На следующий день после подписания советско-германского договора, 28 сентября 1939 г., нарком иностранных дел В.М. Молотов вызвал литовского посланника в Москве Л. Наткявичюса и, не выдавая наличия секретных договоренностей с немцами, сообщил, что Каунасу необходимо определиться в своей внешнеполитической ориентации. «Ни для кого не секрет, что Литву хочет «перетянуть» Германия. Значит, для СССР важно знать, к какой стране Литва более расположена. Сейчас недостаточно быть «ни горячим, ни холодным», а нужно принимать решение… Молотов добавил, что Литва политически почти на 100 процентов зависит от Советского Союза и что Германия не будет возражать против того, о чем Советский Союз договорится с Литвой»[55].
3 октября 1939 г. в Москву прибыл министр иностранных дел Литвы Ю. Урбшис. Неделю спустя, после нескольких раундов напряженных переговоров, главы внешнеполитических ведомств СССР и Литвы поставили свои подписи под договором о взаимопомощи, предусматривавшим передачу Литве Виленского края и размещение на территории республики советских военных баз. «После подписания договора Молотов, усмехаясь, сказал, что он ожидал, что латыши будут самые упрямые, но такими оказались литовцы» (док. № 21,24).
Благодаря договорам о взаимопомощи со странами Балтии СССР получил право разместить свои военно-морские базы на стратегически доминирующих в Рижском и Финском заливах эстонских островах Сааремаа (Эзель), Хийумаа (Даго) и в городе Палдиски (Балтийский порт), а также в незамерзающих латвийских портах Лиепая (Либава) и Вентспилс (Виндава). Конфиденциальные протоколы к договорам устанавливали предельный лимит на размещение гарнизонов наземных и воздушных сил СССР (в Эстонии и Латвии – по 25 тыс., в Литве – 20 тыс. человек)[56], отражавший компромисс между изначальными требованиями советских переговорщиков и возражениями прибалтийских делегаций.
Одновременно с договорами о взаимопомощи были заключены двусторонние торговые соглашения, позволившие странам Балтии получить рынок сбыта сельхозпродукции в СССР и восполнить товарно-сырьевые потери, вызванные острым дефицитом импорта из-за начавшейся войны в Европе.
В современной историографии можно встретить утверждения о «незаконности» договоров о взаимопомощи СССР с Эстонией, Латвией и Литвой, с подписанием которых якобы началась «советская оккупация»[57]. Однако об их соответствии нормам международного права того времени свидетельствует то, что эти договоры по просьбе глав МИД стран Балтии были зарегистрированы (депонированы) в Лиге Наций[58]. «Хотя и под давлением, правительства стран Балтии все же согласились с условиями договоров о взаимопомощи, – пишет современный эстонский юрист Л. Мялксоо. – Эти договоры применялись на практике более чем полгода, поэтому говорить об их недействительности задним числом было бы фикцией. Кроме того, в то время доминировало мнение юристов… согласно которому заключенные под принуждением договоры не были автоматически недействительными»[59].
Неудивительно, что, по сообщению посланника Латвии в Москве, «после подписания пактов взаимопомощи Балтийских государств и Советского Союза интерес в дипломатическом корпусе к Балтийским государствам ослаб. Большая часть соглашения восприняла как неизбежный, но единственный правильный выход из создавшейся новой ситуации» (док. № 23).
Политические причины заключения договоров о взаимопомощи были вполне очевидны. Яркой иллюстрацией преследуемых советской стороной целей служит датированное 24 сентября 1939 г. заявление В.М. Молотова министру иностранных дел Эстонии К. Сельтеру: «Договор с Германией имеет определенный срок действия. Так что ни мы, ни Германия не сложили оружия… Польско-германская война показала, что великая держава не может передоверить свою безопасность другим… Поэтому естественно, что Советский Союз возьмет в свои руки обеспечение этой безопасности»[60]. Во время переговоров с литовским министром иностранных дел звучали аналогичные объяснения: «Москва подчеркивала повторно, что СССР интересует только создание военного противовеса на Балтийском побережье. Гитлер является incalculable: он мечется из стороны в сторону и в целом считается только с вооруженной силой» (док. № 20). После заключения советско-латвийского договора о взаимопомощи советская позиция была символически подчеркнута организацией коллективного просмотра фильма «Если завтра война…». Латвийский военный атташе Я. Залитис записал: «Содержание фильма: бои Красной Армии с напавшей на Советский Союз германской армией» (док. № 42).
Антигерманскую направленность действий СССР в Прибалтике прекрасно понимали в Англии. 5 октября 1939 г. У. Черчилль, несколькими днями ранее назначенный первым лордом Адмиралтейства, встретился с советским полпредом И.М. Майским. Черчилль изложил свое понимание внешнеполитической ситуации: «СССР становится хозяином советской части Балтийского моря. Хорошо это или плохо с точки зрения британских интересов? Хорошо. Правда, кое-кто из лейбористско-либеральных сентименталистов проливает слезы по проводу «русского протектората» над Эстонией или Латвией, но к этому нельзя относиться серьезно. По существу же последние действия советского] правительства] в Прибалтике соответствуют интересам Англии, ибо они сокращают возможный «лебенсраум» Гитлера. Если балтийские страны должны потерять свою самостоятельность, то лучше, чтобы они включались в советскую, а не германскую государственную систему»[61].
