Минуты будничного несчастья - Солонович Евгений

Франческо Пикколо

Минуты будничного несчастья

First Italian edition is published by Giulio Einaudi editore S.p.A.

© 2015 by Francesco Piccolo

© Е. Солонович, перевод на русский язык, 2020

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Издательство CORPUS ®

* * *

Бесхитростная мозаика Франческо Пикколо

В марте 2019 года на экраны итальянских кинотеатров вышел фильм «Минуты будничного счастья»[1]. Сценаристы – и среди них Франческо Пикколо, автор одноименной книги, – пополнили содержание фильма эпизодами из его следующей книги «Минуты будничного несчастья», уместность которых не вызывает вопросов. Киноколлаж, искусно составленный из двух книг-близнецов, неопровержимо свидетельствует о приоритете литературного героя над его экранным образом.

Не знающих о существовании первой из двух книг-близнецов удивит при знакомстве с «Минутами будничного несчастья» слово «несчастье» в заглавии. Ну разве может человек считать несчастьем желание родных и друзей поздравить его с днем ангела? – спросит удивляющийся. Ну какое же это несчастье самому втянуть шнурки в новые туфли?

Успех «Минут будничного счастья» и на этот раз подсказал Пикколо идею сочетать в бесхитростной мозаике разновеликие детали, состоящие из воспоминаний, впечатлений, раздумий, поступков, разговоров.

«Феерия римских будней в исполнении человека, который лукавит, шутит, священнодействует, становится в позу, берет обратно свои слова» – так назвал некогда «Минуты будничного счастья» автор рецензии в газете «Унита». Эта характеристика десятилетней давности актуальна и применительно к этой книге, тем более что некоторые из новых «минут» могли бы с успехом пополнить минутную копилку «близнеца», появившегося на свет первым.

Посвящаю Андреа

Две параллельные линии встречаются в бесконечности, когда им на это уже наплевать.

Марчелло Маркези

В прошлом году жена преподнесла мне на Рождество пакет из цветной бумаги с золотым бантом. Я тут же попробовал осторожно развернуть подарок, но у меня ничего не получилось. Я мучился до тех пор, пока, чтобы разорвать обертку, не пустил в ход зубы и ногти. Все это время жена, испуганная яростью, с какой я рвал бумагу, не сводила глаз с моего лица: ей не терпелось понять, нравится ли мне подарок.

Открыв наконец пакет и бросив взгляд на его содержимое, я растянул губы в широкую улыбку и сказал «спасибо».

– Тебе нравится? – спросила жена.

– Очень, – ответил я, не понимая, что передо мной такое.

Это был загадочный разноцветный предмет странной формы, догадаться о предназначении которого не хватало фантазии. Пока я показывал его окружающим, жена допытывалась:

– Ты понял, для чего эта штука?

– Конечно понял, – отвечал я все более нерешительно. И спрашивал всех подряд, поняли ли они, в тайной надежде, что кто-нибудь просветит меня и я смогу наконец-то заверить жену, что понял, и услышу от нее похвальное «Молодец, угадал».

Однако никому не удавалось понять, для чего эта штуковина – ведь для чего-то она все-таки должна была существовать. Это могла быть и безделушка из тех, что ставят на тумбочку или вешают на стену, мог быть предмет кухонной утвари – поди догадайся.

Ночью в постели я снова заверил жену, что подарок мне очень понравился, но что я, должен признаться, не понял, для чего он предназначается. При этом я поспешил прибавить, что это не имеет ровным счетом никакого значения, что подарок прекрасный, красивого цвета и особой формы. Это главное. И не важно, понял я или не понял, что это такое, тем более что этого не поняли и остальные – никто из тех, кому я эту штуковину успел показать. И ночью, в постели, в интимной обстановке, стараясь подавить раздражение в голосе, я решился спросить ее:

– Что ты мне подарила? Для чего эта штука служит?

