На балконе над крыльцом дома музыкальный секстет играл весёлую барочную музыку, которая смешивалась с криками ребятишек и артистов. Праздник, как всегда, удался и несколькими очагами смеха, крика и веселья уже жил самостоятельной жизнью.
На крыльце дома за этой круговертью наблюдали младший и старший Фирсановы. Оба были в одинаковых темно-зелёных брюках со штрипками, небольших полусапожках, в белых рубашках с широкими рукавами и мелким жабо, топорщившимся спереди. Поверх рубашек были надеты полосатые коричнево-бежевые жилетки с карманами. В отцовской лежали часы, о чем свидетельствовала провисшая золотая цепочка. У именинника была зелёная бабочка, у Александра Леонидовича – коричневый шейный платок.
К ним подходили вновь прибывшие гости, после церемониальных поклонов старшие уходили в дом, а младшие с гиканьем и криком кидались в гущу играющих и веселящихся.
Изабель Бланш даже вздрогнула от мысли, что могло бы быть, если бы они задержались хотя бы ещё на четверть часа! Всё! Праздника бы не было! Да и её воспитанница втайне это тоже понимала. Выходя из ландо, m-lle Бланш помогла Софи с коробкой, и они отправились на «официальную» часть приёма. Девочка торжественно несла перед собой коробку. Лёня не мог от неё оторваться, Фирсанов-старший – от Изабель. Подойдя вплотную, гувернантка смотрела прямо и уверенно, а вызов это или симпатия – решать хозяину. Её глаза редкого табачного цвета вспыхивали потаёнными искорками. На лице играла невинная улыбка, которая больше говорила об обратном.
– Дорогой Леонид Александрович, позвольте вас поздравить с именинами и пожелать вам полного послушания перед вашими родителями, здоровья вам и вашим близким и исполнения всех ваших желаний! – ни разу не сбившись, выпалила Софи. M-lle Бланш была довольна воспитанницей. На это поздравление они вчера потратили полдня.
– Восхитительно! – только смог произнести улыбающийся отец Лёни.
– Уважаемый Александр Леонидович, с именинником вас! – поздравила главу семейства Софья Бенуа и вместе с гувернанткой они сделали глубокий книксен, который тоже долго разучивали у себя дома.
– Благодарю вас, прекрасные барышни! Леонид, занимайся гостьей, а я провожу m-lle Бланш в гостиную, – склонив в поклоне голову, прогудел адвокат и, увлекая вслед за собой прехорошенькую гувернантку, молодцевато упорхнул в дом.
– Благодарю вас, мадемуазель Бенуа, – сказал Леонид, азартно и нетерпеливо ковыряясь в коробке. Через секунду на свет выплыла модель парусника. Софи увидела, как вспыхнули голубым огнём его глаза, похожие на два кусочка неба, раскинувшегося над лужайкой.
– Спасибо! – пробормотал счастливый мальчик. – Я давно о таком мечтал. Это же легендарный чайный клипер «Катти Сарк»!
Что это за клипер и при чём тут чай, Софи совершенно не волновало. Сейчас она хотела немедленно оказаться на лужайке рядом с девочкой на шаре.
– Я могу показать подарки, но полагаю, что вам будет интересней на лужайке вместе с другими гостями? – великодушно предположил догадливый Лёня.
– Тогда я пойду? – больше утверждала, нежели спрашивала Софи.
– Безусловно. А я только отнесу корабль в детскую и к вам присоединюсь.
Конец реплики Софи уже не слышала. Отбросив этикет, она широкими шагами неслась к тому месту, где снова делала сальто маленькая циркачка. Девочка даже умудрилась уговорить позволить ей покататься на шаре, но из этого ничего не получилось. Она даже не смогла на него забраться, лишь поелозила животом. Зато её научили на лугу делать обратный кувырок при помощи рук.
Через полчаса гостей позвали к столу. Детям накрыли в танцевальном зале, взрослых собрали в голубой гостиной.
В конце обеда, к всеобщей радости детворы, подали лимонад, сладости и разноцветные шарики мороженого. Шум стоял непередаваемый.
