– И вы полагаете, что это точно поджог?
– Судя по скорости распространения огня, – офицер кивает, – использовали какое-то горючее вещество, которому, вне всякого сомнения, помогла гребаная рождественская елка. Она вспыхнула, как салют на Четвертое июля[16]. Наверное, к этому времени совершенно высохла – вместо нее вполне можно было положить растопку и вообще не морочиться. Оставалось только ждать, когда раздастся БАБАХ и все здесь взлетит к чертовой матери.
– И сколько это могло занять по времени? – спрашивает Гислингхэм, лихорадочно записывая за пожарным.
– От момента возгорания до того, как все полыхнуло? – Тот выпрямляется. – Минуты три… А может быть, и того меньше. – Пожарный показал на лестницу. – Судя по тому, как она обгорела, могу предположить, что на ней тоже была гирлянда. Из остролиста или чего-то подобного. И он тоже должен был успеть высохнуть, как прошлогодние листья, тут к гадалке не ходи, так что гирлянда превратилась в лучший запал, который только можно себе представить. Не повезло со временем – то есть я хочу сказать, что завтра это все разобрали бы, правда?
Гислингхэм непонимающе посмотрел на него.
– Ах, ну да, конечно. Богоявление…[17] Черт, я совсем забыл.
Его собственный дом все еще похож на витрину универмага – Джанет хотела, чтобы первое Рождество Билли дома было особенным. Придется трудиться всю ночь.
* * *
Верити Эверетт кладет телефон и откидывается на спинку кресла. Она-то рассчитывала появиться в полупустом офисе с неубранными фантиками от рождественских шоколадок… Но только рассчитывала – с этой работой никогда ничего не знаешь заранее. И, честно сказать, после нескольких дней непрерывного общения с папочкой она почувствовала облегчение, вернувшись в офис. У нее не такая большая квартира, чтобы в ней хватило места для них двоих. Особенно когда он относится к квартире как к номеру в отеле, оставляя пустые кружки там, где сидит, и никогда не убирая кровать (кстати, ее собственную – ей пришлось временно перейти на матрас, что вполне предсказуемо сказалось и на ее спине, и на недовольной кошке). Но завтра папочка отправляется домой, а сегодня она вернулась на свое рабочее место.
Верити осмотрела комнату в надежде увидеть Гислингхэма, но тот, очевидно, все еще не вернулся с Саути-роуд. И хотя она ненавидит действовать через его голову, это ждать не может.
Через несколько мгновений Верити уже стучит в дверь кабинета Фаули.
Тот говорит по телефону, но жестом приглашает ее зайти. Она какое-то время стоит в дверях, старательно притворяясь, что не слушает, что он говорит, но, к счастью, разговор вполне рабочий. В любом случае это не его жена. Теперь Фаули, когда говорит с ней, запирает дверь. Верити бросает на начальника косой взгляд. На расстоянии он выглядит вполне нормально, но если ты знаешь его достаточно хорошо, то признаки все равно видны. А она его знает. И достаточно хорошо.
– Что у тебя, Эв? – спрашивает Фаули, кладя трубку.
– Да, сэр. Я пообщалась с организаторами конференции в колледже. Майкл Эсмонд зарегистрировался во вторник, во второй половине дня, и вечером того же дня присутствовал на обеде. Вчера утром он участвовал в каком-то панельном заседании.
– А после этого?
– Одна из организаторов сказала, что вчера поздно вечером видела его в пабе. Около половины одиннадцатого.
– Значит, он точно в Лондоне.
– Так точно, сэр. Но Эсмонд сам бронировал себе гостиницу, так что в оргкомитете не знают, где он остановился.
– А мобильный?
Эверетт поднимает листок бумаги.
– Мне дали номер, но он сразу же переключается на голосовую почту. Я оставила сообщение, чтобы он перезвонил нам.
– Когда у него назначено выступление? – Надо отдать шефу должное, он всегда идет прямо к цели.
– Завтра, во второй половине дня, сэр. В четыре часа дня.
– Ладно, держи меня в курсе. – Фаули медленно кивает. – И если Эсмонд позвонит, то я хочу знать об этом первым.
* * *
Вскрытие занимает пять часов, и в самом конце Бодди решает, что заслужил нечто большее, чем просто поздний ланч.
– Хотите присоединиться? – предлагает он Сомер, когда они снимают халаты. – Мы будем у Фрэнки – это как раз через улицу.