И ночью, в постели, в интимной обстановке, она призналась, что ни малейшего понятия не имеет, что это такое, и после того, как я увидел подарок и сказал, что он мне понравился, надеялась услышать от меня, для чего эта штука служит. Поэтому она продолжала задавать мне вопрос о ее предназначении. Дело в том, что, увидев ее в магазине, она сразу подумала обо мне, сразу решила, что мне эта вещь придется по вкусу, и купила ее.

Я не спросил, почему она сразу подумала обо мне. Не спросил потому, что мне это было неинтересно.

Утром, дождавшись часа открытия магазинов, мы пошли туда, где она купила мне подарок. Но и продавец не смог ответить на мучивший нас вопрос, заявив довольно грубым тоном, что не обязан знать, для чего служат все вещи, которые он продает.

Но мы не сдались. Мы нашли мейл фабрики и отправили по нему письмо такого примерно содержания:

С фабрики нам ответили тут же, любезно объяснив, что таково их правило, относящееся к рождественским подаркам:

Так или иначе, загадка назначения этой штуки не помешала владельцу магазина заказать ее и выставить на продажу, моей жене, ни минуты не задумываясь, купить ее для меня, а мне получить в подарок и похвалить.

Объяснение показалось нам достаточно убедительным и, главное, не выглядело отпиской. Оставалось утешать себя тем, что не только в магазине, но и на фабрике не знали, чем именно они нас озадачили.

С тех пор как мы успокоились и перестали ломать себе голову, я не расставался со злополучным подарком. Если я хотел воспользоваться им как зеркалом, если нам не удавалось открыть какой-то сосуд, если нужно было что-то отвинтить или завинтить, зажечь сигарету или помыть салат, я предлагал жене испробовать штуку, которую она подарила мне на Рождество. Но штука не действовала. Целый год я пробовал ее в разных случаях, пробовал, например, с ее помощью помыть машину, распечатать файл, брал ее в постель, чтобы вовлечь в нашу сексуальную жизнь, пробовал использовать как коробку для печенья, как микроволновку, проверял, будет ли она вставать вместо меня, чтобы ответить на звонок домофона. Я варил ее с рисом, я поливал ее водой, клал на батареи отопления или на голову во время дождя. Дошло до того, что я зачем-то купил для нее кошачий корм. Я то отводил ей место на кухонной полке, то вешал в коридоре на стену. Но толку от всего этого не было никакого.

Настало новое Рождество. И жена преподнесла мне пакет из цветной бумаги с золотым бантом.

– Открывай осторожно, чтобы не сломать, – предупредила она, желая этим сказать, что ни подарок, ни она не выдержат приступа ярости, овладевшего мной год назад.

Я попытался развязать бант, открыть сначала пакет, затем коробку, но у меня ничего не вышло. Тогда попробовала она, потом один за другим все домашние и друзья. Тщетно! Жена продолжала предупреждать: «Осторожно, не сломайте!» И вдруг меня осенило:

– Давайте попробуем той штукой.

Никто, кроме моей жены, не понял, какую штуку я имел в виду. Сходив за ее прошлогодним рождественским подарком, я со всей возможной осторожностью воспользовался им, чтобы открыть рождественский подарок этого года. И мне это с легкостью удалось.

Говоря о подарке этого года, должен признаться, что для меня по-прежнему остается главной загадкой, почему он мог сломаться. Зато, к своему великому счастью, мне удалось понять наконец, для чего служит прошлогодний – для того, чтобы открывать рождественские подарки.

Не уверен, что его изобрели именно для этого. Так или иначе, но мы нашли ему применение. Лучше поздно, чем никогда.

Когда девушка, открыв калитку, остановилась, подождала меня и, пропуская, сказала: пожалуйста.

Если я должен представить себе минуту, когда моя жизнь покатилась под откос, то вот она, эта минута.

Когда мне говорят: «Ты мог бы одеться получше». А я и так оделся получше.

