Парень пожимает плечами, бросает: «Увидимся» – и исчезает. Явно довольный.
Мило улыбается тебе и заказывает еще бокал пива.
– «Лимб коблаца». И как только ты придумал такое? – удивляется он, качая головой.
– Запросто, – миролюбиво объясняешь ты, – теперь это уже проблема маркетинга и общения, и нам тоже следует приноравливаться. Когда-то эти ребята просто хотели экстези, а теперь стали разборчивыми, теперь им нужны названия: «звездная пыль», «рыба», «супермен», «НЛО»… Короче, эти маленькие капсулы, что лежат у нас в карманах, стоят дороже, если называются как-то по-особенному. Вот и придумываем хитрые названия для нашего товара. Продаем такие, какие хотят они, вот и все. Представляю сейчас этого парнишку: как же он доволен, когда, раскрыв кулак, показывает капсулы приятелю и говорит: «Смотри, а у меня две штуки “лимба коблаца”», и тот восклицает: «Ну ты даешь, блин, ни фига себе…»
Мило хохочет и поднимает бокал:
– Тогда выпьем за «лимб коблаца»! Кстати, а что это такое?
– Ну… Комикс какой-то или что-то вроде… Кто-нибудь, может, и помнит его… – отвечаешь, поднимая бокал.
Барменша хороша, как нежный росток.
Ты не в силах оторвать взгляд от ее точеной, изящной, необычайно белой шеи, потом скользишь взглядом по потолку, усыпанному морскими звездами из красного пластика.
Мило говорит, что у барменши чудесная шея, красивая и такая белая…
Где-то в этом мире кто-то выкладывает пять тысяч долларов за стеклянную фигурку какого-нибудь животного.
Где-то в этом мире кто-то заботливо помогает вымыться старику, который уже не может сделать это сам.
Где-то в этом мире есть даже кто-то, кто читает то, что ты пишешь.
Разве не поразительно, как искриста и чудесна жизнь, что тикает секунда за секундой?
Проталкиваешься сквозь толпу к мужскому туалету и, с радостью обнаружив, что там никого нет, открываешь кран, подставляешь лицо под струю.
Стоишь так довольно долго, пока не чувствуешь, что намокла рубашка, снимаешь ее и включаешь электросушилку. И только тут, мельком взглянув на себя в зеркало, замечаешь на плече возле ключицы странное красное пятнышко – размером с зернышко кориандра.
Не придаешь этому никакого значения, одеваешься и возвращаешься в бар.
Едва влезаешь на свой табурет, как Мило снова заказывает пиво и продолжает свои рассуждения.
Минут пятнадцать молча слушаешь его, посматривая вокруг и поигрывая соломинкой.
И в то же время старательно доводишь себя до той безошибочно выверенной стадии опьянения, когда тебя начинают переполнять радость и восторг от миллиардогранной красоты мира.
Мило, уже весьма подвыпивший, закуривает и продолжает:
– По сути дела, в нашем положении виновато наше общество, согласен?
– Нет, не думаю, – возражаешь ты.
Мило окидывает тебя таким взглядом, словно ты оскорбил его, и настаивает:
– А я все равно считаю, что виновато общество!
Смотришь на часы: двадцать минут первого.
И ощущаешь непреодолимое желание поставить наконец точку:
– Хватит, Мило, прошу тебя. Мне надоели все эти разговоры об ответственности общества. Я уже столько наслушался их… И все от одних и тех же типов – от не очень молодых людей, в кармане у которых всегда найдется культовая книжка – скорее всего, какого-нибудь исландца-негра[5], – от тех, как правило, кто ходит на концерты чудовищной музыки, имеет пятнадцать тысяч CD, обедает в модных ресторанах, живет в роскошном доме… Короче, от тех, блин, кто ни черта не делает целыми днями, но в любую минуту готов объяснить нам, что убивает нас именно общество. Хочешь знать правду? Так вот: у этого общества дерьмовые цели, поэтому подобных типов не становится меньше, наоборот, они процветают как никогда.
Мило смеется.
– Но это же элементарно, – разводишь руками, – виноваты отдельные люди… – и умолкаешь, чтобы глотнуть пива.
Теперь вы оба полупьяные. И совершенно не представляете, что будет дальше.
– Ну, давай, давай, – подзадоривает тебя Мило.
