Этот разговор он вспомнил, когда уже добрался до города и оформлял отгрузку продукции по зачету на бумкомбинате,
– У вас не хватает денег, чтобы полностью загрузить вагон, – сказал ему начальник по отгрузке.
– По взаимозачету допоставку водкой, вином возьмете этот недочет? – поинтересовался Арабес. – Поставлю в течение недели.
Поразмыслив некоторое время, руководство согласилось на водку. Тут Арабес решил вернуться к тем самым бутылкам в поселке, где ему пришлось остановиться после поломки машины.
На следующий день он вновь находился в этом богом забытом районном поселении. Гостиница была та же, в которой он ночевал до этого. Придя в местный радиоузел, он быстро дал объявление о срочном приеме бутылок на водку с поставкой через неделю.
Арендовав в местном магазине небольшое место, он превратил его в приемный пункт. Двое парнишек школьного возраста, один из которых был сыном хозяйки гостиницы, помогали ему упаковывать посуду в мешки. Всем сдающим он выдавал квитанцию с печатью о количестве сданных бутылок. Каждая квитанция гарантировала за каждые двадцать пять бутылок через неделю получение в магазине бутылки водки.
Мешки для складирования, а иногда и ящики жители приносили сами. Вера, что они в конце концов получат обещанное, у них была невелика, но освободиться от надоевшего и мешавшего им бутылочного хлама казалось счастливым шансом.
Через два дня его деятельности им заинтересовалась местная управа. Сначала требовали разрешение на работу с населением, потом потребовали право на работу с алкогольной продукцией и справку от налоговой инспекции, что он исправно платит налоги.
Естественно, их не было, и они за работу в их районе предложили оплатить налоги им.
Он понял, что вокруг него сформировался местный рэкет в лице аборигенной администрации. Поначалу он отговаривался, ссылаясь на незаконность их требований, потом решил потянуть время.
– Через день-два, – ответственно заявил он, – вам придет телеграмма, что с налогами у меня все в порядке и на всю мою деятельность разрешение есть, – и дал адрес: – Пишите.
Понимая, что они выдвигают к нему требования не совсем по правилам, начальник буркнул:
– Затраты на телеграмму – это твои расходы, а нам нужна только заверенная телеграмма твоей налоговой инспекции.
Каково же было их удивление, когда телеграмму с необходимым подтверждением телеграфистка положила им на стол, а копию отдала ему.
– Это фикция, – возмутился местный начальник.
– Проверяйте теперь уже сами, – возразил он. – Телефонистка может подтвердить. Запрос я делал по телефону, и она же получила ответ.
То, что по телефону он разговаривал со своей знакомой, которая работала в налоговой инспекции, было его тайной.
Пока начальство обдумывало следующий свой шаг, он успел собрать двадцать тысяч бутылок и заказать машину с расчетом водкой после поставки товара. Затаренные мешки с бутылками он с трудом вместил в фуру, и поэтому часть их разместил без мешков по сену, уложив плотными ровными рядами.
Когда все было уложено в машину, они с водителем поехали на заправку в соседнее село. Там их обещали заправить по недорогой цене левой солярой. На обратном пути их тормознули на пункте ГАИ при выезде из села. Гаишник предъявил им приказ местного районного руководства. В нем говорилось, что вывоз тары из района запрещен, наряду с несколькими видами других наименований товаров. Машину потребовали отогнать в местное управление милиции. Им пришлось возвращаться в сопровождении милиционера.
Всю дорогу он лихорадочно думал, как же ему выйти из новой тупиковой ситуации, в которую его поставила местная бюрократическая мафия взяточников.
– Это произвол, – возмутился Арабес и, заглушив машину, вытащил ключи из замка зажигания, когда машина поравнялась с домом, где жила хозяйка гостиницы. – Машина в моем распоряжении. Я подожду утра, – и направился в ее дом.
