– Скажу, что это просто необходимо, я считаю, что, введя в практику чёткое, детальное планирование каждого нашего действия, мы сможем повысить эффективность и, тем самым, компания…
– Николай! – обрывает Саша говоруна.
– Да?
– Я же сказал, что обсудим позже. И тогда ты нам всё изложишь детально, с выкладками, как полагается.
Лицо Христенко расцветает, как майская роза.
– Конечно! Я всё подготовлю.
Усаживаясь на стул, он всё ещё продолжает что-то бубнить про компанию и планирование. С четверть минуты Саша по-отечески сурово смотрит на него, а потом даёт отмашку, и совещание начинается…
Пока мои коллеги высказывают мнения, рапортуют и спорят, я пытаюсь понять, как теперь жить… Как жить Ивану Рубину, начальнику по гнилым вопросам. Кстати, я так всем и представляюсь – на работе, естественно. Начальник – потому что заведую в своем отделе сектором, а по гнилым вопросам – потому что в наш сектор сваливают именно «гнилые» вопросы. То есть, трудноразрешимые и те, к которым вообще не понятно с какой стороны подойти. «Один из самых ответственных участков работы и всё такое» – так примерно говорит вышестоящее начальство. И оно отчасти право. А в другой части все эти конторские «жени криворучки» обнаглели настолько, что списывают на нас кроме реально проблемных задач и те, решить которые – что два пальца об асфальт. Бывает, смотрю я на повешенную на сектор задачу и искренне недоумеваю: «Ребята, а вы-то чем занимаетесь?». И ведь находят, чем заняться. Бегают, суетятся, по пять раз на дню совещаются, ведут глубоко философские беседы за кружкой чая, а когда очередной проект обычным образом оказывается в анусе, ищут, на кого бы перевести стрелки. А теперь ещё и этот «Каскад», так его растак. Проект денежный, многообещающий, грамотно выполненный он сулит конторе прорыв в своем секторе рынка программного обеспечения, утирает нос конкурентам, затыкает их за пояс или куда подальше. Но… именно грамотно выполненный. Без сучка, без задоринки… Блин, придётся напрягаться, рвать зад на части… Или попробовать отмазаться?
– Ива-а-а-н… – долетает до моего сознания. – Иван! Ты спишь что ли?!
– Нет, Саш, задумался…
– Надеюсь, по делу?
– А то как же!
– И?
– Согласен я, что одно дело делаем. Так что, чем сможем, поможем. «Каскад» – проект важный, даже архиважный… Понимаю, очень нужно, чтобы всё по нему без проблем прошло…
Саша кивает, улыбкой благодарит за понимание.
– Дело-то одно… – Выдерживаю паузу и бью, не в бровь, а в глаз: – Но, Саш, по текучке у нас проблемы ожидаются…
– Какие такие проблемы, – хмурится Саша. Упершись ладонями в подлокотники, он приподнимается со стула и, нависнув над столом, вперивает в меня колючий взгляд.
– Проблема по сути одна: клонирование запрещено.
Все, кто есть вокруг, раскрывают рты. На лице каждого присутствующего на совещании написан немой вопрос: «я не ослышался?»
– Вань, ты случайно в обед водочки не принял? – вкрадчиво интересуется Саша.
– Ну ты что, я на боевом посту ни-ни! – заверяю я.
– А что ж ты тогда несёшь? Какое клонирование?!
– Ресурсов хронически не хватает, а тут ещё Тоня Александрова увольняется. Её работу я, естественно, распределю по ребятам, но, блин, «Каскад»… Можно, конечно, новых людей взять, но потянут ли? С запараллеливанием на «Каскад» мне программеров моих клонировать бы нужно… А нельзя… Или есть ещё вариант: давай их в контору переселим! Койки поставим, завтрак, обед, ужин подвозить будем… чтоб день и ночь, день и ночь у станка!
Саша опускается на стул, закрывает глаза и долго сидит молча. В совещательной всё это время стоит гробовая тишина.
– Вот ведь ты какой, – наконец, произносит он, не открывая глаз. – Всегда найдёшь, какую гадость сказать…
– Извини, но ведь правда же! – говорю уверенно.
– Да уж… – вздыхает Саша. – Ладно, ты ведь в отпуск собрался?
– Да.
– Ну сходи, отдохни, потом обсудим. Твоих пока трогать не буду, пусть работают, как работали.