– Пример, – продолжаешь ты, – просто так, для начала – это наши родители, которые заставили нас изучать кучу глупостей, а не осваивать какое-нибудь полезное дело… типа, ну, я не знаю… Молекулярную биологию, к примеру, или искусство диджея… Мало того, они позволили нам поступить на совершенно бесполезный факультет, вместо того чтобы приобрести важную и доходную специальность, это могла быть, к примеру, отоларингология или программирование, либо торговля оружием. И что же, если следовать твоей логике, выходит, в том, что у нас в карманах всегда пусто, виновато общество?
– Нет, – смеется Мило, поднимая бокал, словно собираясь чокнуться, – виноваты наши родители, это очевидно!
И ты чокаешься с ним – разве не поразительно, как искриста и чудесна жизнь, что тикает секунда за секундой? – пьешь и сразу же добавляешь:
– Вот тебе другой пример. В университете я только и делал, что постоянно отлынивал от занятий. И то немногое, что я умею, незаконно. Так что же, в этом виновато общество? Нет, разумеется! Виноваты друзья вроде тебя, которые толкнули меня на плохую дорожку…
– Точно! За это надо выпить! – радостно восклицает Мило, вновь поднимая бокал, пьет и весело добавляет: – Меня такое объяснение устраивает, Витторио, давай дальше!
– Еще пример, – улыбаешься ты. – Я прошел шесть или семь собеседований, когда устраивался на работу, и всякий раз мне заявляли, что «мое образование не соответствует той работе, какую я должен выполнять». Так кто же виноват?
Мило поднимает бокал, глаза блестят, смеется:
– Кто же?
– Разве общество? Ни в коей мере. Виноваты эти придурки из отдела кадров, которые считают, что изучение Овидия несовместимо с профессиональными обязанностями телефониста…
– Верно, – опять смеется Мило, – выпьем!
– А вот тебе другой пример. Разве общество виновато, что я больше не интересуюсь политикой?
– Виновато? – хохочет Мило, он раскраснелся и вспотел.
– Да нет. Виноваты те же политики, которые каждый вечер упрямо появляются на телеэкранах. Так вот, хватит: этим рожам я не доверил бы даже ключи от своей уборной.
И Мило тотчас поднимает бокал:
– Шекспир, «Король Лир», действие четвертое, сцена первая. – Вы оба хохочете и пьянеете все больше.
Тут краем глаза замечаешь, что барменша оперлась на стойку и слушает ваш разговор – он ее явно забавляет.
Тогда продолжаешь, обращаясь теперь и к ней:
– И так везде, Мило, подумай сам. Почему сейчас у церкви кризис? Из-за изменений, какие происходят в обществе, объясняют нам. Но что творится на самом деле? Или, может, в этом все же виноваты высокие прелаты из банков Ватикана? И вся эта шушера, что отирается возле церковников? Так-то. Суть вот в чем: ни у кого не хватает мужества обвинить каких-то отдельных, конкретных людей, потому что есть такое красивое и удобное понятие, как «общество», которое служит… верить в это… так дальше продолжаться не может… в любом случае штука в том, что… короче, еще одно пиво, пожалуйста.
Барменша холодно смотрит на тебя.
– Может, хватит на сегодня? – говорит она и удаляется в другой конец стойки.
Притворяешься, будто ничего не произошло, машинально поворачиваешься к входной двери, и в этот момент в ней появляются четыре бутылки хереса, а за ними – четверо парней, жертвы какого-то горе-парикмахера. Парни останавливаются и что-то обсуждают, наконец, один из них, настороженно поглядывая вокруг, направляется прямо к вам и спрашивает:
– Ребята, не знаете, где тут можно найти немного… ну… немного таблеток. – И с надеждой смотрит на вас.
Мило вмиг трезвеет, бросает взгляд на его друзей – те тоже смотрят на вас, – потом слезает с табурета и отвечает, направляясь к выходу:
– Пошли со мной.
Остаешься за стойкой.
Ты полупьян, в помещении накурено так, что хоть топор вешай, музыка гремит, от нестерпимой жары одежда просто липнет к твоему телу, и те два дебила рядом, которые что-то заказывают, не перестают толкать тебя в твою неповторимую спину.
Короче, чувствуешь себя замечательно.
