Я положила ладони на плечи мужа, повторила пальцами вырез рубашки и потянулась к пуговицам. Мы смотрели друг другу в глаза и молчали. С тихим шелестом платье сползло вниз, за ним последовала его рубашка. Словно подчиняясь негласной договоренности, мы избегали откровенных прикосновений и даже поцелуев. Губы горели, и все тело горело тоже – от невозможности почувствовать по-настоящему, насладиться бесстыдными ласками, вместе сойти с ума, раствориться друг в друге без остатка. Как если бы между нами стоял невидимый барьер, не позволяющий шагнуть за грань чего-то большего.
– Закрой глаза, – мягко произнес он мне в губы.
Я подчинилась.
Было что-то странное, и до ужаса, до умопомрачения соблазнительное в том, чтобы заново узнавать мужа с закрытыми глазами. Не видеть, только чувствовать. Повторять ладонями его бедра, стягивая брюки, и вздрагивать, когда сильные пальцы едва касаются спины, освобождая меня от корсета. Поднимать руки, позволяя освободить себя от нижней рубашки, почти касаться грудью его груди, напряженными сосками – желая шагнуть вперед и слиться с ним воедино. Чувствовать бедрами его наливающееся силой желание, и дышать через раз. С тихим звоном на пол падали шпильки, одна за другой. Волосы скользнули на плечи, а потом и на спину.
– Ты всегда будешь моей единственной. Маленькой. Сладкой. Девочкой. – Голос мужа был одуряюще низким. Бархатным. Если голосом можно ласкать откровеннее, чем руками, лентами, языком, то именно это он сейчас и делал.
Задохнувшись от пробирающих до дрожи интонаций, широко распахнула глаза.
И утонула во взгляде цвета солнечного затмения.
Во взгляде откровенного и бесстыдного желания.
– Ты бессовестный…
– Извращенец?
– Обманщик. Давно ты открыл глаза?
– А это имеет значение?
– Это было нечестно!
– Было. Но я не могу на тебя насмотреться. Особенно когда ты дрожишь и кусаешь губы…
– Замолчи, – выдохнула хрипло.
– Когда выгибаешься подо мной…
Муж провел пальцами по моей груди, не касаясь соска.
– Или когда стонешь мое имя.
Я ненадолго пришла в себя, когда Анри подал мне руку и повел к ванной. Осторожно ступая между расставленных по полу свечей, чувствовала теплую плитку. Вода сомкнулась, обволакивая нас, к запаху курительных трав теперь примешивался легкий аромат лепестков Риавары. Мы оказались лицом к лицу, и сдерживаться больше не было никаких сил. Муж потянулся к моим рукам, и наши пальцы переплелись, за миг до того, как я приподнялась – позволяя прохладе пробежать по спине, а после опустилась на него. Закусив губу, скользя телом по телу, медленно стекала вниз, чтобы вместе с Анри прочувствовать каждый миг первого слияния.
Тело плавилось, несмотря на воду. Мы снова ненадолго замерли – лаская друг друга взглядами, а после я так же медленно приподнялась. Почти касаясь губами его губ, непростительно близко.
– Мне тоже нравится на тебя смотреть, – прошептала, не отнимая взгляда. – Когда ты еле сдерживаешься, чтобы не запустить пальцы мне в волосы, заставляя запрокинуть голову…
Снова подалась наверх – самую чуточку, отмечая, как напрягаются его плечи, и так же дразняще легко двинулась вниз, немного. В единении наших тел, в этой близости рождалось сладкое, влекущее наслаждение: немалых усилий стоило удержаться на этой грани. Только потемневший взгляд мужа и удержал – ненадолго, чтобы добавить:
– Или не подхватить под бедра, чтобы оказаться внутри еще глубже… насколько это возможно…
Повторяя свои слова, приподнялась еще, продолжая нашу сладкую пытку.
А после опустилась, перехватывая губами стон и вжимаясь ноющими от возбуждения сосками в его грудь. Анри прорычал нечто невразумительное, но так и не двинулся, позволяя мне задавать ритм. Наслаждение текло по венам, сплетая нас воедино, и мир раскачивался перед глазами. Четким было только лицо мужа, и капельки воды, блестящие на наших телах. И сбивающееся, сливающееся дыхание – тоже одно на двоих, и сладкая вспышка в самом низу живота, и еще несколько быстрых движений, рождающих пульсацию внутри, и сила сдавивших мои руки пальцев.