После того как патологоанатом уходит, один из его ассистентов поворачивается к Эрике и неловко улыбается:
– Возможно, вы предпочтете пренебречь этим приглашением… У Бодди есть традиция. После вскрытия трупов, сгоревших на пожаре, он угощает всех нас ребрышками-барбекю.
– Вы шутите? Даже если это труп ребенка?
– Знаю. Звучит грубовато, правда? Но это его способ снимать стресс.
* * *
Первая встреча следственной группы начинается в три. Сомер только что вернулась из морга. Она все еще немного бледна, и я вижу, как Эверетт задает ей немой вопрос, а Эрика отвечает ей гримасой. Куинн сидит на первом ряду, с планшетом в руках и ручкой за ухом (да, я знаю, что это глупо, но он всегда так сидит). Бакстер кнопками прикрепляет фотографии на доску. Феликс-хаус – каким он был до и каким стал после пожара. Причем первое фото явно позаимствовано из приложения «Гугл. Планета Земля». Фотографии с внутренними разрушениями: столовая, лестница, некоторые из спален – на нескольких из них крестиками отмечены места, где были обнаружены Мэтти и Захария. Фотографии Майкла и Саманты Эсмонд – наверное, с водительских удостоверений, догадываюсь я. Эсмонд выглядит напряженным, внимательным, с темными волосами и бледной кожей. Краски его жены гораздо мягче: бежево-коричневые волосы, розоватые щеки, светлые – возможно, светло-карие – глаза. За ними идут фото детей, вытащенные, судя по их состоянию, из дома. Мэтти в форме «Арсенала» с мечом, зажатым под рукой; большие очки слегка съехали набок. Малыш сидит на коленях у матери – озорная улыбка и копна непослушных темно-рыжих локонов, которые мать не может заставить себя срезать. Отдельно – фото живого рядом с фото мертвого. И уже не первый раз я задумываюсь, как жестоко огонь может изуродовать человеческое тело. Поверьте мне – привыкнуть к этому невозможно, даже если видел это столько раз, сколько видел я. А если привык, то пора менять профессию.
Подходит Гислингхэм.
– Может быть, вы сами хотите начать, сэр? – негромко спрашивает он.
Я мельком отмечаю про себя, что – по крайней мере, на публике – он больше не называет меня «босс». Только «сэр». Что ж, еще один Рубикон среди сотни маленьких Рубиконов, но от этого не менее важный.
– Нет, веди ты. А я вмешаюсь, если это будет необходимо, – говорю я и вешаю куртку на спинку стула.
И это тоже Рубикон. На этот раз побольше, потому что команда мгновенно это замечает.
– Есть, сэр. – Гислингхэм кивает, проходит к стене и становится лицом к аудитории. – Ну что ж, давайте начинать.
Все в комнате знают, что это первое серьезное дело Гиса после назначения его исполняющим обязанности детектива-сержанта. Пару лет назад, когда в точно такой же ситуации находился Куинн, все были настроены немного саркастически – никакой вражды не было, но в то же время никто не собирался сразу же бросаться ему на помощь. И все были настроены поиздеваться над ним, как только представится такая возможность (а с Куинном в то время это случалось сплошь и рядом). На этот раз настроение в комнате было другим. Сидящие любили Гислингхэма и хотели, чтобы у него все получилось. И они не позволят ему облажаться – если только это будет зависеть от них.
– О’кей, – Гислингхэм откашливается, – я быстренько обобщу все, что у нас есть по пожару на Саути-роуд, а потом передам слово Полу Ригби. Пол – начальник смены в пожарном депо Рили-роуд, и он назначен расследователем со стороны пожарных.
Он кивает на мужчину, стоящего возле двери. Высокий, лысеющий, чисто выбритый. Я точно уже где-то его видел.
– Итак, – Гислингхэм поворачивается к доске, – вот этот дом, Саути-роуд, двадцать три. В нем проживала семья Эсмонд – Майкл, его жена Саманта и их дети – трехлетний Захария и Мэтти, которому через четыре дня исполнится одиннадцать лет. – Гислингхэм останавливается и набирает побольше воздуха в легкие. – Для тех, кто еще не знает: Мэтти находится в детском реанимационном отделении. В клинике нас предупредили, что прогноз не очень хороший, но они сразу же свяжутся с нами в случае каких-то изменений.
