Имеются общие заповеди милосердия в буддизме, но буддизм в Индии давно мёртв, и его обряды вышли из употребления много веков назад, не оставив после себя почти ничего. Всегда расплывчатый и абстрактный, сомнительно, что его невыразительные предписания когда-либо эффективно контролировали повседневную жизнь людей. Сингальцы[17] – буддисты, и, тем не менее, жестокое обращение с животными является одним из отличительных признаков современного Цейлона. Современный бирманец – буддист и не должен отнимать чужую жизнь. Но, так же как и сам Будда Гаутама, он ест мясо и, чтобы быть в согласии со своими принципами, он нанимает мусульманина в качестве мясника. Мы склонны судить о следствиях вероучения отталкиваясь от целей, которые преследуют его заповеди, ставящие телегу впереди лошади. Но нам следовало бы лучше знать, на чем делают основной упор наши христианские заповеди, а именно: не собирать себе сокровищ на земле, но собирать себе сокровища на небе, расти как полевые лилии, и, чтобы иметь сокровища на небесах продать своё имение, раздать нищим и последовать за Христом и т. д., и т. п.[18] В христианских столицах западного мира можно увидеть, насколько соблюдаются эти заповеди.
Рядового англичанина нелегко убедить, что убийство зверя или птицы на еду обязательно свидетельствует о жестокости. Я пишу эти строки, находясь в провинциальном английском доме, любезная хозяйка которого, только что возвратилась домой после визита к своим деревенским друзьям. Они, по её словам, только что зарезали свою свинью. Эта изящная и деликатная английская леди совершенно хладнокровно разглядывала мертвую свиную тушу! С точки зрения индуса или мусульманина, нет ничего более ужасного, но для английской провинции всё это совершенно естественно. Леди – добрый друг этой небогатой семьи. Они добросовестно ухаживали и обильно кормили свою свинью в течение нескольких месяцев, и её смерть стала для них своего рода праздником. Они с гордостью считали размер и вес свиньи маленькой победой в своей экономной и бережливой жизни. «Ну и как свинья?» – спросил свою жену хозяин дома за ленчем. «Ничего себе, я её хорошенько осмотрела и мне она показалась действительно прекрасной свиньёй. Они сообщили мне, что им пришлось взвешивать её мясо 14 раз, а я сказала, что это, должно быть, самая большая свинья из тех, что они откармливали после смерти их матери, и им было очень приятно это услышать, они хотели поболтать со мной о своей свинье, но мне удалось от них отделаться».
В перевёрнутом моральном кодексе Востока более высокое место отводится не английской леди, которая проводит свою жизнь в великодушной благотворительности, но при этом, оскверняя себя, ест мясо и прикасается к свиной туше, а лицемерному индусу, который, согласно своему кодексу чистоты и святости, скорее умрёт с голоду, чем съест кусочек мяса, но который также скорее умрёт, чем окажет помощь или просто прикоснётся к умирающему человеку низшей касты, лежащему у порога его дома.
Ветеринарные лечебницы Индии, имея на то определённые основания, часто упоминаются в качестве доказательства трогательного великодушия жителей этой страны. На всём великом континенте существует три таких интересных заведения: в Бомбее, Сурате и Ахмадабаде, находящихся на содержании, главным образом, у банья[19], исповедующих джайнизм. Однако, бомбейский «пинджрапол»[20], как говорят, в значительной степени, содержится на пожертвования великодушного парса, сэра Джамсетджи Джиджибоя[21]. Эти заведения – не лечебницы в истинном смысле этого слова, потому что болезни в них не лечатся, а просто пристанища для парализованных, искалеченных, больных и слепых созданий, о которых некому позаботиться. До тех пор, пока, недавно, мистер Дж. Г. Стил, директор бомбейского ветеринарного колледжа[22], испытывая жалость к больным животным, не начал регулярно их навещать, не делалось совершенно никаких попыток облегчить их страдания и такие порядки существовали в этом заведении с самой древности. Ритуальное почитание жизни не предполагает совершения милосердных поступков. Считается, что достаточно спасти животное от немедленной смерти и положить еду в пределах его досягаемости. И вот, вы можете увидеть здесь эти создания со сломанными конечностями, кости которых никто не пытается вправить, с копытами, длинной в восемнадцать дюймов и чудовищными опухолями. Собаки, как я могу припомнить через прошедшие двадцать лет, были в ужасающем состоянии. Сбитые в кучу, всё время дерущиеся друг с другом, вечно голодные, они все до одной в равной степени страдали от чесотки. Курьёзной достопримечательностью этого места является комната, кишащая насекомыми, паразитирующими на человеке. Время от времени нанимается доброволец, готовый за деньги провести ночь в этой каморке, для того, чтобы лелеемые в ней драгоценные насекомые получили свой обед. Но, предварительно, его одурманивают наркотиками до бесчувствия, чтобы он, в естественном порыве, не поддался искушению прихлопнуть самых назойливых из постояльцев этого приюта. Я, естественно, ничего из вышеописанного своими глазами не видел и всегда сомневался во всём этом, но это одна из самых почитаемых традиций «пинджрапола», и за то, что она действительно существует, ручались Истинные Джентльмены, имеющие непререкаемый авторитет.
Есть замечательные стороны в ритуальном почитании жизни, но это не истинный гуманизм, поскольку в нём не присутствуют в достаточном количестве разум или чувства, способные на самом деле принести пользу животным. Мы, на Западе, по крайней мере, можем извлечь урок из этой концепции, дающей нам понимание того, что каждое живое существо цепляется за жизнь, и что при существующем уровне развития ветеринарной науки нам не обязательно всегда так быстро хвататься за пистолет или нож мясника, как это у нас принято.
Кроме того, необходимо отметить, что община, на попечении которой находятся ветеринарные клиники, сравнительно небольшая, имеющая только местное влияние, и что её деятельность в этой сфере является предметом многочисленных насмешек. В самом деле, не так-то легко уважать людей, спасающих жизнь гусеницам и подкармливающих блох и прочих паразитов человеческой кровью, и не только для человека Запада очевидно, что гротескное прославление буквы закона может служить признаком смерти его духа.
Описание благородного милосердия жителей Востока всегда было отравлено ядом гротескного преувеличения. Хатим Таи[23] – прославленный образец щедрости и великодушия, чьё имя на Востоке у всех на устах, накормил своего брата – тигра (подобно Святому Франциску Ассизскому[24], вы бы сказали) куском мяса, который он срезал со своего тела. Это, может быть, и героический поступок, но, как и многие другие достославные примеры восточной добродетели, он так абсурден и далек от реальности повседневной жизни и поведения, что почти не имеет никакого нравоучительного воздействия.
Однако же, утверждая, что никакая заповедь милосердия не защищает животных Индии, находящихся на службе у человека, мы, в то же время, охотно признаём, что здесь преобладает более гуманное отношение к диким животным, чем на Западе. Здесь вы не увидите деревенских мальчишек, забрасывающих камнями лягушек или натравливающих собак на кошек или привязывающих пустые консервные банки к собачьему хвосту, и здесь нет необходимости издавать закон, защищающий гнездовья диких птиц. Индийский школьник, по дороге в школу, видит множество белок, очень похожих на американского бурундука, но он никогда не бросает в них камни, и воробей, ворона, майна[25] и удод, которые попадаются на его пути, не дрожат от страха за свою жизнь. Индийская резиновая катапульта, называемая на Западе рогаткой ещё неизвестна ему, а пращи и «golél» – стреляющие камнями арбалеты (упоминаемые у Шекспира «stone-bow»[26]), здесь, похоже, используют только караульщики, приставленные охранять фрукты и другой урожай от голодных попугаев и всеядных ворон.
Одним из самых удивительных явлений в этой стране является терпение, с каким её обитатели выносят набеги диких животных на свой урожай. Имея на то гораздо меньшие причины, английские фермеры сообща организуют травлю воробьёв и, безо всяких угрызений совести, широко используют ружья, ловушки и отравленную приманку. А индийский крестьянин страдает от созданий, которые даже не используют время от времени в пищу насекомых. Обезьяны, нильгау[27], гарны[28], дикие свиньи и попугаи жиреют за счёт его посевов, не истребляя взамен ни одной гусеницы, ни одного жука-долгоносика. Он и его семья проводят долгие безрадостные часы на помосте, водруженном на шестах в нескольких футах над землёй посреди посевов, и своими криками пытаются отогнать полчища грабителей. Принцип воздержания от убийства любого живого существа подталкивает к краю пропасти регионы, заселенные одними индусами и, временами, становится серьёзной проблемой. Обширная полоса плодородной земли в северо-западных провинциях, граничащая с княжеством Бхаратпур[29], ныне, благодаря набегам нильгау и диких свиней, превратилась в джунгли. Нильгау или «голубые коровы», являются священными животными, и даже крестьяне, которым приходится покидать свои дома после набегов нильгау, не смеют их убивать. Недостаточное же количество тигров и охотников не могут снизить поголовье диких свиней.
Владельцы садов пытаются отпугнуть птиц сложными приспособлениями, изготовленными из верёвок, бамбуковых палок, старых сковородок и камней, и иногда можно увидеть караульщика, сидящего, как паук, в центре паутины из верёвок, протянутых по всему саду, так, что он может производить отпугивающий птиц шум, в любой точке охраняемого им сада. Нет конца терпению садовников и они, несмотря ни на что, сохраняют каменное спокойствие. Иногда от них можно услышать: «Павлин, обезьяна, олень, куропатка – вот четыре вора». Они могут включать в этот список других зверей или птиц, могут изменять его число, но всегда в их чувствах будут преобладать смирение и покорность, а не гнев и возмущение. Деревенская мудрость гласит: есть семь народных бедствий и эти бичи божьи – засуха, наводнение, саранча, крысы, попугаи, тирания и война.
Между тем, профессиональные птицеловы не принадлежат к крестьянскому сословию и их деятельность не основана на чувстве мести к их жертвам. Пренебрежительные поговорки, высмеивающие жалкое состояние этих оборванцев демонстрируют, что они не сумели заслужить никакой благодарности от земледельцев. Другая деревенская поговорка об охотниках на птицу, если бы мы постарались передать весь скрытый в ней смысл, звучала бы так: «Ты убил пичужку, и что ты получил? – только пригоршню перьев!» Тем не менее, поскольку парижские законодатели мод постановили, что любая благовоспитанная женщина обязана иметь перья на своей шляпке, простого уважения к жизни животных уже недостаточно, чтобы остановить варварское истребление птиц, которое сейчас идет по всей Индии.
Терпимость или, скорее полное безразличие к жизни диких животных, к сожалению, близкий союзник совершенного невежества. То, что горожане ничего не знают о дикой природе – это можно бы было ожидать, но даже в деревнях мухоловок, воробьёв, сорокопутов называют одним словом – «chiriyas», что означает просто «птицы», и вряд ли из пятидесяти индийцев (не считая представителей внекастовых племён) найдётся хоть один, который мог бы вам что-нибудь сообщить о повадках и питании этих птиц, указать, где и как они гнездятся и размножаются. Самые бессмысленные и ошибочные утверждения принимаются и повторяются без раздумий – это характерная черта всех народов, но в Индии она укоренилась гораздо глубже, чем где-либо ещё. Непосредственное наблюдение и точное изложение фактов, по-видимому, почти невозможно для жителя Востока и образование до сих пор не приносило ему пользы. На Западе народное обучение с каждым годом становится всё более близким к потребностям реальной жизни, в то время как на Востоке оно до сих пор приковано к трупу мёртвой литературы. Индийские органы просвещения ясно видят недостаток местного образования, но их представители, в основном, происходят из каст, в которых изучение древней литературы стоит на первом месте, и ими руководят местные профессора, главной страстью которых является изучение древних текстов. Мы говорим о научном обучении, но забываем принять во внимание национальный склад ума, который не принимает во внимание фактов и способен превратить изучение гениальных идей Дарвина и Уоллеса[30], Фарадея и Эдисона в тупое механическое зазубривание.
Безразличие усилено недостатком симпатии и взаимопонимания, порождёнными кастовой системой и неодобряемая среди пользующихся уважением людей привязанность к животным. Наши современные школьные учебники, в которые благоразумно включены уроки о жизни животных и гуманном обращении с ними, могут, со временем, что-нибудь сделать, чтобы исправить этот «дефект» в характере людей Востока и, через несколько поколений, мы можем надеяться на появление Индийских ученых-натуралистов. В настоящее время это обширное поле деятельности полностью монополизировано европейскими исследователями, которые привыкли смотреть на природу сквозь прицел винтовки, – а это ошибочная позиция.
Я прихожу к выводу, что признавая необходимость законодательных мер для защиты животных, в согласии с чувствами и пожеланиями большинства образованных классов Индии, и что наличие таких мер само по себе является признаком прогресса культуры и этики, осуществлять их будет также трудно, как трудно и безнравственно доказывать, что люди в своей массе имеют ненормальную врожденную склонность к жестокости. Сумрак времён бедствий и анархии, беспорядков и грабежей постепенно отходит в прошлое, уступая своё место эпохе мира и благоденствия, в которой, согласно местной пословице «и тигр и козлята пьют с одного гхата[31]». Люди лучше, чем их вероучения, но нелегко оправдать их поступки, хотя бы и совершаемые скорее по необходимости, привычке и невежеству, чем из-за явной склонности к жестокости.
Попытка разъяснить всё это в привычной для читателя манере, на подходящих примерах, знакомых ему из повседневной жизни, – и есть цель этого, очерка, выполненного пером и карандашом. Мне кажется, что простые заметки об индийских животных, описание ухода за ними и их использования, популярные суждения и распространённые поговорки о них, хотя и включают в себе много самого обычного и заурядного, зато открывают, до сих пор никем не обнаруженную, потайную дверь в жизнь индийцев, дающую нам представление об их мыслях и характере.
Приношу свои глубокие извинения англо-индийцам[32] за излишнюю категоричность в суждениях, с которыми описаны местные обычаи и верования. По правде говоря, трудно кратко формулировать идеи такого рода без обманчивого предположения о полном их знании автором. Но, принимая во внимание трудность перевода расплывчатых индийских понятий в четкий и недвусмысленный английский текст, следует сделать обоснованное снисхождение автору. Мы, те, кто жил или живёт в Индии, знаем, что только глупец будет с абсолютной уверенностью утверждать, что ему известно, о чем думает коренное население. Даже на Западе, где люди привыкли думать вслух, а крикливые газеты все подробности и секреты любого события торопятся провозгласить во всеуслышание, только человек острого ума может сказать, каковы действительные настроения в обществе.