И громкое рычание:
– Тер-реза…
И тогда, по-прежнему чувствуя его внутри, я позволила себе расслабленно откинуться на грудь мужа.
Лежать так было уютно. Вода начинала понемногу остывать, но он согревал меня, обнимая руками и ногами. Намокшие пряди моих волос облепили нас обоих, в них запутались лепестки с бледно-голубыми прожилками. От них по белому шелку растекался едва различимый цвет, словно рисунок бросили в воду. Тело казалось легким, словно пушинка, а счастье – бескрайним, и ничего за его пределами не было. Узоры, бегущие по телам от сплетения рук – символ нашего единения, сияли так, что свечи напоминали лесных светлячков рядом со вспыхнувшим в ночи солнцем.
Я подняла руку, рассматривая их.
– Как так получилось? – спросила то ли мужа, то ли себя. – Настолько… сильно?
– Не знаю, – Анри покачал головой. – Тебя это пугает?
– Не знаю, – эхом отозвалась я. – А тебя?
– Нет, – ответил он. – Теперь уже нет.
15
Каждый раз, когда оказываюсь в поезде, вспоминаю встречу с Иваром. Казалось бы, именно первое путешествие на «Стреле Загорья» должно произвести на меня неизгладимое впечатление, но тогда я была в таком состоянии, что не замечала ни роскоши купе, ни вышколенных проводников, ни стремительно проносящихся за окном видов. А вот обратная дорога на простом паровозе запомнилась мне куда лучше. И почему-то я не могла перестать думать о Раджеке. Как он вообще умудрился пролезть в мое сердце? И не только пролезть, но и прочно там обосноваться.
Единственный друг.
Надеюсь, у него сейчас все хорошо, где бы он ни был.
– До сих пор не могу поверить в то, что я на это согласился, – хмыкнул Анри, взбивая подушки.
Я покосилась в окно, но там было так темно, что смотреть не на что: вместо леса лишь смутные очертания, а дорога представляла собой разлитые кем-то в спешке чернила. Вглядываться в эту бесконечную кляксу – бесполезное занятие, поэтому я просто опустила шторки.
– Ты же не мог бросить меня одну, – заметила я, хитро глядя на него, и поймала подушку, которой в меня прилетело. – Только не с твоим великодушием.
В меня прилетело второй, и я обе спрятала за спину. А вот пусть теперь спит без подушки!
– Мне кажется, графиня, или в твоих словах звучит явная издевка?
– Тебе кажется, – я показала ему язык.
– Ты в курсе, что это противозаконно?
– Это было противозаконно несколько сотен лет назад. Сейчас в мире нет некроманта, который на такое способен.
Анри хмыкнул.
– Вот как ты заговорила, женушка.
Я пожала плечами.
– К тому же, я не собираюсь делать это при свете дня на глазах скорбящих родственников.
На самом деле мне было не по себе. То, что я могу поднять мертвеца, еще не значит, что для меня это легко и просто. Это разрыв грани между мертвым и живым, обращение к силе, природа которой чужда нашему миру. Нечто похожее я испытала во время схватки с Евгенией. Теперь же оставалось только надеяться, что мне не придется «нырять» так глубоко, чтобы вытащить Джолин Эруа и заставить ее рассказать правду о последних днях Катарины Эльгер. По-хорошему, не факт, что вообще получится. Слишком долго она пробыла по ту сторону.
– Волнуешься? – Анри опустился рядом и приобнял меня за плечи.
– Ни капельки.
– Волнуешься, – заключил супруг и продемонстрировал свой браслет.
Ну и ладно!
– Ты можешь отказаться, Тереза.
– Не могу.
– Почему?
– Потому что я дала слово.
– Ты дала слово лжецу и игроку, каких свет не видывал. – Анри нахмурился и привлек меня к себе так, словно не собирался отпускать. – Перед тем, как его приговорили, Эрик обещал уничтожить все, что мне дорого. Тогда меня мало волновали его угрозы, но сейчас, когда есть ты и Софи…
Я повернулась к мужу, заглянула ему в глаза.
– Он многое пережил, Анри. Он мог измениться. Особенно после того, что ему довелось испытать.
– Только не Эльгер.
– Ты сейчас говоришь так, потому что ненавидишь их всех.
От мужа повеяло холодом, и я прикусила язык.
Тем не менее Анри не отстранился, разве что черты лица его стали жестче, а уголки губ опустились.
– Дело не в этом, Тереза. Евгения и Эрик терпеть не могли друг друга с самого начала, как Симон представил своего наследника Лиге. Он ждал несколько лет, чтобы ударить ее побольнее.
– Он говорил, что Евгения подписала ему приговор.
– Это правда. Ее голос был решающим.
– Естественно, что он хотел отомстить.
– Естественно. Но я был тем, с помощью кого приговор привели в исполнение.
Я потерлась щекой о плечо мужа.
– Думаешь, он раскрыл бы нам свою тайну, если бы собирался мстить?
Анри покачал головой.
– Только поэтому и согласился. Но я до сих пор уверен, что это его очередная игра.
В дверь постучали: это был один из тех новомодных паровозов, попасть в купе которых можно только из вагона – все для удобства пассажиров. Впервые такая конструкция появилась в «Стреле Загорья». Анри говорил, что рано или поздно все поезда станут такими. Любому воришке гораздо проще попасть в купе с внешней стороны, чем пройти через вагон. И точно так же гораздо проще скрыться.
– Доставка чая! А так же любви и нежности специально для влюбленных.
Услышав голос Эльгера, мы подпрыгнули одновременно.
А потом ручка клацнула и Эрик шагнул в купе – сияющий, как новехонький антал. Муж взвился с сиденья подобно песчаному вихрю, следом вскочила и я.
– Ты что здесь делаешь, Эльгер? Мы договаривались встретиться в Тевинье.
– Договаривались, но мне стало скучно. И я решил поехать поездом, а не экипажем. Знаете ли, отбить себе пятую точку, ночевать в придорожных забегаловках – удовольствие ниже среднего. И вообще меня в последнее время укачивает в каретах. Возможно, из-за золотой мглы. Ты, кстати, ничего такого не чувствуешь?
– Изыди! – прорычал Анри.
Эрик укоризненно посмотрел на него.
– Разве так обращаются с партнерами? – Потом перевел взгляд на меня и добавил: – Спорим, вы сейчас говорили обо мне?
Не дожидаясь ответа, хитро подмигнул.
– Угадал!
Он устроился на диванчике, хлопнул себя по коленям.
– Ну что? Какой у нас план?
– Вышвырнуть тебя отсюда, – Анри уже пришел в себя и шагнул к Эрику, но я схватила его за плечо.
Не хватало еще драки в поезде.
– План простой. Вечером приезжаем в Ольвиж, ночуем в гостиницах.
– В разных, – подчеркнул Анри.
– Да ну тебя, – отмахнулся Эрик. – Думаете, я за вами следил?
Скептический взгляд мужа подсказал, что именно так он и думает. Я сложила руки на груди. Посмотрела сначала на одного – очень выразительно, потом на другого – и, убедившись, что новой перепалки не последует, продолжила:
– Утром едем в Тевинье, ближе к вечеру встречаемся у ворот городского кладбища. Поднимаем Джолин, ты ее расспрашиваешь, после чего мы благополучно расходимся и забываем друг о друге. Навсегда, маркиз. Договорились?
– Вряд ли я смогу когда-нибудь забыть о тебе, Леди Смерть.
Анри шагнул к Эрику, схватил за плечо и вздернул с диванчика.
– Проваливай. Из. Нашего. Купе.
Тот лениво сбросил его руку и прищурился. Они стояли друг напротив друга, и хотя Эльгер был намного ниже… ох, как же они в этот момент были похожи! Но если ярость мужа мне подсказывал браслет, то ярость Эрика звенела в напряженной тишине и отзывалась в каждом слове. Которые тот выговаривал изнурительно-медленно, в ритме движущегося по зною песков каравана:
– Переставай. Меня. Лапать, де Ларне. Или я забуду о том, что у нас перемирие.
– Так, все, хватит!
Влетев между ними, я вцепилась в Эрика и лично подтолкнула его к выходу. Почему-то мне казалось, что если его буду «лапать» я, он будет не против. А то еще и добавки попросит.
– Жду тебя через два дня, на городском кладбище Тевинье. И раздобудь лопату.
