Роман присвистнул.
– Значит, буду как Кощей!
– Пошел вон!
Роман покорно встал и, понимающе кивнув, вышел из класса.
После занятий Людвига неожиданно вызвали в преподавательскую. С покалыванием в сердце Людвиг открыл дверь и тут же убедился в верности своих самых худших опасений.
Шесть пар глаз: директора Кауца, господина Голлербаха, фрау Лефевр, господина фон Хесса, господина Вальтера и гостя из Ливии почтеннейшего Омара ибн Махлуфа овеяли Людвига недобрым холодком.
– Присаживайтесь, – сухо, но без излишней суровости произнес директор, кивнув на свободный стул.
Людвиг повиновался.
– Повторите пожалуйста то, что вы рассказывали сегодня третьему курсу.
– Я… рассказывал о природе призраков. Также о том, чем они отличаются от астральных тел…
– Про филактерии вы что-нибудь говорили?
«Донос!» – с содроганием подумал Людвиг. – «Но кто? Кто?!»
– Да… Мне задал вопрос один студент. Я не собирался затрагивать эту тему, но…
– Вы не имели права ее затрагивать! – ядовитым тоном поправила Лефевр.
– Извините. Я понимаю… Но я рассказал это лишь с целью уберечь учеников от… опасных соблазнов.
– Людвиг, вы ведь понимаете, о чем речь? – печально спросил профессор Голлербах, потирая лоб. – Вы обсуждали с тринадцатилетними детьми теорию, которая…
– Это не теория, это лжетеория! – гневно прервала Лефевр, так, что даже Голлербах посмотрел на нее с виноватой растерянностью.
– Лжетеория, – спокойно согласился Кауц.
– Вы сознаете степень вашей ответственности перед школой и перед обществом? – грозно проговорила Лефевр, буравя Людвига взглядом.
Ее сережки снова подрагивали.
– Да.
– В наше гибельное время эта школа кое-как пытается быть островком благопристойности и здравомыслия, – трагично пропел преподаватель артефакторики господин фон Хесс, чье тощее лицо пряталось под роскошной седой шевелюрой, как черепаха под панцирем. – Не добивайте нас, молодой человек, не заносите в наши стены химер!
Его нарочито жалостливый, издевательски-молящий тон подействовал на Людвига хуже, чем гром и молнии фрау Лефевр.
Кауц вопросительно посмотрел на приват-доцента Вальтера, который все это время равнодушно дымил сигаретой в углу.
– По-моему, все очевидно, – Вальтер с циничной легкостью пожал плечами, бросив на Людвига уничтожающий взгляд. – Этому человеку не место в Шварцкольме!
Людвиг похолодел. На долю секунды ему захотелось стать бомбой, взорваться, убить самого себя и всех сидящих рядом. Они говорили о нем, как о преступнике, как о ничтожном дураке!
Между тем взоры присутствующих привлекла к себе странная улыбка на лице ибн Махлуфа.
Почтеннейший ибн Махлуф весело, без сарказма поглядывал на Людвига, накручивая на палец свою черную как смоль бородку.
– Людфир! – он оскалил кривые желтые зубы. – Я не говориль так… Нет, не надо уходить! Людфир очень мудри, но очень молодой юнош. Он делает ошибки – это плохо, но это хорошо для… для опыт. Это не страшно! Но вперед осторожней, осторожней!
Он подмигнул Людвигу озорным глазом.
– Людвиг, вы можете пообещать, что ничего подобного больше не повторится? – выдохнул профессор Кауц, мрачно разглядывая свои костлявые руки, покоящиеся на столе.
– Да, я обещаю.
– Вы свободны.
Людвиг встал из-за стола, откланялся и без надежды услышать от директора напоследок доброе слово, быстро вышел за дверь.
Ему хотелось сдохнуть.
Вторая встреча
Они жили на даче уже месяц и, кажется, были готовы остаться там хоть до конца жизни. Ида насобирала у соседей живых цветов и переселила их в свой сад. Словно по волшебному зову к цветнику тотчас припорхали пировать разноцветные бабочки: рыжие, желтые, шоколадные, а еще деловитые пчелы и пушистые шмели.
Андрей тоже не сидел, сложа руки: обнаружив на чердаке дома и под козырьком бани два осиных гнезда, он отважно взялся их ликвидировать. С первым Андрей легко справился, обернув его в пластиковый мешок и предав огню. Воодушевленный победой он принялся за второе, но получил страшный и безжалостный отпор.
