26 ноября по 12 декабря 1912 года по приглашению директора департамента полиции начальник Кронштадтского жандармского управления и его помощник участвовали в Особом совещании при министре внутренних дел для обсуждения вопросов, связанных с ведением политического розыска. А 29 февраля 1913 года Владимиров избирается членом суда чести офицеров Отдельного корпуса жандармов. Благодаря хорошей репутации, вскоре он входит и в хозяйственную комиссию Кронштадтского управления, проводит документальные проверки истребованных и полученных сотрудниками сумм[17]. 6 апреля 1914 года был награжден орденом Святой Анны II степени.
Начавшаяся Первая мировая война стала тяжким бременем для офицеров царского политического сыска. Острая нехватка в империи квалифицированных специалистов по розыску сделала их почти незаменимыми специалистами. Жандармов направляли на службу в контрразведывательные и разведывательные отделения при штабах армий, чиновниками в администрации оккупированных территорий, назначали их военными цензорами. Это приводило к непредвиденному и очень значимому ослаблению организации внутренней безопасности в империи, а также умственным и физическим перегрузкам самих сотрудников спецслужб.
Не стал исключением и В.В. Владимиров. С 21 июля 1914 года по 18 декабря 1915 года приказом коменданта Кронштадтской крепости он занимал должность военного цензора Кронштадта. Параллельно с ним военным цензором с июля 1914 г. по февраль 1916 г. был и полковник Тржецяк. Кадровый голод в царских спецслужбах в годы войны непредвиденно обострился, потому даже крупные руководители и аналитики часто назначались на подобную рутинную бюрократическую работу. 1 октября 1915 года по распоряжению главнокомандующего армиями Северного фронта Владимиров и Тржецяк исполняли обязанности по организации контрразведки по Кронштадтскому крепостному району. В помощь им были направлены жандармский подполковник А.М. Филатьев[18] и поручик В.В. Шлихтинг[19], а также 2 старших и 8 младших филеров из числа жандармских унтер-офицеров, 2 писаря. Ежемесячные общие расходы на ведение контрразведки в Кронштадте составляли 2890 рублей, из которых 650 рублей шло на оплату прибавки к жалованью 4 офицерам, 130 рублей писарям, 666 рублей агентам наружного наблюдения (филерам), 265 рублей на работу канцелярии и фотографического оборудования, 100 рублей на оплату работы наемных переводчиков, 25 рублей на наем конспиративной квартиры и 290 рублей на содержание секретной агентуры. Самой ощутимой частью расходов была оплата разъездов, командировок сотрудников и агентов и отправка телеграмм, ежемесячно обходившаяся в 823 рубля. При этом жандармы значительно превысили заложенный бюджет: вместо положенных 2014 рублей перетратили лишних 876 рублей. Гасить недостачу приходилось за счет средств самого управления, экономя на политическом сыске. Так, в начале 1915 года эту проблему решали следующим образом: из 1415 рублей, положенных по смете на секретные расходы, из сумм отделения был потрачен лишь 1031 рубль, из которых 317 рублей было выдано в виде займа из бюджета следующего месяца.
Надо отметить, что теоретически военная контрразведка в Российской империи была изъята из ведомства полиции и подчинена Главному управлению Генерального штаба, штабам армий и военных округов, а работавшие в ее структурах жандармские чины изымались из органов политического сыска и прикомандировывались к соответствующим армейским подразделениям. Однако специфика Кронштадта заключалась в том, что работать контрразведчики должны были и на суше, и на море. Поэтому никто, кроме чинов Кронштадтского жандармского управления, взаимодействовавшего на межведомственном уровне одновременно с армией и флотом, не мог вести данную работу в достаточной степени эффективно. При этом надо отметить, что военные далеко не спешили оплачивать дорогостоящую работу по контршпионажу в полном объеме. Так, из израсходованных Кронштадтским управлением в декабре 1915 года на контрразведывательную работу 2890 рублей штаб Кронштадтской крепости возместил лишь 1800, оплатив их по статье на содержание секретной агентуры. Нехватка средств приводила к экономии. Из 25 секретных агентов и осведомителей, работавших на жандармское управление в этом месяце, только 9 человек получили жалованье по контрразведывательному бюджету, а 10 секретных сотрудников ежемесячного вознаграждения не получили вовсе. К началу 1916 года экономия на секретной агентуре и расширение внутренних займов из расчета будущих сумм от Департамента полиции стало основным способом сведения баланса Кронштадтского отделения, перегруженного контршпионской работой[20].