После мороженого дети перешли в круглый зал, где уже стояла ширма кукольного театра. Им показали «Сказку о попе и его работнике Балде». Больше всего Софи и остальные веселились, когда поп смешно подпрыгивал от каждого щелбана Балды. Она так громко смеялась, что m-lle Бланш даже пришлось на неё шикнуть, но это всё равно не испортило радостного впечатления.
Появился Александр Леонидович и загадочным голосом сообщил, что сейчас перед ними выступит всемирно известный маг и чародей Лео Фирс, который проездом в Индию завернул к ним в усадьбу. Ребята с воодушевлением стали аплодировать. Зазвучала заунывная восточная музыка. Ширму, оставшуюся от предыдущего представления, двое в чёрном унесли в сторону. За ней, спиной к зрителям, стоял невысокий человек в синем плаще, расшитом мерцающими звёздами, в островерхом фиолетовом колпаке с полумесяцами из фольги, вниз ниспадал серебрённый султан. Громкий аккорд, вскинув руки, незнакомец эффектно повернулся. Лео Фирс оказался Лёней Фирсановым, у которого нижнюю часть лица скрывали длинные усы из ёлочного дождя.
Он поднял руки в белых перчатках, и между пальцев одной руки возник красный шарик, который исчез и появился уже в другой руке. И так несколько раз. Каждый раз маг и чародей демонстрировал публике, что ладони его пусты. Появился фиолетовый шёлковый платок, в котором исчез шарик.
Лео показал платок с двух сторон, доказывая, что там ничего не спрятано.
– Абра! Кадабра! Печабра! – загадочно прошептал иллюзионист и неизвестно откуда появилась горящая восковая свеча. По залу пронёсся всеобщий вздох удивления. Фирс быстро пронёс свечу перед зрителями первого ряда, все удостоверились, что пламя живое. Напротив крайнего зрителя свеча исчезла так же неожиданно, как и появилась. Эффектно отбросив ненужный платок в сторону, маг, привлекая внимания зрителей, снова поднял две руки. На задних рядах дети встали на сиденья стульев, не обращая внимания на замечания взрослых. В следующее мгновение в ладони оказался знакомый шарик, за ним второй, третий – и они полетели к потолку. Количество предметов увеличивалось, кольцо постепенно росло и поднималось. Неожиданно один шарик с деревянным стуком упал на настил, за ним второй… И вот уже вся цепочка брызнула в разные стороны. Лицо мага сморщилось, и он, готовый разрыдаться, в полной тишине, стуча каблуками, убежал со сцены.
– Уважаемая публика, наш маг и чародей немного устал, путешествуя на корабле из самой Индии! – попытался спасти положение Леонид Александрович. – Может быть, после паузы, он снова покажет свои фокусы. А теперь, друзья, прошу в танцевальный зал! Я объявляю танцы до упаду!
Зрители, радостно гомоня и отодвигая стулья, заторопились из круглого зала. Их ждало завершающее действие праздника.
В танцевальном зале уже вынесли столы, расставили стулья вдоль стен, а музыканты обосновались на небольшом балкончике под самым потолком. Как только большинство гостей собралось, Фирсанов-старший дал отмашку и полилась музыка. Вот где заблистала m-lle Бланш. Вот чего ждала её душа весь вечер! Кавалеры наперебой записывались к ней на танцы, но как-то так само собой получалось, что чаще всего она была в паре с Александром Леонидовичем. Правда, счёта никто не вёл и впрямую не следил.
После очередного танца Софи выскочила освежиться на лужайку перед домом. Проходя мимо вечнозелёной изгороди, она услышала горькие рыдания. Она продралась сквозь кусты (прощай, розовое платье и белые кружева) и увидела вздрагивающего мага и чародея. Он до этого так долго плакал, что из груди рвались только судорожные всхлипы. Софи тихо подошла к нему и крепко его обняла. Мальчик прижался к ней и затих.
По-женски утешить его было некому. Мать скончалась девять лет назад, а жениться заново, переживая за мальчика, Александр Леонидович не решился. Чтобы хоть как-то заглушить тоску по безвременно ушедшей молодой жене, он и устраивал эти шумные вечеринки. Иногда позволял себе мелкие и невинные интрижки, но ничего более существенного.