Он вновь оборачивается к доске и стучит ручкой по фото родителей.
– Мы пока не можем обнаружить ни Майкла, ни Саманту. Предполагается, что Майкл сейчас на конференции в Лондоне…
– Не могу поверить, что он ничего не видел в новостях, – говорит один из детективов-констеблей. – Это показывают по всем чертовым каналам.
– Я тоже не могу поверить, – соглашается Гис, – но до тех пор, пока его не найдут, мы можем лишь строить предположения. То же самое касается и Са- манты.
Но констебль еще не закончил:
– И ты действительно думаешь, что они могли оставить детей в таком возрасте одних?
– Я бы не оставил. – Гислингхэм пожимает плечами. – Но сейчас мы не имеем ни малейшего представления о том, что вчера вечером произошло в этом доме. А произойти могло что-то, о чем мы даже и не подозреваем. И по этой причине мы должны разыскать их близких родственников. Как, кстати, с этим дела, Бакстер? – Гис слегка краснеет – впервые он публично демонстрирует свою власть. Но Бакстер принимает это как должное. Как и в большинстве слу- чаев.
– Пока ничего, сержант, – отвечает он. – Саманта была единственным ребенком в семье, так что ни братьев, ни сестер. Родители живут в Камбрии, но мы пока с ними не говорили. Мать Майкла – в доме для престарелых в Вантедже. Если верить директору дома, то у нее Альцгеймер. То есть нам надо будет обязательно посетить ее, но сомневаюсь, чтобы нам это что-то дало.
– Понятно, – говорит Гислингхэм и поворачивается к Сомер. – А как вскрытие малыша – Захарии?
– Только одно. – Эрика поднимает на него глаза. – Бодди удивило то малое количество сажи, которое он обнаружил у него в легких. Но, вероятно, ребенок в столь юном возрасте может задохнуться гораздо быстрее взрослого. Особенно если у него астма или даже такая мелочь, как простуда. На всякий случай Бодди сделает анализ крови.
В комнате наступает тишина. Половина из нас цепляется за тот факт, что все должно было произойти очень быстро; вторая половина знает, что такая боль не может измеряться секундами. И, как бы жестоко это ни звучало, я хочу, чтобы они думали об этом, потому что желаю видеть их злыми, непреклонными, полностью отдающими себя этому расследованию. Я хочу, чтобы вся их энергия была направлена на выяснение истины. На то, чтобы узнать, как могло случиться нечто настолько отвратительное.
– Ну ладно. – Гислингхэм оглядывает аудиторию. – Теперь я передаю слово Полу, а потом мы с вами распределим работу на ближайшие несколько дней.
Он делает шаг в сторону, а Пол Ригби встает со своего места и быстро проходит к доске. Вне всяких сомнений, он опытный докладчик. И быстро и лаконично рассказывает о том, что они уже знают, что предполагают и какие выводы могут сделать.
– И в заключение, – говорит Ригби, – как я уже говорил сержанту: мы исходим из той предпосылки, что в доме был совершен поджог.
Я вижу, как Куинн дергается при слове «сержант», но тут же притворяется, что его душит кашель. Однако Гислингхэм это тоже замечает.
– И никаких шансов, что это просто несчастный случай? – спрашивает Эверетт, хотя в ее вопросе больше отчаяния, чем надежды. – Выпавшая сигарета, рождественская свечка или что-то в этом роде?..
– Странные вещи иногда случаются, – Ригби кивает, – и, должен сказать, за свою жизнь я повидал их немало. Помню пару лет назад, всего в паре миль от этого дома, парнишка притащил в дом «коктейль Молотова». Он тогда сказал, что «любит фейерверки». Да вы, наверное, помните – об этом писали во всех га- зетах…
Конечно, мы помним. Это был Лео Мэйсон, брат Дейзи Мэйсон[18].
– Мы работали над этим делом, – негромко произношу я.
– Понятно, – говорит Ригби. – Ну, тогда вы знаете, о чем я. Но здесь совсем другое дело. И это не несчастный случай или простое невезение. Характер разрушений и скорость распространения огня – я готов поспорить на свою ипотеку, что мы найдем под этими руинами какое-то горючее вещество. И в очень больших количествах.
Я встаю, прохожу вперед и поворачиваюсь ко всем лицом.