На последние три дня он переселился к ней, так как боялся провокаций относительно себя. Точнее, она ему сама предложила переселиться к ней, чтобы он на некоторое время скрылся от местной администрации. Все это во имя его спасения, так как узнала от знакомого милиционера, что ему хотят как залетному коммерсанту пришить уголовщину или другую пакость, чтобы он не вывез всю тару с района. На этом даже хотели сломать и склонить к какой-то афере, где ему будет уготована роль козла отпущения.
Когда он из арендованной, тоже под гарантии поставки водки, машины вытащил ключи, милиционер на него нервно кричал, требуя их, а водитель, обезумев от происходящего, не знал, кому подчиняться.
– Вы незаконно меня остановили, – настаивал он. – Даже если этот указ местной административной мафии считать законным, уличить в вывозе товара из района меня пока нельзя. Я не пересек границы района. Эта тара – всего лишь строительный материал. Я буду строить здесь дачу, и о каком-то вывозе речи и быть не может.
– Не смеши людей. Из бутылок дом?.. Свет такого не слыхивал. А как же ты будешь рассчитываться с людьми, у которых собрал этот товар?
– У меня есть договор с другой организацией, которая доверяет мне забрать вагон уже поставленных на завод бутылок и привезти им вино. Так что это не ваша проблема.
У него действительно уже была доверенность на получение товара от другой организации соседнего села за поставленную им винному заводу тару. Разваливающая государственная конторка не имела средств на доставку вина с завода, а завод под разными предлогами тянул резину с отправкой.
– Придешь завтра с утра в администрацию, будем разбираться, где тут истина и сказка. Похоже, ты всех здесь за нос водишь, – наконец заявил милиционер.
– Да ты, начальник, скажи своим дебилам, что сначала им нужно помочь мне дело сделать, а уж потом взятки требовать. Вы ж развернуться не даете. Давай, давай, а я пустой.
– Ты, я вижу, мужик непростой, – ответил ему мент, – но на меня не обижайся, с меня требуют. Я выполняю приказ. А приказали мне тебя разгрузить на склад. Из склада товар свой ты сможешь забрать только по суду. Так что думать тебе осталось только до утра, решай.
После этого разговора Арабес задумался еще больше. Машина осталась стоять возле дома, милиционер с местным водителем ушли. Однако в доме у хозяйки его ждал еще один сюрприз. Когда он вошел, то обратил внимание, что хозяйка вся в слезах. Три петуха, вошедшие в дом, чинно склевывали рассыпанные крошки пищи вокруг стола. Он поинтересовался:
– Что случилось?
Она промолчала и, чтобы не отвечать на его вопрос, встала и старательно стала выгонять петухов из комнаты. Два послушных петуха выскочили сразу, а один нахохлился и, недовольный вмешательством, прыгнул на хозяйку, выражая свое негодование.
– Зачем вам столько петухов? – с удивлением вновь задал вопрос Арабес.
– На мясо, – наконец ответила она. – Только петух здесь один, а остальные святые, как и я. Они несушек не топчут, а ждут, когда несушки сами их изнасилуют.
– Зато тот, что на вас прыгает, наверно всех кур и всю живность во дворе перетрахал и к хозяйке в постель готов забраться.
– К хозяйке в постель как раз не этот петух хочет забраться, оттого и плакала, – после некоторых раздумий ответила она и наконец рассказала причину своего горя.
Оказалось, накануне его приезда сюда за посудой ее пытался изнасиловать ее бывший ухажер, который раньше сватался к ней, но получил отказ. Он жил в соседнем селе и периодически наведывался к ней, терроризируя и угрожая, пытаясь склонить к сексуальной жизни. Последний раз он пытался изнасиловать ее под угрозой ножа. Ее терпение кончилось, и она заявила в милицию.