– Зар-разы! – стонал Андрей, прижимая ледяную марлю к распухшему лбу. – Всего-то на всего… хотел их истребить!
– Просто они глупые и не понимают, что должны умереть ради нашего блага, – подтрунивала Ида.
В начале июля Ида поведала Андрею о мечте, которая постепенно зрела в ее сердце все это время. Это была дикая, безумная мечта. Мечта достойная самого безответственного, избалованного ребенка. Но великая. Ей хотелось отправиться в самостоятельное автопутешествие по Европе.
Андрей колебался, с трудом заставляя себя поверить, что это осуществимо. Проработав три года в престижной аудиторской компании, он скопил достаточно денег, чтобы оставить бесперспективную должность. Свободного времени было немерено, нужда еще лишь крохотной точкой темнела на горизонте. Но все-таки отправиться в самостоятельное путешествие по нескольким странам на отцовской машине – столь безбашенные решения были Андрею не по нутру.
Ида стояла на своем.
– Ладно, – сказал Андрей после трехдневных раздумий. – Собственно, почему бы нет?
Маршрут был разработан, и на следующее утро Андрей поехал в Москву забрать загранпаспорта и заказать визу. Ида, которая теперь с трудом представляла себя в пыльных и душных каменных джунглях, осталась на даче.
Ей было немного неловко перед Андреем. Все же она убедила себя, что это прекрасное приключение ему так же необходимо, как ей самой.
В свой двадцать один год Ида уже успела объехать полмира и побывать в семи европейских странах. Андрей был только в Тунисе, Турции, Болгарии и Латвии (если не считать за заграницу Крым и Беларусь). Это необходимо было исправить.
Пока Андрей был в Москве, Ида съездила в Минск. Разделавшись с выездной рутиной, она собиралась вернуться на дачу, но тут же осознала, насколько может оказаться скучно жить там одной. Андрея не будет еще несколько дней, а, может, и неделю. Копаться в саду? Болтать с пенсионерами? Предаваться меланхолии на закате?
Открыв интернет, Ида пробежалась глазами по достопримечательностям.
«Замки, дворцы, церкви…» – она подумала, что на удивление плохо знает собственную страну. Может быть, потому что всю жизнь интересовалась другими.
«Повсюду интересно, а у нас скукота…» – дурацкий стереотип, привитый еще в детстве. – «Мы самые скучные, самые бедные, самые маленькие, у нас плохой климат…»
– Надо исправлять! – сказала себе Ида.
Через два часа она уже тряслась в переполненном рейсовом автобусе. День был серый. Небо устилали тяжелые облака, отчего казалось, что на улице по-октябрьски холодно. Но там было наоборот: влажно и душно, почти как в теплице.
Ида вышла на остановке посреди крохотного ни то городка, ни то поселка с парой-тройкой нарядных домишек в центре, сделанных под старину.
Хмурая таинственность погоды завораживала и будоражила одновременно. Ида пошла в направлении католического храма. Костел из бурого кирпича торчал угрюмым великаном за белой облупившейся стеной. На башне виднелся тонкий крест, на котором застыла, вперив глаза вдаль, неприветливая ворона.
Ворон здесь было очень много. Еще подъезжая к городку, Ида увидела на деревьях нагоняющее жуть обилие черных, косматых гнезд.
Ида попробовала зайти в костел – заперто. Двинулась вниз по дороге, мимо серых ветхозаветных избушек и вишен, туда, где горделиво и величественно, будто вырезанный из открытки, возвышался старинный замок.
Ида видела его лишь однажды в детстве, но еще ни разу не бывала внутри. При всей своей громадности замок вызывал чувство странного умиления: как будто огромная игрушка или шоколадно-кремовый торт в виде замка.
Гений архитектора не стал превращать его в грозный оскал высоких башен с презрительными бойницами окон и зловещей пастью ворот. Таких чудищ уже вдоволь понастроили в более темные века. Замок выглядел очень добродушным, но, конечно, не лишенным надменности (как и подобает всем великим памятникам европейской архитектуры).
Ида шагала к нему по булыжной дорожке вверх по склону, улыбаясь озорным порывам ветра и чувствуя, что идет навстречу сказке. Мимо проходили редкие туристы. Где-то горланили вороны.