Фу ты, чёрт! Неужели прокатило? Отсрочку получили, глядишь, и вовсе обойдётся… Не, я совсем не прочь оказать посильную помощь, но именно посильную! Ведь не снимают с нас старых обязанностей, а стало быть, и ответственность старую, да ещё новыми проблемами нагружают! И спрос, значит, двойной будет. Оно нам надо? Проходили мы это уже. За стахановский результат спасибо и грамота, а за провал – групповуха с начальством. Один проект – один раз отымеют, два – на два и умножай…
– Что ж, все свободны! – распоряжается Саша. – До завтрашнего корпоратива! – уточняет он.
– Саш, я завтра уезжаю, – предупреждаю я, – так что…
– И что ты за человек такой, Рубин?! – кисло улыбается Саша.
Я пожимаю плечами, дескать, откуда ж мне знать?
– Заявление-то написал?
– Естественно!
– Ну, давай что ли, подпишу…
– И я ещё раз хочу напомнить о необходимости регламентирования всех работ! – голос Христенко, как чёртик из коробочки для небезызвестной героини фильма «Брильянтовая рука». Мои расслабившиеся по окончанию совещания коллеги все как один вздрагивают и застывают в самых разнообразных позах. На мгновение переговорная превращается в филиал музея мадам Тюссо. Саша замер с занесённой для постановки визы авторучкой, «Жжёный» – в позе разгибающейся уборщицы – сделал попытку подняться со стула, Эдик Вавилов с вставленным в ноздрю кончиком указательного пальца. И на фоне этого неимоверно громким кажется мне вздох или даже взрыд Миши Шифмана: из-под прикрывающих лицо ладоней какое-то нечленораздельное «аибанарот»…
Какой народ? При чём тут народ? – лихорадочно пытаюсь сообразить я.
…Чем хорош разгар лета? Да тем, что как поздно ни выйди из конторы (в пределах разумного, конечно), а на улице, как правило, солнышко пригревает, птички щебечут, если ноги занесут тебя в какой-нибудь скверик. Благодать! Вот и сейчас, как в той присказке, тепло, светло и мухи не кусают. Но сегодня, вместо тенистого скверика, я прямиком направляю стопы к метрополитену имени вождя мирового пролетариата. Скорее домой, встречать гостей! Друг ко мне приезжает – Костик. Посидим за ужином, водочки тяпнем, а завтра в путь-дорогу дальнюю.
Звонок мобильника раздаётся как раз, когда я собираюсь броситься в распростёртые объятья подземки – распахнутые двери станции «Домодедовская».
– Да, Костя, слушаю!
– Здорово, Иван… – голос Костика звучит настораживающе виновато. – Тут, понимаешь, дело такое…
– Что стряслось?
– Не смогу сегодня приехать… Проблемы нарисовались.
– Как это так?! – у меня в груди холодеет, будто под грудину запихнули кусок льда, неужели отпуск накрылся?
– Да ты не волнуйся, Вань, до завтра разберусь. И утром, как штык, у тебя! Договорились?
– Фу ты, блин, напугал… – выдыхаю я, чувствуя, как внутренности мои оттаивают. – Во сколько ждать?
– Часам к десяти подгребу, ну, может, к одиннадцати. Лады?
– Ага.
– Тогда до завтра!
– Бывай!
После беседы с Костиком нырять под землю мне как-то сразу расхотелось. Необходимость спешить домой отпала, что я там один делать буду? Надо чем-то себя занять на вечер… Позвонить что ли Виталику, коллеге по предыдущей работе, он парень разбитной, тусовочный, может девчонок организует, приятно проведём время… А что, мысль!
– Вань, ты чего в метро войти боишься? – звучит у меня за спиной.
Обернувшись на голос, вижу Мишу Шифмана.
– Нет, Миш, не боюсь, размышляю просто, как убить время…
– Я тоже… – грустно произносит Миша. – Домой не тянет, что там делать? Друзей-знакомых как-то не нажил… С мамой почти постоянно сидел. А теперь вот маюсь вечерами. А уж на выходных вообще места себе не нахожу. В четырёх стенах одному сидеть сил никаких нет, иду на улицу и дотемна болтаюсь, как медведь-шатун… А, да что я тебя нагружаю! Своих проблем, наверняка, выше крыши, – Миша умолкает, виновато глядит на меня, а я теряюсь в догадках, что ему ответить. Нам обоим неловко. Надо бы позвонить Виталику, а то свалит на какую-нибудь тусовку, так потом не выловишь, но как вот просто взять и позвонить, когда человек перед тобой душу открывает? Что же ему такое сказать, как поддержать? – Чёрт, стойкое желание напиться! – приходит мне на выручку Миша. – Который день подряд!