– Может быть, об этом не стоит говорить, но я все-таки скажу. Речь идет о двух преступлениях. Об одном из них мы знаем наверняка; наличие второго можем предполагать до тех пор, пока не исключим такую возможность. Первое преступление – это поджог. Нам необходимо выяснить, кто и почему поджег дом. Второе преступление – убийство. Знал ли поджигатель о том, что в доме находятся люди, и если знал, то что, черт побери, могло заставить его (или ее) спалить дом с двумя спящими в нем детьми?
Я поворачиваюсь к доске и беру в руки маркер.
ПОДЖОГ
УБИЙСТВО
Под этими двумя словами пишу еще одно.
ПОЧЕМУ?
– Одно мне непонятно, – говорит Эверетт после паузы. – Место, где вы его нашли. Я имею в виду старшего мальчика.
– Верное замечание, – соглашается Ригби.
Констебль, сидящий рядом с Эверетт, толкает ее локтем:
– А ты сегодня зажигаешь, Эв.
От этих слов она краснеет и отвечает на его толчок. Неожиданно на лице у него появляется глупое выражение, потому что до него наконец доходит вся неуместность его шутки.
– Я как раз подходил к этому, – продолжает Ригби с каменным лицом. Наверное, он уже сотни раз слышал дурные шуточки о пожарах. – Насколько мы понимаем, пожар начался где-то после полуночи – звонок в «три девятки» поступил в сорок семь минут первого ночи. В это время дети должны находиться в своих кроватях, но старшего мальчика обнаружили возле подножия лестницы.
– И что это может быть? – вступает в разговор Сомер. – Наверное, он проснулся, чтобы попить, или что-нибудь в этом роде…
– Ты глаза-то разуй, – вмешивается в разговор Куинн. Он встает и стучит ручкой по одной из фотографий. И хотя это меня здорово возмущает, я вынужден признать, что он прав: по комнате летают хлопья пепла и сажа, но сквозь них на прикроватной тумбочке можно увидеть графин с водой и поильник. Гарет закатывает глаза, а один из констеблей хихикает.
Сомер краснеет, но не смотрит в сторону Куинна. Она вообще старается не делать этого без крайней необходимости. Оба они стараются создать иллюзию, что между ними ничего не было, хотя все управление знает, что было.
– Как я понимаю, – негромко, но твердо говорит Эрика, – должна быть какая-то причина.
– А поскольку он сейчас в коме, то как, по-твоему, мы можем ее выяснить? Вызвать гребаного экстрасенса? – По тону Куинна всем все понятно. Я вижу, как люди неловко ерзают на своих местах.
– Он мог что-то услышать. – Голос Ригби звучит ровно – по-видимому, он не прочувствовал наши подковерные течения. – Или, может быть…
– А где расположены телефоны? – неожиданно спрашивает Эверетт.
– Один, мобильник на зарядке, мы нашли вот здесь. – Ригби поворачивается к плану дома. – Но он полностью сгорел…
– Мы пытаемся выяснить, кому он принадлежал, – быстро вставляет Гислингхэм.
– …а стационарный аппарат, по информации «Бритиш телеком», был в доме единственным и находился вот здесь. – Он показывает на плане. – В гостиной.
– Боже, – шепчет Эверетт, – вот почему мальчик оказался на лестнице. Должно быть, проснулся, понял, что что-то происходит, и попытался вызвать подмогу. Но было слишком поздно. Выбраться он уже не смог.
У бедняги не было никаких шансов. И я не один, кто так думает.
Опять поворачиваюсь к фотографиям. На фото из детской видна нетронутая полоса обоев. Всего несколько следов огня между изображениями Тигры, Иа-Иа и Пятачка. Следы удивительно напоминают отпечатки рук. Я слышу, как позади меня комната погружается в тишину. Поворачиваюсь к Ригби.
– Сколько времени понадобится, чтобы официально подтвердить, что это был поджог?
– Несколько дней. – Он пожимает плечами. – Может быть, неделя. Надо разобрать половину дома, а это займет какое-то время.
– Чем нам заняться в первую очередь, сэр? – задает вопрос Гислингхэм.
Я поворачиваюсь к нему.
– Разыщите родителей. Я хочу, чтобы этим занялось максимальное количество людей, включая патрульных, если нам удастся их заполучить. Для начала надо найти машину. Что у нас с распознавателями номерных знаков? Мы уже связывались с Мет[19] по поводу Эсмонда?