Прежде, чем заходить во двор Ида решила обойти замок, чтобы сфотографировать его со всех сторон. На вершине холма ветер настолько раззадорился, что длинные волосы Иды трепались, как знамя на флагштоке.
Когда Ида нацеливала фотокамеру мобильника, до сих пор не смолкавший вороний ор сделался вдруг особенно пронзительным и злым. Ида еще нигде ни разу не слышала такого яростного многоголосого карканья.
«Переругались они там что ли?»
Вдруг она заметила, как из одной башни словно полчище крылатых разбойников вырвалась стая черных ворон. Подчиняясь какому-то сложному инстинкту, а, может, и вполне осознанно они в мгновение ока собрались в огромное подобие шара. Вороны гнали прочь от замка маленькую, перепуганную до смерти галку, которая отчаянно и беспомощно трепетала своими короткими крыльями.
Иде казалось, что она вместо сказки попала прямиком в готический фильм ужасов. У нее захватило дух.
Вороны уносились все дальше, пока не исчезли за кронами леса. Там они, кажется, расселись на ветвях и продолжили насмешливо перекаркиваться, словно хвалясь друг перед другом своей лихостью. Потом, разом поднявшись в воздух, шумной ордой полетели обратно в замок пировать победу.
«Нечестивцы!» – покачала головою Ида.
Хотя в душе она восхищалась воронами: они продемонстрировали то, чего невозможно дождаться от их скучных и ушлых городских собратьев, давно испорченных цивилизацией. Это было настоящее средневековое воронье!
В следующий час Ида исследовала весь замок, от узких и опасных винтовых лестниц, где каждый шорох отдавался многократным эхом, до просторных, утопающих в роскоши залов и спален. Всюду красовались манекены кавалеров и дам в старинных литовских и польских нарядах, а также похожие на пустые черепашьи панцири рыцарские доспехи. На стенах распластались волчьи шкуры, висело оружие, полотна. Выцветшие гобелены рассказывали о чем-то великом и давно минувшем.
Когда Ида вышла из замка, облака уже рассеялись и в небе сквозь тончайшую дымку улыбалось бледное солнце.
Минуя группу иностранных туристов, Ида заметила выходившую из ворот впереди нее черноволосую девушку в темных очках с зачехленной гитарой на плече. Ида близоруко прищурилась. Она ускорила шаг, хотя прекрасно знала, что таких совпадений не бывает. По крайней мере, почти не бывает. В теории.
Она поравнялась с брюнеткой так, чтобы ее профиль под очками можно было разглядеть.
– Галка!
Девушка остановилась, в недоумении глядя на Иду. Потом сняла очки и сверкнула белыми зубами из-под вишневых губ.
– Мир тесен…
– Ха-ха! Слушай, вот так совпадение!
Ида подумала, что Андрей, будь он сейчас здесь, кусал бы ногти от отчаяния, не в силах объяснить это наглое, вопиющее чудо.
– Это знак свыше! – улыбнулась Ида.
– Да уж, дьявольщина в чистом виде! Куда направляешься?
– Я на остановку. Домой. В смысле, на дачу.
– А где твой… Сергей или как его?
Ида сделала неопределенный жест.
– В Москве.
– Та-ак… – Галка подняла брови. – Поссорились?
– Нет, по делам уехал.
Галка разочаровано фыркнула.
– Жаль! Я уж думала: нас ждет целая череда совпадений, вплоть до того, что съели на завтрак.
– А ты куда?
– В Брест. Домой, как и ты.
Ида отметила, что кроме гитары и небольшой сумки на плече у Галки с собой ничего нет.
– Можно сказать, путешествую автостопом по стране.
Они разговорились. Ида была убеждена, что такое совпадение, по сути, настоящее чудо (и уже второе за это лето) не могло произойти просто так. В этом должно быть скрытое послание. Когда оказалось, что возвращаться Галке особо некуда и не к кому, Ида вдруг предложила несколько дней пожить вместе на даче. Впервые саркастичные Галкины глаза наполнились искренним, почти детским изумлением.
– А если я воровка? Или маньячка?
– Ты не воровка и не маньячка.
– А может, у меня вместо гитары там снайперская винтовка?
– Класс! Научишь меня стрелять!
Ида засмеялась, Галка стесненно улыбнулась краешками рта. Вечером того же дня новая подруга, частично убрав с лица привычную высокомерную мину, разглядывала участок Иды.