Я засыпаю в поезде или в самолете, пусть совсем ненадолго. Открыв глаза, вижу перед соседом недопитый стакан апельсинового сока и пакетик с печеньем.

Тележка уже успела проехать, и неизвестно, вернется ли.

Минута, когда певец в конце концерта начинает одного за другим представлять музыкантов, и ты знаешь, что каждый из них собирается играть соло.

Друг говорит тебе: «Ты все равно идешь вниз, – торопливо завязывает пакет с мусором и вручает тебе. – Сделай одолжение, выброси в контейнер».

Ты должен сказать: «С удовольствием».

И спускаешься по лестнице с чужим мусором в протекающем, возможно, пакете.

Ты подходишь к стоянке такси. Собираешься сесть в первую машину, но непонятно почему каждый раз оказывается, что очередь не ее: таксист, стоящий первым, отрицательно качает головой и знаком показывает тебе на другую машину, не обязательно стоящую сразу за ним. При этом на его недовольном лице написано удивление: дескать, неужели трудно было понять, что не его очередь?

Заглавные титры спустя кучу времени после начала фильма.

Читаешь и думаешь: «А что же я смотрел до этого?»

Когда оказываешься перед дверью с табличкой Staff only («Только для персонала»), означающей, что простым смертным вход воспрещен.

Когда сдачу тебе дают монетами в пять центов, в два цента, в один цент…

Безусловно – цирк.

Достаточно проходить мимо (о том, чтобы переступить его порог, для меня не может быть и речи). Достаточно случайно увидеть афишу, свидетельствующую о том, что он в городе.

Я хороший отец: я провожаю детей в школу, перекидываюсь несколькими словами с мамами других ребят, говорю им, что у них красивые и милые дети. В один прекрасный день среди мам я отличаю одну: она хороша собой, она веселая и, надо сказать, соблазнительная. После этого мало-помалу я отдаляюсь от роли общительного родителя, интересующегося проблемами школы, чтобы сосредоточить внимание на этой маме, которая начинает нравиться мне, и я догадываюсь – чем черт не шутит? – что тоже ей нравлюсь. Я начинаю говорить тише и подхожу к ней ближе, иначе она не слышит, что я ей говорю, ведь я нарочно понизил голос. Я острю, стараюсь рассмешить ее, и она смеется, запрокинув голову. Несколько следующих дней я перед зеркалом проверяю утром, в форме ли я (то есть виден ли у меня живот), и, попрощавшись у школы с детьми, замечаю, что она стала одеваться наряднее и больше, чем раньше, пользуется макияжем. Я приглашаю ее выпить кофе, дальше мы начинаем обмениваться эсэмэсками – одна, другая, откровенничаем, смелеем. Потом, на некотором расстоянии от школы, – впрочем, не таком уж и большом – я ее целую. И то, что наши дети учатся в одной школе, не мешает нам сделаться любовниками.

Мы трахаемся по утрам. Проводим детей в школу – и удираем. Потрахались – и, как это обычно бывает с подобными парочками, болтаем голые в постели, хотя времени у нас немного: наступает минута, когда мы спохватываемся, что обоих ждет работа. С первого же раза мне становится понятно (нам становится понятно), что мы совсем не знаем друг друга, и единственная общая тема для разговора – школа: класс, учителя, оценки, домашние задания, школьные товарищи наших детей. И хотя поначалу мы избегаем этой темы, совсем обойтись без нее нам не удается.

Не самое возбуждающее на свете занятие – трахаться с утра пораньше и потом болтать об учителях вообще или об учительнице математики в частности, если к тому же через несколько секунд после криков «Да! Да! Да!» любовница спрашивает, должны ли мы брать репетиторов по английскому или в какой бассейн я вожу сына.