С началом войны Владимиров постоянно направляется в секретные командировки: в Петроград, Гельсингфорс, Ревель, Териоки, иногда раз в две-три недели[21]. Летом 1915 года Владимиров по приказанию главкома VI отдельной армии в военно-разведывательных целях был дважды командирован в Эстляндскую губернию на острова Эзель, Моон и Даго с секретным поручением. Это было не только крупнейшим расследованием в его жандармской службе, но и, по нашему мнению, началом второго крупного шпионского дела после известного «дела Мясоедова». Одной из задач VI армии было обеспечение безопасности побережья Прибалтийских губерний и Петрограда от возможного десанта немецких войск. После вынесения в марте 1915 года смертного приговора бывшему жандармскому подполковнику С.Н. Мясоедову было арестовано немалое количество людей, раскрыта целая «сеть немецкой агентуры», а к середине июня противники военного министра В.А. Сухомлинова, воспользовавшись его знакомством с Мясоедовым, добились отставки министра. Архитекторы дела Мясоедова, главным из которых был, бесспорно, генерал-майор М.Д. Бонч-Бруевич, были окрылены достигнутым успехом. Провал в Восточной Пруссии и только начавшееся великое отступление русской армии можно было объяснить работой германских шпионов.
Должность командующего VI армией занимал 70-летний генерал от артиллерии К.П. Фан-дер-Флит, однако уже с апреля 1915 года исполняющим должность начальника его штаба был назначен М.Д. Бонч-Бруевич. Он был направлен туда главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем с единственной целью: раскрыть немецкие шпионские организации в Петрограде и Прибалтике. Также перед отличившимся в мясоедовском деле генералом была поставлена задача собрать компромат на третьего в очереди престолонаследования великого князя Кирилла Владимировича и его супругу Викторию Федоровну, обвинив их в шпионаже. Задачей-максимум была дискредитация всех потомков великого князя Владимира Александровича.
Вот как это описал в своих мемуарах сам Бонч-Бруевич: «Своим назначением в 6-ю армию я был обязан тому, что в районе ее и самом Петрограде до крайних пределов усилился немецкий шпионаж. На моей обязанности было помочь престарелому и ветхому главнокомандующему армии Фан-дер-Флиту навести хоть какой-нибудь порядок в столице. Я доложил генералу Янушкевичу о своем намерении положить конец хозяйничанью германской разведки, и он от имени великого князя передал мне, что я могу действовать без опаски и рассчитывать на поддержку верховного главнокомандования. Еще через день я был приглашен на обед в поезд Николая Николаевича. После обеда великий князь, выйдя в палисадник, разбитый около стоянки, подозвал меня к себе. Взяв меня под руку, он довольно долго гулял со мной по палисаднику, разговаривая о предстоящей мне работе. “Вы едете в осиное гнездо германского шпионажа, – слегка понизив голос, сказал он мне, – одно Царское Село чего стоит. Фан-дер-Флит вам ничем не поможет; на него не рассчитывайте. В случае надобности обращайтесь прямо ко мне, я всегда вас поддержу. Кстати, обратите особое внимание на немецких пасторов, торчащих в Царском Селе. Думаю, что все они работают на немецкую разведку”. Оглянувшись и убедившись, что нас никто не слышит, великий князь попросил меня присмотреться к битком набитому немцами двору Марии Павловны. Вдова великого князя Владимира Александровича и мать будущего претендента на русский престол Кирилла, она до замужества была немецкой принцессой и не могла равнодушно относиться к нуждам родного фатерланда. “Ваше высочество, – взволнованно сказал я, – разрешите заверить вас, что я сделаю все для борьбы с немецким засилием и тем предательством, которым окружена 6-я армия”»[22].