О потере государственной независимости стран Балтии речи, однако, не шло. На переговорах с литовской делегацией И. Сталин обозначил советскую позицию: никакого вмешательства во внутренние дела стран Балтии, никакой «советизации» не будет. «Если бы Литва попала в зону влияния немцев, в лучшем случае из Литвы был бы создан немецкий протекторат. Метод же большевиков состоит в том, чтобы не касаться независимости Литвы, охранять ее неприкосновенность с воздуха и поддерживать стабилизацию внутри. Если коммунисты начнут суетиться в Литве, то Советский Союз сумеет их образумить» – зафиксировал слова Сталина литовский посланник в Москве[62]. Неделей позднее советская сторона заверила литовскую делегацию в неизменности своей позиции: «Москва даже заинтересована, чтобы в балтийских государствах царили мир и порядок, но не возникали революция и гражданская война. Со своими коммунистами Литва может действовать по своему усмотрению» (док. № 21).
Несмотря на понятные опасения прибалтийских дипломатов[63], Кремль сдержал свое обещание. Размещение в странах Балтии советских войск существенно усилило позиции левых и коммунистических сил, а также протестные настроения[64], однако поддержки извне они не получили. Напротив, 14 октября 1939 г. нарком иностранных дел В.М. Молотов указал временному поверенному в делах СССР в Литве Н.Г. Позднякову: «Всякие заигрывания и общение с левыми кругами прекратите»[65].21 октября 1939 г. Молотов повторил свое указание: «Всем работникам полпредства, в том числе и военному атташе, категорически воспрещаю вмешиваться во внутренние дела Литвы, поддерживать какие-либо оппозиционные течения и т. д. Малейшая попытка кого-либо из вас вмешаться во внутренние дела Литвы повлечет за собой строжайшую кару на виновного. Имейте в виду, что договор с Литвой будет выполняться с нашей стороны честно и пунктуально. Того же будем требовать и от Литовского правительства. Следует отбросить как провокационную и вредную болтовню о «советизации» Литвы»[66]. Аналогичную по содержанию телеграмму нарком иностранных дел отправил полпреду СССР в Эстонии: «Вы обязаны, наконец, понять, что всякое поощрение этим настроениям «советизации» Эстонии или даже простое непротивление этим настроениям на руку нашим врагам и антисоветским провокаторам»[67].
Полторы недели спустя В.М. Молотов публично повторил этот тезис в выступлении на 5-й сессии Верховного Совета СССР: «Мы стоим за честное и пунктуальное проведение в жизнь заключенных пактов и заявляем, что болтовня о «большевизации» стран Балтии выгодна только нашим общим врагам и всяким антисоветским провокаторам» (док. № 28). Аналогичные заверения были даны и наркомом обороны К.Е. Ворошиловым во время выступления на параде 7 ноября 1939 г.: «Заключенные договоры с Эстонией, Латвией и Литвой улучшили стратегические позиции как нашего, так и этих государств. Наши части, размещенные, в соответствии с договором, в Эстонии, Латвии и Литве, являются только передовым постом на входе в Балтийское море и Советский Союз. Войска Советского Союза ни при каких обстоятельствах не будут вмешиваться во внутреннюю жизнь Эстонской, Латвийской и Литовской республик» (док. № 27).
Слова не расходились с делом, демонстрация лояльности прибалтийским властям порою принимала невероятные формы. Согласно информации латвийской разведки, например, в октябре-ноябре 1939 г. «были случаи, когда местные коммунисты обращались к большевикам в Ново-Вильне с жалобами против литовских учреждений. Большевики их арестовывали и передавали литовской полиции» (док. № 45). Арест в декабре 1939 г. лидеров литовской компартии во главе с первым секретарем А. Снечкусом[68] также не вызвал какого-либо протеста Москвы.
Разумеется, размещение советских войск в Эстонии, Латвии и Литве далеко не у всех в этих странах вызвало восторженные оценки. Однако официальные представители стран Балтии, в том числе и в своем узком кругу, вынуждены были признавать корректность поведения советской стороны и определенные материальные выгоды от размещения баз. Именно такая оценка действий советской стороны была высказана на закрытом совещании послов стран Балтии 28 ноября 1939 г. в Париже: «Русские гарнизоны не вызвали никаких недоразумений и не создали каких-либо затруднений. Кроме того, советские войска в Эстонии платят за товары английскими фунтами или долларами, а это положительно сказывается на финансах в то время, когда в стране не хватает валюты. У латыша также нет никаких неблагоприятных известий о русских»[69].