Так девочка и всхлипывающий у неё на плече мальчик простояли прилично, прежде чем Лёня стал говорить.
– Я хотел всех порадовать, а они – бум и упали. Будто специально! Все! – вздрагивал юный маг и чародей, так и не доехавший до Индии.
– Вы не просто порадовали нас, – убеждала его Софи, – вы приятно всех удивили. Сразили наповал, как любит говорить мой батюшка. Особенно меня. У вас так дивно всё выходило.
– Правда? – с надеждой спросил младший Фирсанов.
– Правда, правда, – спешно уверила его Софи. – Я бы так не смогла. Это вам не стихотворение на стуле рассказать или песенку на клавикордах сыграть.
– Я очень старался. Всю зиму разучивал фокусы.
– Я договорюсь с мамá и папá и приеду к вам через неделю. Вы мне их снова покажите. И научите жонглировать. Хорошо? За неделю успеете?
– Конечно! – робко улыбнувшись и шмыгнув носом, сказал маг и чародей. – Я к третьему дню буду готов.
– Боюсь, что уговорить родителей, в лучшем случае, удастся только на выходные. И то, если мадемуазель Бланш не сделает мне замечаний в книгу прилежания. Но я буду очень стараться. Правда, правда, – заверила его Софи Бенуа.
– Тогда я ещё что-нибудь выучу. У меня есть большая французская книга фокусов. Папенька на прошлые именины мне подарил.
Пританцовывая, они направились в усадьбу на звуки музыки. Лёня был рад, что недоразумение разрешилось так просто, а Софи предвкушала возможность посекретничать перед сном с m-lle Бланш.
Октябрь. 1899 год. Санкт-Петербург
Армада свинцовых облаков прекратила утюжить плоский пейзаж, цепляясь брюхом за шпиль Петропавловского собора. Они позорно бежали за горизонт, оставив обнажённый Санкт-Петербург на разграбление четырём ветрам и осеннему солнцу. Не дождь, а мелкая водяная пыль, изматывавшая жителей последнею неделю, прекратилась. Стало видно, что в палитре города, кроме серого, есть и другие краски. Он, как туберкулёзный больной, жадно втягивал сырой воздух полной грудью. С нездоровым блеском в глазах, с азартом приговорённого к жизни, засуетился, забегал по улицам, мостам и подворотням.
Мальчишка с холщёвой сумкой через плечо, в худых лаптях и грязных онучах, простуженным голосом кричал:
– Покупайте «Невский экспресс»! Покупайте! Президент Трансвааля Пауль Крюгер предъявил ультиматум британской короне! Покупайте «Невский экспресс»! – Тут хриплый голос надломился, дал «петуха» и сорвался на сухой кашель. Разносчика сотрясали конвульсии, лицо посинело, а полоска губ стала белой. Откашлявшись и сплюнув себе под ноги, он бесстыже помянул погоду и жизнь по матушке. Подтянув штаны, поправил съехавший картуз, газетчик побежал дальше, размахивая газетой и сипло предлагая её встречным. Как ни странно, его сиплый голос далеко разносился в сыром воздухе и был долго слышен на набережной.
Черные львы с золотыми крыльями на Банковском мосту безразлично-величественно держали в зубах провисающие канаты. Елизавета Меньшикова застыла перед лужей, в которой плавали жёлтые и багряные кленовые листья, не в силах её обойти. Естественно, ей было жалко новую пару полуботинок от фабрики «Виктория», приобретённых позавчера в магазине Янкеля. Да и подол платья мочить совсем не хотелось. Обтреплется, измахрится и почти неношеное платье надо будет нести к портнихе, а чего хуже – выбросить. В ожидании она подняла серые глаза на своего провожатого. Он быстро сообразил и встал начищенными до блеска ботинками в мутную воду, протянув ей руку. Барышня оперлась на тонкую, но сильную ладонь и одним движением перемахнула через лужу.