– Напиться, говоришь? – переспрашиваю я, оценивая такой вариант развития событий.
– Ну да… – пожимает Миша плечами.
– В принципе можно…
…В ближайшей забегаловке мы заказываем котлеты по-киевски, салаты «Мимоза» и двухсотграммовый графинчик водки.
– За что? – спрашивает Миша, разлив водку по рюмкам.
Я картинно морщу лоб, пытаясь придумать повод.
– Давай за твой отпуск! – предлагает Михаил.
– Давай.
Чокнувшись, мы опрокидываем по первой.
– Куда отдыхать отправляешься? – осведомляется Миша, наполняя рюмки заново. – В Турцию или в Египет? И вообще, куда сейчас модно ездить на нашем уровне?
– Не знаю, – отвечаю честно. – Я, Миш, с друзьями на «байдах» по реке сплавляться собрался.
– На байдарках? – уточняет Миша.
– Ага.
– Выходит, экстримом увлекаешься?
– Да ладно тебе. Экстрим – это по горной реке: водопады, пороги, напряг с утра до ночи. А мы по-простому, по-деревенски: вёслами чуток помахать, вина попить. Короче, расслабиться на природе.
– Тогда давай за природу, – улыбается Миша, и мы выпиваем. – Я бы тоже рванул на такое мероприятие… – говорит мой собутыльник, закусывая.
– Миш, я бы тебя с радостью пригласил, но состав укомплектован, мест нет… Если только по быстрому найдёшь себе компаньона с «байдой»… Но очень быстро. Самое позднее – послезавтра.
Миша дважды кивает, жуя, и я уже достаю сотовый, чтобы описать ситуацию Косте и получить одобрение на возможное вливание в наш состав новых членов, но Миша меня останавливает:
– Если ты по моему поводу звонить собрался, то не суетись. У меня тут свои мероприятия намечаются.
Пока я прячу сотовый в карман, Миша наливает нам ещё водки.
– Так давай за мероприятия и выпьем, чтобы всё удалось! – предлагает он.
Мы снова чокаемся, я споро опрокидываю в себя очередную стопку, а Миша заунывным голосом выдаёт:
– Уезжаю я… из страны…
– Как? – я едва не поперхнулся.
– Так… – грустно улыбается Миша. – И, скорее всего, навсегда…
Вот это номер! А мы всем отделом гадали, чем Миша займётся, некоторые даже ставки делать пытались, а он… Да уж, что и говорить, всех перехитрил.
– Если не секрет, почему? – интересуюсь я, зажевывая водку салатом. – И чего вдруг так сразу?
– А что меня тут ждёт? – отвечает Миша вопросом на вопрос. – Какие у меня здесь перспективы?
– Ну, я не знаю… Ты же парень головастый.
– Я математик, Вань. Математику с детства любил, «Мехмат» МГУ закончил с отличием, аспирантуру, кандидатскую защитил… Не хочу я всего этого, – он тычет пальцем в не первой свежести окно забегаловки. Из него видны верхние этажи здания, в котором обосновалась наша контора. – Всё это – беспрерывное зарабатывание денег… Это сейчас главное в этой стране, все на этом помешались. А я? Что мне среди этого делать? Раньше для матери старался, а теперь… Я наукой заниматься хочу, Иван! А кому тут эта наука нужна? Разговоры одни про неё, про субсидии, выделяемые на её развитие. А на деле – академики друг с другом и с властью грызутся. Кто-то те субсидии делит, кто-то власть над учёными… Ай, да ладно! – взмахивает он рукой. – В общем, уезжаю.
– Куда, если не секрет.
Прежде чем ответить, Миша выливает в рюмки остатки водки. Подзывает официантку.
– Девушка, мы ещё грамм двести водки возьмем и по порции этих ваших котлет. Ты не против, Вань?
– Можно.
Прихватив с собой графин и пустые тарелки, девушка удаляется, а Миша поднимает рюмку и безмолвно осушает её.
– Сначала собирался в Канаду, – произносит он, поднеся к носу кусочек чёрного хлеба. – Однокашник мой туда убыл с женой и детьми. Пристроился на кафедре, сейчас докторскую дописывает. Приезжал он месяца полтора назад – такое рассказал, аж слюнки потекли. Работай, твори – простор, размах. Дети учатся, жена при деле. Курсы языка за счёт государства, стипендия на время обучения на этих курсах. Но самое главное, потом математикой можно будет заниматься в своё удовольствие! Он меня ещё тогда к себе звал, обещал помочь обустроиться. Но тогда мать жива была, куда я от неё? А сейчас – вольная птица…
– Значит, в Канаду? – уточняю я.