Бонч-Бруевич начал активно собирать всю возможную информацию и слухи о немецком шпионаже, прогерманских настроениях прибалтийских баронов. Нельзя исключать, что именно с его подачи редактор отдела внутренних новостей газеты «Новое время» А.М. Селитренников (псевдоним Ренников[23]) опубликовал целую книгу, посвященную прогерманским настроениям среди русских немцев Лифляндской, Курляндской и частично Эстляндской губерний[24]. Книга была написана на основе его же цикла статей в газете «Новое время». Посетив все уголки Прибалтики, не побывал автор разве что на островах Моонзундского архипелага, но дал исчерпывающее описание рижского и ревельского общества. Лейтмотивом книги Ренникова была так называемая немецкая измена, концентрировавшаяся вокруг национальных обществ и лютеранских приходов.
Основное обвинение Ренникова заключалось в том, что у немецкой аристократии Прибалтийских губерний много родственников в Германии, как среди политической, так и среди военной элиты. По его подсчетам, в Германской империи проживало 1746 родственников русских баронов. Причем подсчет велся примитивным образом, на основе русских и немецких адресных книг. Так, у Остен-Сакенов там имелось 34 родственника, у Врангелей – 9, у Ливенов, Штакельбергов, Тизенгаузенов и Энгельгардтов по 10, у Унгерн-Штербергов – 12, у Гротгусов – 13[25]. Однако журналист умалчивал не только о том, что совершенно логично и неудивительно немцам иметь родственников в Германии, но и то обстоятельство, что большинство из них принадлежало к очень дальним генеалогическим ветвям, объединенным разве что общей фамилией и гербом.
Основной акцент в книге ставился на работу немецких союзов, и в первую очередь российского Deutscher Verein, который якобы являлся не только центром культурной и общественной жизни русских немцев, но и чуть ли не германской резидентурой и центром продвижения германских интересов. При этом доказательная база враждебности этой организации опиралась в основном на слухи и бесконечные перечисления немцев на руководящих постах в прибалтийской администрации, в том числе в полиции, а также на отдельные эмоциональные публикации в российских немецкоязычных газетах. В ответ Ренникову были опубликованы две книги депутата Государственной думы барона А.Ф. Мейендорфа, скрупулезно изучившего практически каждое предъявленное обвинение и давшего аргументированный ответ[26].
Селитренников был опытный журналист, но ему не удалось собрать весомых доказательств измены, а отказы «Нового времени» публиковать приходившие в редакцию опровержения лишь ставили под вопрос сами обвинения. Необходим был голос ответственного государственного служащего. В качестве затравки для шпионского дела были использованы многочисленные рапорты и письма нервнобольного ротмистра пограничной стражи И.И. Рябцева, направлявшего их во все возможные органы военной власти. Он отмечал якобы огромные масштабы германского шпионажа на островах Моонзундского архипелага[27]. Одно из писем Рябцева попало в руки начальника города Аренсбруга полковника П.В. Родзянко, родного брата председателя Государственной думы М.В. Родзянко. История была доведена до председателя думы, который немедленно включился в создание контрразведки и борьбу с германским засильем на островах[28]. Фактический правитель Прибалтийских губерний П.Г. Курлов вспоминал о роли П.В. Родзянко в политизации конфликта. «Этот совершенно неуравновешенный человек вообразил себя генерал-губернатором, произносил зажигательные речи, позволяя себе злоупотреблять даже именем Государя Императора, и отдавал целый ряд распоряжений по гражданской части, так что мне пришлось даже запросить главнокомандующего VI-й армией: какими административными полномочиями облечен этот войсковой начальник? Поступивший ответ указал, что обязанности его ограничиваются строевой частью его дружины. Такое разъяснение дало мне возможность охладить пыл полковника Родзянко, но я вызвал вражду к себе как с его стороны, так и со стороны брата, председателя Государственной Думы, который, по-видимому, принимал деятельное участие в поддержке своего родственника».
«Расследование» немецкого шпионажа требовало более серьезных фигур, чем журналист Ренников, самовлюбленный полковник Родзянко или психически неуравновешенный ротмистр Рябцев, чье физическое и умственное переутомление не давало возможности поручить ему ведение следствия. Необходим был опытный розыскник, обладающий необходимыми полномочиями и навыками. Эстляндская и лифляндская жандармерия с недоверием относилась к лихорадочной ловле шпионов, считая ее проявлением шпиономании военных властей. Особенно скепсис усилился после дела подполковника С.Н. Мясоедова. Необходимо было также правильно выбрать точку нанесения «удара»: гнездом шпионажа, к примеру, в Риге было никого не удивить. Бонч-Бруевичем была выбрана идеальная локация острова Моонзундского архипелага (Эзель, Моон, Вормс и Даго), строящиеся в спешном порядке укрепления которых прикрывали от немецкого флота вход в Рижский залив и далее морской путь к Петрограду. Обнаруженная измена в этой ключевой точке обороны Прибалтики могла иметь эффект информационной бомбы.
Для расследования признаков немецкого шпионажа в Лифляндии и Эстляндии М.Д. Бонч-Бруевич направил помощника начальника Кронштадтского жандармского управления ротмистра В.В. Владимирова, который за две командировки (с 21 по 31 мая и с 19 по 29 июня 1915 г.) произвел масштабное расследование. Была проведена негласная агентурная разработка вызывавших подозрения личностей, опрошено 17 свидетелей, арестовано и помещено в Петропавловскую крепость 9 подозреваемых, собран компрометирующий материал против 25 представителей аристократии и влиятельных лиц немецкой диаспоры[29]. В круге подозреваемых и скомпрометированных оказались три члена Государственного совета – О.Р. фон Экеспарре, П.П. фон Баранов и Ю.А. Искскуль фон Гильденбандт, автор опровержений Ренникова двоюродный брат П.А. Столыпина и один из основателей партии «Союз 17 октября» барон А.Ф. Мейендорф, бывший сенатор, гофмейстер двора граф К.К. Пален, эстляндский предводитель дворянства, бывший член Государственного совета барон Э.Н. Деллингсгаузен, один из идеологов и лидеров христиан-евангелистов России барон П.Н. Николаи, представители нескольких громких немецких фамилий, занимавших высокие военные и гражданские чины. Владимирову удалось «вплотную подобраться» даже к представителю романовской династии – правда не к Кириллу Владимировичу, как того хотело военное начальство, а к герцогу М.Г. Мекленбург-Стрелицкому, владельцу Ораниенбаума. Его жандармский ротмистр подозревал чуть ли не в подготовке шоссейных дорог и просек для удобства немецкого десанта при возможном штурме форта Красная Горка[30].
Ротмистр расследовал отрывочные сведения о наличии немецкой агентуры среди лифляндских и эстляндских баронов и местного населения, сигнальных точек, негласно собирая данные, фотографируя, опрашивая свидетелей, даже невольно мимолетом раскрывая коррупцию по исполнению оборонных заказов. Результатом расследования стали уголовные и административные дела против представителей ряда известных германофильской позицией представителей местной немецкой аристократии, раскрытая сеть агентуры противника. Эта миссия подробно описана в публикуемых воспоминаниях В.В. Владимирова и приложенных архивных документах и материалах расследования. На следующий день после возвращения Владимирова из командировки вдохновленный подробным отчетом и внушительными результатами Бонч-Бруевич немедленно 1 июля представил его к ордену Св. Владимира IV степени «за отлично-ревностную службу и за особые труды, вызванные обстоятельствами войны»[31].