Мгновение, пока рука в ажурной перчатке грела его ладонь, сердце Леонида Фирсанова сладко замерло, а следом ухнуло с хрустальным звоном вниз. Но тонкого звенящего звука не услышал никто. «Что это?» и «Почему это?», молодой человек давно себе ответил. Краткий миг, а ему показалось – несколько минут. Но полёт закончился, и они пошли дальше.
– Человеческая натура полностью раскрывается только в экстремальных моментах жизни, – продолжила начатый разговор Лиза.
– Ну не всегда, Лизавета. Не спорю, в экстремальных ситуациях она раскрывается быстрей. А существуют люди, которые годами совершают поступки и не только не страдают от этого, но и подвигом подчас это не считают. А так – естественным течением жизни, – возражал Леонид.
И он делал это не столько из-за того, что обладал иной точкой зрения, а ради того, чтобы слегка поддеть и раззадорить девушку. Елизавета в такие моменты так импульсивно отстаивала свои взгляды и горячо говорила, что её глаза не просто горели, они сияли. Может быть, так играют бриллианты на свету, но он пока ни одного не видел. Да какая разница, если эта игра света завораживала его! Не говоря уже о всей обладательнице глаз целиком. Он старался, но не находил у неё изъянов. И это тоже доставляло ему удовольствие. Правда, до сих пор не представилось случая сообщить ей об этом. Надо менять ситуацию!
Познакомились они недавно на лекциях одного заезжего итальянского эзотерика, который почитал Гермеса Трисмегиста[4] и рассматривал мир как бесконечные вариации смешения в разных пропорциях первичных образующих стихий: воды, огня, воздуха и земли. Леонид рассчитывал почерпнуть на лекциях знания по теории и некоторые аспекты практического применения средневековой западноевропейской алхимии, которой недавно нешуточно увлёкся. Его больше интересовал ритуал «большого делания» – реального получения золота из свинца. Он не верил в «философский камень», предполагая, что это фигура речи, за которой стоит либо сочетание уже определённых минералов, либо выверенная временная и технологическая последовательность их использования. Но после второй лекции в словах лектора исчез даже намёк на логику. Разговор стал более походить на завывания ветра в печной трубе или камлания обезумевшего шамана. Чтобы понять и разобраться в сказанном, нужен был переводчик или увесистая стопка словарей. Но и то, вряд ли она бы помогла. Показалось, что многое, о чём говорил итальянец, является импровизацией, порождённой не суммой знаний, а произнесением звучных терминов, подсказанной сиюминутным настроением. Началось вольное, а иногда и весьма нахальное жонглирование терминами, порой между собой не сочетаемыми.
И как только эзотерик закрыл окна и запалил какие-то травы, Леонид, пригнувшись, решительно двинулся к двери, возле которой чуть было не зашиб девушку, так же почти ползком спешившую к выходу. Это была Елизавета.
На улице они, не сговариваясь, долго и дружно хохотали над тем, что попались на удочку очередного шарлатана, паразитирующего на модной теме. Ему показалось, что тайное братство светлых умов мгновенно их сплотило. Фирсанова ничуть не смущало, что в братстве был один брат и одна сестра. Отличная, как говорили в прошлом, «плипорция». Не убавить и не прибавить. В самый раз! После пары шагов в одном направлении, он напросился в провожатые. Девушка благосклонно разрешила, когда узнала, ради чего туда пришёл Леонид. Теперь он старался при первом удобном случае встречаться с Меньшиковой вновь и вновь.
Родом она была из крохотного городка Перемышля Калужской губернии и пошла по стопам своей матери. Она училась в Александровском институте, готовилась стать сельской учительницей. Чем, кстати, очень гордилась. Хотя и Белокаменная была ближе, Елизавета избрала Санкт-Петербург из-за красоты. Когда впоследствии представится такая возможность? Ходить по улицам и проспектам, которые прокладывал, а позже исходил сам Пётр Великий. Ну и, конечно, Александр Меншиков. Вряд ли родственник, но всё же… Ей часто казалось, что на этих улицах ещё не стихли звуки шагов Пушкина, Жуковского, Достоевского, Некрасова. Окна некоторых зданий ещё хранят их стремительные силуэты.