Однажды утром она говорит мне, что не помнит, сдал ли я деньги на подарок Элизабетте – девочке, у которой в субботу день рождения, и я признаюсь, что хотел сдать, но забыл. Я знаю, что не должен делать того, что собираюсь сделать, но пользуюсь представившейся возможностью, тем более что не знаю, удастся ли нам увидеться до субботы. И я поднимаюсь с постели, где мы лежим голые, и, голый, иду к своим брюкам, достаю из бумажника десять евро и даю ей. Она берет деньги, но не знает, куда их деть, потому что она тоже голая, и пока держит их в руке, а потом, когда наконец поднимается, кладет в сумку и, по-прежнему совершенно голая, вычеркивает имя моего сына из списка тех, кто должен внести деньги на подарок.

На этом темы разговоров были исчерпаны. Больше мы не виделись.

Год пролетел незаметно.

Так мы говорим в конце каждого года.

Спрашивается: а что сказать о медленных годах, которые никогда не проходят? Впрочем, на моем веку таких не было.

Ты должен кому-то позвонить. Звонишь, но оказывается, что его мобильник выключен. Ты раз за разом повторяешь попытку, после чего, отчаявшись, посылаешь эсэмэски – все более встревоженные. Наконец, далеко не сразу, приходит ответ. Ты читаешь его с радостным нетерпением.

Увы, это всего лишь: «Вызываемый абонент снова доступен».

Короче говоря, все это время ты топтался на месте.

Когда уборщица звонит сказать, что сегодня она не может прийти.

Ветровое стекло покрыто слоем грязи. Инстинкт подсказывает решение: включить стеклоомыватель и дворники.

С этой минуты видимость становится в сто раз хуже.

Когда в голову приходит идея, которая кажется мне прекрасной, настолько прекрасной, что забыть ее, я уверен, невозможно. Вскоре, однако, все попытки вспомнить ее остаются втуне. Помню только, что это была прекрасная идея, но к чему она относилась, хоть убей, не знаю.

Растения в доме.

Они занимают место.

Когда девочка в школьном дворе, по-моему понятия не имеющая о сложности жизни, спросила мою дочку, показывая на меня: «Это твой дедушка?»

И даже не столько это, сколько безудержно-веселая реакция моей дочери.

У нас вот уже несколько лет живет японский мальчик. Получается, что мы живем вчетвером: я, моя жена, дочка и японец. Он появился в один прекрасный день, и мы его приютили, сами не зная почему. Мы предоставили японцу кров и стол и со временем отдали его в детский сад. Мы стараемся не досаждать ему чрезмерным вниманием, но совсем не замечать его присутствия не можем.

Между моей дочерью и японцем большая разница. Очень большая. Например, моя дочка, сколько я ее помню (сейчас ей пятнадцать лет), никогда не потела, тогда как японец вечно обливается потом и от него плохо пахнет. Моя дочка моется, даже когда не потеет, а японец, стоит ему утром предложить принять душ, норовит удрать, поднимает крик, катается по кровати или прячется под кровать. Когда нам удается его заарканить, он начинает отчаянно рыдать. Все призывы к здравому смыслу ничего не дают: он начисто лишен здравого смысла. Приходится ждать, пока японец обессилеет от рыданий. Приходится ждать кучу времени.

Японец возвращается домой, будь то из детского сада или из парка, мокрый от пота. У его пота есть цвет, который колеблется от темно-коричневого до черного – чаще черный. Если японец остается дома, он все равно потеет так же, как в парке. Он носится по всему дому как угорелый, вскакивает на диваны, а иной раз бросается на людей с боевым кличем каратистов «Кия!» – это называется у него играть в кияйю.

Мы постоянно, даже зимой, держим окна открытыми настежь, чтобы при входе в дом не так чувствовался запах его пота.

Не знаю, приходилось ли вам слышать историю о белой и черной корове. Некто, намеревающийся купить корову, интересуется у крестьянина – владельца двух коров, белой и черной, – много ли они дают молока и хорошо ли оно. Крестьянин отвечает, что белая корова дает каждый день очень много хорошего молока.