– Его посадили неделю назад по моему заявлению за хулиганство, но, видно, выпустили снова, и час назад он вновь пришел и угрожал, – волнуясь, рассказывала она. – Интересовался вами и в каких с вами я отношениях. Сказал, что сегодня придет снова. На прошлой неделе, когда меня вызывали в милицию, он даже из камеры мне угрожал. Ничего не боится, сидит, как пахан, курит хорошие сигареты. Плюется, ругается, и надзиратель ему ничего не говорит.
– Сидит на нижней или на верхней кровати?
– На нижней. Его часто сажают за то или за другое, а потом все равно выпускают.
– Мне все ясно, – задумавшись, ответил Арабес. – Он работает на милицию, поэтому так смело и ведет себя. А раз еще и на нижней койке и постоянно отпускают, то это явная «сучка». На этот раз его наверняка выпустили по поводу моего проживания у тебя. Господа явно что-то замышляют. Мне, наверно, лучше уйти в гостиницу.
– Не уходите, я боюсь. Неужто вы бросите беззащитную женщину? Вы же благородный мужчина, рыцарь, джентльмен.
Он усмехнулся:
– Есть анекдот относительно джентльменов и твоих петухов. Было у бабы семь петухов и одна курица, вот один гость и спрашивает: «Почему у тебя одна курица и так много петухов?» Она отвечает: «Петух, батенька, здесь один, а все остальные джентльмены».
Хозяйка подошла к нему и, нежно обняв, прошептала:
– Его привлекают моя безгрешность и девственность. Здесь меня христовой невестой считают. В монашки я себя сама давно зачислила. Если любимого человека найти невозможно, то, считаю, с кем попало жить не стоит. Лучше уж монашкой остаться и в посте умереть, чем превратиться в отхожее место для подонка. Он меня сразу ославит. Здесь в округе он всех баб уже перепробовал. Не хочу доставлять ему удовольствие и тем более повод для гордости и слухов. Если вы не съедете от меня, он побоится беспредельничать.
– Как знать, – ответил Арабес, – может все быть и наоборот. Им нужна любая зацепка, по которой меня можно посадить на крючок.
– Вы же не откажете в просьбе женщине? Защитите меня. Я лучше отдамся вам, чем предоставлю удовольствие этому идиоту измываться над моим телом. Он от меня все равно не отстанет. Посмеяться надо мною хочет ради своего тщеславия.
– А может, ты тоже с ними заодно?
Она покачала головой и перекрестилась.
– Как знать, как знать. То, что ты до такого возраста дожила и ни с кем в сексуальной связи не была, тоже странно. Неужто живешь так, будто давно умерла? В наше время, когда девочки в пятнадцать лет знают больше, чем их мамы, это просто кажется невероятным. Может, тебе застраховать свою девственность на случай насилия? – пошутил неудачно он и тут же извинился.
– Бог меня страхует во всем. Вы разве не видите, у меня весь дом увешан иконами и библейскими картинами, это потому что я всю свою жизнь решила посвятить ему и своему приемному ребенку, теперь душа моя с ним. Близость ваша со мной вам должна сулить удачу. Помолитесь небу, если крест у вас на груди, и он даст вам счастливого конца делу. Бог меня простит и ответит вам добром на добро.
– Чувствую, с богом ты в ладах, но креста на груди моей уже нет. Царства же божьего в твоем теле лучше, наверно, неузаконенным грехом не трогать. Может, он на тебе жениться хочет? Девственность потеряешь не с ним, он тогда точно только посмеется над тобой.
– Я его боюсь, он дьявол и он никогда не сможет стать отцом. Отдать же святое тело и душу ему – значит самой стать дьяволом. По поводу греха, так он вокруг нас, и в природе, и в нашей плоти; не преступив порой греха, не сотворишь добра, да и грех порой может стать добром, – ответила она.
– В этом ты, наверно, права. У каждого свой уровень и планка допустимого греха. Однако разрушение своей святой плоти всегда мучительно для души. Может, лучше прислушаться к зову своей природы и не разрушать ее? Служи, как служила, своему богу и будь счастлива, а там как будет; если вдруг нарушишь святость не по своей воле, то греха на свою душу не возьмешь. По своей воле нарушишь его веру и мораль – ни совесть, ни бог не простят.