Вдруг одна морская звезда из красного пластика падает с потолка, подпрыгивает на стойке и опускается возле тебя.
Ловишь ее, с удивлением вертишь в руках, барменша, заметив это, подходит ближе.
Некоторое время смотришь ей в глаза, потом на звезду и, улыбаясь, протягиваешь ей со словами:
– Ладно, назначаю тебя помощником шерифа.
Она берет звезду и одаряет тебя такой улыбкой, что ты мгновенно влюбляешься в нее.
Вот она, эта женщина, которую ищешь всю жизнь, женщина, на которой готов жениться, от которой хочешь иметь детей, с которой проживешь до глубокой старости: на минутку представляешь вас девяностолетними в креслах-качалках у камина.
А между тем барменша кладет звезду на стойку, но потом забирает и быстрым движением отправляет в мусорную корзину за своей спиной.
Возвращается Мило.
– Ну как? – интересуешься ты.
– Превосходно. Десять «лимбов коблаца» ушли сходу, все, что у меня было.
– О-о-чень хорошо. Выходит, дело летит на всех парусах. Предлагаю еще один тост – фирма-производитель, то есть я, и торговая сеть, то есть ты, должны отметить это событие!
Мило качает головой:
– Ничего не скажешь, вечер провели не без пользы… А теперь пошли отсюда, вроде уже и спать пора.
– Как хочешь, – говоришь ты и поднимаешься.
На улице кипит ночная жизнь.
Молодежь толпится возле питейных заведений, заходит туда, выходит, и двери превращаются в своего рода фильтры, то усиливающие, то приглушающие музыку, грохочущую в помещении.
Несмотря на прохладу, немало людей стоит на улице, они разговаривают, курят, потягивают из банок.
Вы пробираетесь сквозь этот водоворот и спешите на площадь Витторио Венето.
Где-то в мире умирает в одиночестве старушка, в то время как ее соседи по площадке пускают слезу, смотря телесериал.
Более миллиона итальянцев погибло во Второй мировой войне.
В Мавритании рабство было упразднено в тысяча девятьсот восьмидесятом году.
На планете Уран ночь длится сорок два года.
Порывы холодного ветра хлещут тебя по лицу, на мгновение отрезвляя.
– Берегись белых медведей! – шутит Мило, остановившись, чтобы получше закутаться шарфом.
Вы быстро минуете пару кварталов и наконец подходите к большому синему фургону, выделяющемуся на парковке среди моря машин.
Мило достает ключи и уже готов открыть тебе дверцу, как вдруг кто-то, появившийся словно ниоткуда, набрасывается на вас.
Чувствуешь, как, схватив за плечи, тебя швыряют к фургону, и едва успеваешь выставить вперед руки, чтобы избежать удара о железный кузов, после чего от твоей физиономии определенно ничего не осталось бы.
– Полиция, – в один голос произносят двое у тебя за спиной.
Глава вторая,
в которой впервые идет разговор о большой а. и дяде Гриссино, о полицейских, удаче, природе человека и соусе кэрри
Властный голос у тебя за спиной приказывает:
– Руки на машину!
И в тот же момент удар по левой голени вынуждает расставить ноги.
Нервные пальцы начинают обшаривать тебя и извлекают бумажник и пачку сигарет.
Невольно реагируешь, но в ответ тебе рывком заламывают руку, и тотчас ощущаешь холодный металл сначала на одном запястье, потом на другом.
Сердце колотится, ты уже совсем трезв.
Медленно поворачиваешься, стараясь скрыть волнение. Мужчинам в штатском лет под сорок, оба крепкого телосложения.
Один из них, с острой бородкой, изучает содержание ваших бумажников и твою пачку сигарет, другой открывает фургон и обыскивает его.
Мимо проходят какие-то девчонки, мельком взглядывают на вас, и ты смотришь на Мило – он рядом и тоже в наручниках.
На лице его написано такое искреннее изумление, что оно могло бы убедить даже тебя.
– Тут какая-то ошибка, господа полицейские, – говорит он, – мы ничего не сделали, и я не понимаю, в чем, собственно, проблема.
Он говорит спокойно, словно мать, терпеливо объясняющая что-то непослушному ребенку.
В тот же момент полицейский с бородкой обнаруживает капсулы в твоей пачке сигарет, подходит к Мило и рычит ему прямо в лицо:
– Проблема в чертовых наркодилерах вроде вас!
