телу и вскоре заключил:
– Дохлый.
«По крайней мере, он был смелым, – подумал Пескарь. – Хоть и безоружный, но воин». Но вместо гордости почему-то ощутил сожаление. Может, в других обстоятельствах этот храбрец мог бы стать ему другом?
– К Аду эту падаль, – с омерзением сказал кадмийский воевода. – Идём дальше.
– Его можно было пытать и допросить, Сафир, – с сожалением сказал Рубач. – Это не пастух и не рыбак, а наблюдатель – при нем не было ни удочки, ни скота, ни корзинки для орехов.
– Можно было бы, но зачем терять время? – возразил воевода. – Мы и так всё знаем.
Рубач не стал спорить.
Воины направились прочь с пляжа, стараясь сохранять порядок во время движения. По лесам вокруг рассыпались разведчики кадмийцев, время от времени коротко перекликаясь птичьими голосами. Воины Грома шли впереди основной колонны, остальные кадмийцы скопом топали за ними.
Выбравшись на тропинку, поднимавшуюся в гору, Пескарь один раз оглянулся. Распластанное тело раадосца валялось на песке, расплываясь в наступающих сумерках.
12
Отряд шёл по лесной тропинке, которая забиралась все выше в гору. Вокруг не было ни души. Один раз на пути попалась бедная хижина, но внутри никого не было. Правда, было немного свежей еды – значит, хижина была не заброшенная. Должно быть, хозяин загодя узнал об их приближении и сбежал. Теперь можно было рассчитывать, что жители Доса наверняка знают о десанте на южном пляже.
Вскоре совсем стемнело, но Сафир не останавливал продвижение отряда – видимо, он вёл воинов в конкретное подходящее для ночлега место, известное кадмийцам.
Воины зажгли несколько факелов.
Наконец, отряд добрался до цели своего пути. Это был отрог холма со скальным обрывом в море, обрамлённый дюжиной деревьев. Среди них, словно царь-исполин, особенно выделялся толстенный грецкий орех. К отрогу вёл только один ровный и узкий подход от тропинки, который легко было бы оборонять.