Приложив немного усилий, мне удалось все-таки оттеснить Эльгера к порогу, где муж уже успел распахнуть дверь.
– Лопату? – Тот приподнял брови. – Это еще зачем?
– Будете копать, маркиз.
– Раскапывать могилу?
– Закапывать Джолин. Откопается она сама.
– Закапывать? Я?
– Ну не я же. Без лопаты можешь не приходить.
Воспользовавшись замешательством, промелькнувшим в жемчужно-серых глазах, я решительно подтолкнула Эльгера в коридор, Анри с грохотом захлопнул дверь и повернул задвижку замка.
– С каждой минутой мне все меньше нравится эта затея, – негромко произнес муж.
Я не стала говорить, что мне тоже.
Тевинье представлял собой типичный провинциальный городок. Если бы не вязкий, удушающе-тяжелый запах от многочисленных фабрик, которые были натыканы в нем буквально повсюду. От него на языке становилось солоно и хотелось прикрыть рот надушенным платком – иногда создавалось ощущение, что вдыхаешь неразбавленный горьковатый дым. Собственно, это было не только ощущение: смог стелился над засыпающим городом, над домами, в которых одно за другим гасли окна, напоминая не лучшие дни в Лигенбурге – когда ветер начинал дуть в твою сторону и приносил с собой горькие, тяжелые примеси неестественного аромата прогресса.
Городок был большой и продолжал строиться: видимо, рабочей силы сюда требовалось много и люди приезжали вместе с семьями. Помимо промышленности в Тевинье насчитывалось множество магазинчиков – разумеется, к вечеру уже закрытых, я усмотрела два парикмахерских салона и четыре лавки гробовщиков. Кладбище располагалось на окраине, сразу за ткацко-прядильной фабрикой: мимо высокой ограды вела одна-единственная улочка – в приветливо распахнутые ворота, приглашающие в царство мертвых. Понятия не имею, что могло заставить нормального человека решиться переехать в Тевинье из Ольвижа. На ум ничего, кроме нужды, не приходило. Ну или возможно, Джолин к старости тоже стала не совсем нормальной.
Над воротами на ветру покачивался тусклый фонарь, тени от него ползали по стенам сторожки. За запыленным окном которой виднелась сутулая мужская фигура и огонек свечи. Я шагнула на грань и направила щупальца тьмы сквозь стекло, мягко заключая сторожа в кокон, вытягивая из него силы. Здесь нужно было быть очень осторожной, поэтому я вся взмокла, удерживая дорвавшуюся до жизни смерть. Сторож почувствовал разве что легкий озноб и головокружение, просто сполз на стол, и я тут же увлекла тьму назад. Биение его сердца за гранью ощущалось даже на расстоянии: жив. Завтра проснется и будет думать, что задремал.
Анри внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Я тоже промолчала: напряженная, как натянутая до предела струна. Неосторожно тронь – и сорвется.
Мы подошли к воротам: запертым на ночь, разумеется. Муж достал что-то из кармана и спустя миг уже толкнул передо мной калитку, пропуская вперед. Тяжелый замок остался висеть на прутьях, Анри же сложил руки на груди и нахмурился.
– Если этот гаденыш…
– Тьфу на тебя!
Я не подпрыгнула только потому, что так и не вышла с грани. А на ней движения становятся более медленными, смазанными, голоса – приглушенными. Поэтому невысокая светло-серая тень, скользнувшая к нам из-за жавшихся друг к другу деревьев, выглядела заторможенной.
– Чего такие мрачные? – Эрик оперся о лопату и похлопал меня по плечу. – Здесь, кстати, другой вход есть. Правда для этого нужно через заросший пустырь продираться, грязищи там по колено.
Он указал на перепачканные ботинки и брюки. На грани подсыхающая земля смотрелась серыми струпьями.
– Веди, – холодно приказал Анри, прикрыл калитку и защелкнул замок.
Представляю, как мы смотрелись втроем: маркиз, граф и графиня ночью бодро вышагивают по ощерившейся выбоинами дорожке городского кладбища в Тевинье. Маркиз с лопатой, которая по ощущениям весит больше чем он сам, супружеская чета – с самыми темными намерениями и в отвратительном настроении. Да уж, отличный сюжет для любого журналиста. Они, наверное, в постелях сейчас волчками вертятся, не понимая, почему интуиция не дает покоя.