На протяжении поздней осени 1939 – весны 1940 гг. изрядная часть времени прибалтийских дипломатов в Москве уходила на обсуждение с советскими властями различных технических вопросов, связанных с пребыванием в республиках советских воинских частей и строительства на отведенных территориях военных объектов (док. № 31, 32, 35, 37, 44, 48, 49, 50). Для Латвии важной темой стало также обсуждение вопроса о предоставлении СССР вооружений и военных материалов для латвийской армии в соответствии с п. 2 советско-латвийского договора о взаимопомощи (док. № 25, 70, 79). Все эти вопросы решались в процессе равноправного двустороннего диалога; прибалтийским дипломатам не приходилось жаловаться на давление советской стороны. Документы опровергают мнение некоторых современных исследователей о том, что в этот период «Эстония и Латвия были практически оккупированы»[70]. Напротив, страны Балтии на этом этапе выполняли роль «витрины» советской мирной политики.
Публикуемые документы показывают ревность, с которой латвийские и литовские дипломаты относились к своим эстонским коллегам, активнее демонстрировавшим готовность сотрудничать с Советским Союзом. Состоявшийся 7-12 декабря 1939 г. визит в Москву эстонской военной делегации во главе с главнокомандующим эстонской армии генералом Й. Лайдонером вызвал у латвийского посланника Ф. Коциньша очевидное раздражение. «Эстония следовала своей традиционной тактике быстро приспосабливаться к новым обстоятельствам, т. е. кто рано встает, тому бог подает», – язвительно писал он, отмечая, что «поездка генерала Лайдонера в смысле времени, когда братский эстонцам народ борется в тяжелых боях, не была удачно избрана, в свою очередь для Советского Союза очень уместна» (док. № 40).
Визит эстонской военной делегации в Москву происходил на фоне советско-финской «зимней войны» (ноябрь 1939 – март 1940 гг.), ставшей испытанием для отношений Советского Союза и стран Балтии. Латвийский посланник в Москве с пониманием оценивал действия СССР: «Молотов начал переговоры с Финляндией, которые, по убеждению русских, следовало тем или иным путем привести к быстрому и благожелательному разрешению. Терпение Советского Союза к достижению поставленной цели действительно не было малым и, если верить предоставленной мне 30 ноября с. г. послом Германии графом Шуленбургом информации, Сталин даже был готов отступиться от требований базы «Хангё», если правительство Финляндии согласится на аренду двух островков в заливе Хангё. Есть глубокая истина в утверждениях Сталина и Молотова генералу Лайдонеру, что русские хотели достичь соглашения мирным путем» (док. № 36).
Однако публичная позиция прибалтийских дипломатов, воздержавшихся при голосовании в Лиге Наций по вопросу исключения СССР из этой организации за вторжение в Финляндию, оказалась не слишком приятной для Москвы. Как констатировал латвийский посланник в Москве, «если в беседе с Молотовым последний показывал лишь недовольное лицо об участии Балтийских государств в последнем заседании Лиги Наций, то Потемкин открыто сказал, что новые «sojuznički podkačali» Советскому Союзу. Потемкин упрекнул также отношение прессы Литвы к конфликту Советского Союза и Финляндии» (док. № 43).
В Кремле не знали, что вопреки советско-латвийскому договору о взаимопомощи отдел радиоразведки латвийской армии оказывал практическую помощь финской стороне, передавая финнам перехваченные радиограммы советских воинских частей[71]. Аналогичную помощь Финляндии предоставляли и эстонские военные[72]. Причиной подобного поведения, судя по всему, был не оправдавшийся расчет на британское и французское вмешательство в советско-финскую войну – ведь уже в начале января 1940 г. латвийские дипломаты были информированы о планах союзников совершить воздушное нападение на нефтепромыслы в Баку (док. № 46). Впрочем, одновременно латвийская верхушка сохраняла негласные контакты с нацистами. В ноябре 1939 г. состоялась встреча главнокомандующего латвийской армии К. Беркиса и начальника штаба армии X. Розенштейнса с руководителем эстонского и финского отделов абвера А. Целлариусом[73].
Передачей разведданных противникам СССР дело не ограничивалось. В латвийском Генштабе разрабатывались варианты действий, которые эвентуально могли бы применяться для блокирования советских военных баз, расположенных на ее территории^ также перекрытия прибрежных районов Рижского залива[74]. Аналогичные планы разрабатывались и литовскими военными[75]. К настоящему времени, однако, остается неизвестным, насколько обо всей этой противоречившей договорам о взаимопомощи деятельности и планах против СССР было известно в Кремле.
Раздражающим фактором для Москвы стала попытка стран Балтии оживить деятельность т. н. «Балтийской Антанты» путем проведения как секретных консультаций политического и военного характера, так и с помощью более формализованных координационных мероприятий. Состоявшаяся 14–16 марта 1940 г. в Риге конференция «Балтийской Антанты» вызвала настороженность советской стороны (док. № 75) и дала повод Москве заподозрить тайное присоединение Литвы к эстонско-латвийскому военному союзу.