– Хм… а интернет тут…
– Не ловит. Да фиг с ним! Любишь настолки?
– Лучше «Покер».
Галка вздохнула и обратила на Иду взгляд, в котором переплелись неловкость, благодарность, недоверие и грусть.
– Я завтра уеду.
Ида пожала плечами.
– Как хочешь. Хотя нет, ты уедешь послезавтра!
– Почему?
– Потому что приехать к вечеру и уехать на следующий день – это глупо.
– Мне просто реально как-то… Я тебя не понимаю.
– Смотри. Мы с тобой встретились второй раз благодаря совершенно невероятному совпадению. В жизни так не бывает, согласна? В кино – да. В книгах – с натяжкой (если автор такое допускает, его тут же заклевывают критики). Но в жизни – нет! Если жизнь нас опять свела, значит ей, а точнее нам это по какой-то причине очень и очень нужно. Я никогда не поверю, что подобные фокусы судьбы ничего в себе не несут.
– Ну и?
– Надо выяснить: зачем!
Галка сдержано усмехнулась и посмотрела на Иду, как на ребенка.
– Ты не куришь?
– Нет. Предпочитаю жасминовые палки. Но тебе не запрещаю.
Галка осталась. На день, на два. А потом и вовсе дождалась возвращения Андрея. Все это время Ида учила ее бездельничать и получать удовольствие от жизни. Галка отвечала в свойственной ей циничной манере, но время от времени смущенно предлагала какую-нибудь помощь или вновь порывалась уехать, чтобы не объедать малознакомых людей.
По вечерам они играли в «Эволюцию» или на гитаре. Галка исполняла песни на немецком и французском, темного таинственного содержания. Ида пела то, что писала сама. Ее песни были добрые, светлые, всегда с каплей самоиронии, хрупкими бабочками взмывающие к далеким звездам. Даже чужая, черная как перо ворона гитара в ее руках менялась до неузнаваемости, становясь чуткой и покладистой.
Со временем Галка расслабилась на столько, что все чаще забывала натягивать на себя привычное амплуа. Ее лицо, посвежевшее и загоревшее, больше не сочеталось с искусственной чернотой волос и злыми печатями татуировок на плечах и спине.
Как-то вечером накануне возвращения Андрея Ида и Галка вышли из бани, которую так и не сумели растопить, и сели ужинать. Комнату освещал слабый розоватый ночник. Крупный мотылек, бросался, как безумный на абажур и тут же взмывал к потолку, отбрасывая на него страшную тень. Ида отворила дверь и, погасив свет, с огромным трудом выгнала мотылька в родную ночь.
– Теперь комары спать не дадут! – вздохнула Галка.
– Я тебе дам репеллент.
Ида отхлебнула чаю с малиновыми листьями.
– Завтра поедешь?
– Да.
– Я думаю, нам надо м-м… задать друг-другу вопросы и честно на них ответить.
– Хорошо, – кивнула Галка.
Она уже привыкла к порой просыпавшемуся в Иде дотошному психологу.
– Галь… зачем тебе это все? В смысле: татуировки, железки на теле – это же вредно и больно… и на всю жизнь! Курить еще вреднее. А черный цвет, который ты любишь – это вообще не цвет, а просто пожиратель других цветов.
– Муньос и Музиоль тебе тоже не нравится?
Ида помотала головой.
– Нет.
– Боль меня не пугает, Стрекоза, – сказала Галка.
(Она дала Иде такое прозвище за ее худобу и большие очки)
– Меня тоже. Отчасти. Если говорить о спортивной боли. А любая другая боль – это всегда зло, и лучше ее избегать.
– А как же рожать будешь? – усмехнулась Галка.
В ее глазах ожил колючий огонек.
– Не знаю, – честно призналась Ида.
– В жизни случаются вещи, после которых перестаешь ненавидеть боль и мрак и начинаешь как бы… проникаться ими. Это похоже на… В общем, не поймешь, пока не почувствуешь.
– Я понимаю.
Наступило сонное молчание. Ида подобрала под себя озябшие ноги, словно решила помедитировать за столом, и закрыла глаза. Галка вертела в пальцах зажигалку, тоскуя по сигаретам. Ни играть, ни петь не тянуло. За окном как сумасшедшие трещали кузнечики, точа друг о друга свои длинные лапки.