– В Канаду уже передумал.
– Хм, я смотрю у тебя большой выбор… Так куда?
– Куда ещё, кроме Канады, может собираться человек с фамилией Шифман? – улыбается Миша.
– Неужели в Землю Обетованную?
– Туда, – кивает Миша, грустно улыбнувшись. – Тётка у меня там, как оказалось. Я не подозревал даже, что родственники за границей есть, а тут, как маме совсем плохо стало, она меня и порадовала. Попросила связаться.
У нашего столика появляется всё та же официантка, составляет с подноса тарелки с котлетами и наполненный до краёв графинчик.
– Давай, Иван, за родственников выпьем, чтобы они были здоровы! – предлагает Миша, и мы выпиваем. – Так вот, – продолжает Михаил, – у тётки муж профессор-физик, и удачно так получилось, что в его конторе место вакантное есть и именно математик нужен.
– Понятно…
– Тётка говорит, свои своим помогать должны.
– Кто бы спорил, – соглашаюсь я, ковыряя вилкой котлету.
…Из забегаловки мы выходим в приподнятом настроении – двести грамм водки на брата это всё же не просто так. На пути к метро Миша продолжает делиться со мной своими планами на будущее, а я искренне надеюсь, что всё у него там, в далёком Израиле, сложится хорошо. У бортика подземного перехода мы останавливаемся, чтобы попрощаться: мне под землю, а Мишка решил переместиться к дому на троллейбусе.
– Ты когда отчаливаешь в свой Рай? – интересуюсь я.
– Не раньше, чем через месяц. Так что увидимся. Но, если вдруг раньше уеду, имей в виду, что рад был знакомству и общению с тобой! Счастливо оставаться! Эх, Ваня… – вздыхает Михаил. – Нет, ну надо же, уезжаю… Ну, а вы… Вы здесь – кровь на рыле – топай к светлому концу…
– Ты же, сука, в Израиле будешь жрать свою мацу! – на автомате откликаюсь я и тут же спохватываюсь: – Ой, Миш, извини! Вырвалось как-то…
В ответ на мою реплику Миша разражается хохотом! Да ёще каким хохотом – так и на концерте Задорнова не смеются, когда клеймит американов почём зря.
– Уважаю, – выговаривает Миша, с трудом давя смех. – Галича уважаю. И Владимира Семёновича с его Мишкой Шифманом тоже уважаю!
– Владимира Владимировича уважаешь? – раздаётся неподалёку от нас. – Мы как один поворачиваемся на голос, и нашим глазам предстаёт потрёпанного вида мужичонка с бутылкой пива в одной руке и авоськой в другой. – Владимира Владимировича уважаешь? – переспрашивает он, отхлебнув из бутылки. – Малацца! Владимир Владимирович – это… Ик… Это… это… Ик!
– Зомби… – зло шипит Миша. Лицо его перекошено, от недавней безбашенной весёлости на нём не осталось и следа.
Отсалютовав нам бутылкой, мужичок неловко переступает на месте и, не удержав равновесие, с очередным «Ик!» оседает в предательски притаившиеся в сгустившихся летних сумерках кусты. Оттуда немедленно доносятся звуки оживлённой возни и вдохновенное, как стих о Родине, «ЭТО!»
– Наше все, твою мать… – цедит Миша, отвернувшись от павшего авоськоносителя.
– Миш, ты чего?!
– Такое ощущение, что живу среди зомби…
…В вагоне метро, где я с удобством расположился, оккупировав в одиночку целое сиденье, вместе со мной всего десяток пассажиров. Вагон раскачивается на ходу, мерно постукивают колёса, меня неудержимо клонит в сон. То и дело впадая в дрёму, я заваливаюсь на бок, но как только голова касается сиденья, пробуждаюсь, усаживаюсь поровнее, мутным взглядом скольжу по пассажирам, которым до меня нет никакого дела, и всё повторяется с начала. Наконец, мне это надоедает, да и неудобно всё же перед людьми… Я беру себя в руки и, кажется, одерживаю победу над Морфеем – временную, конечно. На очередной станции в вагон входит компания – четверо мужчин лет так под шестьдесят. Солидные, при костюмах и галстуках. Не часто таких в метро встретишь. Наверное, личные водители запили, и крутым дядям приходится добираться домой на общественном транспорте. Дяди придирчиво осматривают вагон и сбиваются в кучку на площадке у дверей – аккурат рядом со мной.