* * *
Всю дорогу, пока ехали в полицейский участок, вместо того чтобы размышлять о случившемся, ты думал о Кристине.
И в то время как перед глазами мелькали деревья, мигающие светофоры, дома с темными глазницами окон, пустынные остановки автобусов, в голове твоей прокручивался совсем другой фильм.
В этом фильме Кристина вернулась из вечерней школы, где преподает фотографию, быстро перекусила, немного посмотрела телевизор и отправилась в ванную.
Почистила зубы и наложила на лицо ночной крем, втирая его круговыми движениями, чтобы лучше впитался.
Заметила, что глаза покраснели, но, посмотревшись в зеркало, осталась довольна своими выпуклыми скулами и лукавой улыбкой.
Потом разделась и, глядя на свое отражение в зеркале над умывальником, осмотрела грудь – сначала прямо, а потом повернувшись боком и немного спиной.
Осмотрела себя сзади, для этого ей пришлось приподняться на цыпочки и сильнее изогнуться.
Она всем осталась довольна, улыбнулась себе в зеркало и надела бюстгальтер гранатового цвета с потрепанными бретельками и кружевными чашечками.
Легла на кровать, взяв с тумбочки какую-то книгу, положила ее на живот и, не открывая, вытряхнула на нее табак из сигареты.
Взяла папиросную бумагу, зажигалку и марихуану.
Смешала травку с табаком.
Медленно свернула косяк и подожгла.
Посмотрела на часы и только тогда задумалась, а где же Мило?
Кто знает, может быть, тут она подумала, что он с тобой. И в таком случае как узнать точно, что же именно она подумала.
* * *
В тускло освещенном помещении участка голо и пусто.
Полицейский с бородкой и его напарник сидят за письменным столом напротив вас с Мило: вы напоминаете клиентов третьесортного туристического агентства.
Второй полицейский – у него жирные волосы и черное родимое пятно на левой щеке – крайне вежливо снимает с вас наручники и предлагает:
– Можете курить, если хотите.
На письменном столе лежат пачки каких-то фотографий, стоит старая пишущая машинка «Оливетти» и пластиковый контейнер с шариковыми ручками без колпачков. На середине стола разложены восемь прозрачных капсул с белым порошком: с твоего места кажется, будто они лежат буквой «Г».
Вот уже минут двадцать полицейский с родинкой составляет протокол, не очень-то торопясь, медленно, одним пальцем стукая по клавишам машинки.
Вдруг останавливается.
– У задержанных обнаружено восемь капсул… – Смотрит на тебя: – Что это? Экстези? Амфетамин?
Некоторое время разглядываешь маленькие капсулы.
– Синьор полицейский, – говоришь ты, – а вы сделайте анализ. Это аспирин, – говоришь медленно, стараясь быть как можно убедительнее.
Полицейский с бородкой вскакивает и угрожающе тычет в тебя пальцем.
– И НЕ ПЫТАЙСЯ НАДУТЬ МЕНЯ! – злобно орет он.
Несколько секунд молчишь, глядя ему прямо в глаза, и спокойно продолжаешь:
– Синьор полицейский, я никого не пытаюсь надуть. Чистая правда – это аспирин.
Полицейский с бородкой хватает капсулу и швыряет ее тебе в лицо:
– Слушай ты, фармацевт хренов, в таком случае, может, объяснишь мне, кто же выпускает этот аспирин, потому что я ни в одной аптеке не встречал подобного!
Снова немного тянешь с ответом и утверждаешь:
– Клянусь, господа полицейские, это аспирин. Мы растираем его в порошок и пересыпаем в капсулы, вот и все… Таблетки плохо действуют на желудок. Это что, преступление? Да аспирин это! Не верите – отдайте в лабораторию.
Человек с бородкой теряет терпение:
– НЕ ПЫТАЙТЕСЬ НАДУТЬ НАС! НЕ ПЫТАЙТЕСЬ НАДУТЬ НАС! – снова орет он. Потом в сильнейшем возбуждении опускается на стул, качает головой и продолжает: – А вы что думали? Мы же видели вас: вы продали такие капсулы мальчишкам. Я видел собственными глазами! Никакой это не аспирин, а эксте-зи, или амфетамин, или еще какая-нибудь дрянь, одним только вам известная.