– Не знаю что и сказать, может и так, а может и не так. У каждого, соглашусь с вами, в этом грешном мире и природа плоти своя, и свой уровень греха. Я любой своей грех давно отмолила постом, если и сотворю что, то непрощеным грехом мне уже не зачтется.
– Это уже своя правда, а не божья. Мы все в этом мире живем под сводами храма золотого денежного тельца и поклоняемся ему, как религии счастья. Деньги или сила дают право на любую любовь, ломают существующие устои морали и формируют бытие жизни, как религию поклонения. Не противиться этому злу насилием призывает и твоя вера. Так в чем же дело? Не противься.
– Это не моя вера, а дьявола, она калечит жизнь многих и многих не верующих в Господа.
Арабес смотрел на ее полные слез глаза, и грустные мысли стали мучить его. Продолжать беседу на эту тему ему явно не хотелось, но, смотря на ее пронизанное болью лицо, он почувствовал жалость к ней. Тут из жалости он вдруг погладил ее по голове, и она, взяв его руку, прижала к своей груди. Он не стал отдергивать ее. Лишь утешительно продолжил:
– Души людей, как ни крути, все-таки зависят от божьего зова и состояния тела. Хотя русская душа всегда искала своего – свою правду, своего бога, и чаще в себе, а не в небе. Искание истины и любви – черта нашего характера. Даже в возлюбленном своем ищем союзника по исканиям. Искание – наша религия, и кто не принимает эту религию души и не говорит на одном языке, то и возлюбленными не становятся. Они и являются ключом души.
Она стала креститься на одну из своих икон, стоящих в доме, он замолчал и не стал утверждать ей свое понимание. Она, закончив креститься, возражала:
– Для нас, верующих, все разные люди перед богом равны, хотя по грехам и не очень равны. Ныне у большинства бог – деньги, у кого-то они – истина добра, милосердия и терпимости. В этой куче правды моя правда – это святая любовь, как бог.
– Вот-вот: все мы ищем своего бога, которому готовы поклоняться с рабской покорностью. Но я не осуждаю тебя за это. Не урони этого, если это счастье твое. Мне же кажется: надо, чтоб боги служили нам, а не мы им, и тогда счастье будет у всех одно. Твоя религия – правда святой любви – стоит на том, чтобы только презирать страсть, и призывать к вечной любви, которая не может быть невечной, должна дарить счастье. Однако счастье человека должно жить в гордости свершенного, и это может быть жаловано честью и почитанием самим Господом и его верой. Ты, заботясь только о своем духе, не признаешь плотского влечения совсем, а плотское здоровье – это храм святого духа. Вечной идеальной любви быть не может, так как она просто перерастает в вечное слияние душ. Ты этого знать не хочешь, как и того, что без наличия энергии тела ни любовь, ни страсть неведомы никому. У тебя хоть и, может, была любовь, но в слияние душ она, видимо, успеть перерасти не смогла, и осталась только тоска.
– Бог с вами. Верьте в бога, и он даст вам энергию вечной любви и слияние в одно мгновение.
– Только мне все это дается вне божьего закона. Однако моя любовь тоже определяется божьим временем свыше: сколько он даст, на столько и счастья прибудет. Вечностью чувства насиловать нельзя никого, а потому и клеймение любви временем может требовать покаяния, но не греха. Люди со временем поймут, что грехом может быть только нарушение этого времени, и напишут другую библию, где любая власть, как и божественная любовь, будет подчинена природе и энергии борьбы человека, способной выразиться во времени.
Сидя уже за столом и уплетая за обе щеки приготовленные ею блюда, он как бы несерьезно относился к ее желанию. Подумав над тем, что сказал, решил более серьезно подтвердить высказанное и прочитал ей стих неизвестного автора, думая, что он относится к их беседе: