Влетев, подобно урагану, на второй этаж, закрутилась на месте, напрягая зрение. Вон дверь в залу… И вон еще одна… В дальнем конце коридора какая-то группа, но явно не наша. Где же они?
С минуту я судорожно вертелась вокруг своей оси, но наконец мне почудилось что-то черно-зеленое, заворачивающее за угол, и я, уповая на то, что это была металлистка, понеслась туда, ощущая, как в голове стучит пульс. На полном ходу вписываясь в поворот, наткнулась на высоченного негра, влетев ему прямо в грудь. Я подняла глаза. Африканец был коротко стрижен и имел рост в добрых два с небольшим метра.
– I’m so sorry! – кинулся он извиняться, будто это он в меня вбежал, а не наоборот. – Are you alright?
Я лишь молча его разглядывала и диву давалась, какой же он большой, затем поняла, что нужно что-то ответить (он ведь спросил, в порядке ли я), иначе решит, что в результате мощного столкновения я проглотила язык.
– Yeah, I’m okay, don’t worry. – „And be happy“, – чуть не добавила я, но вовремя остановилась и хихикнула, вспомнив песню.
То ли я так неестественно хихикнула, то ли негр был воспитан до невозможности, короче, он продолжил приставать ко мне и моему состоянию:
– Are you hurt? – То есть «Вы не ушиблись?»
– No, I’m fine. – Подумала и зачем-то сказала: – Thank you.
– Are you sure that you’re okay? – То есть «Вы уверены, что вы в порядке?»
– Вот пристал, – вполголоса проговорила я, немного отвернувшись, затем снова посмотрела на него. – I’m sure. Thanks again. Bye.
Негр как-то странно улыбнулся, я обошла его и быстренько влетела в зал, откуда он выходил. Зал был пуст, не считая пары-тройки туристов, таких же одиноких и отбившихся от группы, как и я. Вот неудача, а!
Я немного постояла, глядя в серый пол, затем, настроив себя подобающим образом, подошла к ближайшей картине и стала ее изучать. Не дождетесь от меня слез! Я прекрасно проведу время одна! Я сама найду все самое знаменитое и сама сумею это проанализировать! Потом меня же и возьмут сюда работать гидом!
Я нашла Пабло Пикассо. Первого взгляда на его работы хватило, чтобы уяснить для себя раз и навсегда: кубизм я не понимаю.
– Why are you frowning? Don’t like it?
Я вздрогнула и обернулась. Ей-богу, мне почудилось, словно сам Пикассо решил мне выразить свое возмущение по поводу неодобрения его работ. Но это был всего лишь новый знакомый. Негр. И что он пристал ко мне, в самом деле? Если б на моей голове красовалась сотня африканских косичек, а лицо было б замазало гуталином, я бы решила, что ему нравлюсь. А светлая кожа и белобрысый хвостик… Его что, на экзотику потянуло? Или у них в Африке женщины закончились?
Значит, почему я хмурюсь? Что ж, мне действительно не нравится.
– You’re right, I ain’t in delight. – То есть «Вы правы, я не в восторге».
Негр приподнял черные брови.
– Are you a poet?
Поэтесса ли я? Хм… Что тут поделаешь, я действительно часто говорю стихами. Даже на английском языке. Это выходит совершенно непреднамеренно.
– Отстань, Африка… – пробормотала я полушепотом, а негр хитро прищурился. – Yes, I am, – не стала я спорить.
– What’s your name?
Ну вот, докатились! Столько русских мужчин мимо прошло, и никто из них не догадался спросить мое имя! А тут негр… О чем я с ним разговаривать-то буду? Зачем он со мной пытается познакомиться?
– Кукарача, – с вызовом ответила я и скорее удалилась из комнаты. Вслед мне раздался пугающий раскатистый папуасский смех.
– Вот ты где! – обрадовался Паша, наткнувшись на меня возле полотна Гогена. – Я уж думал, что потерял тебя навеки! Мне так страшно стало, не поверишь!
Неизменно лохматые черные самойловские волосы стояли сейчас и вовсе дыбом, что не позволило мне сомневаться в правдивости сказанных слов.
– Прости, я не хотела, чтобы так вышло, – запоздало извинилась я. – Ты ни в чем не виноват.
– Нет, я виноват! Если бы я не пристал к тому португальцу, ничего бы не произошло и мы бы не отбились от экскурсии!
– К испанцу.
Тут Павел меня ошеломил:
– Да какая разница? Все равно они на одном языке разговаривают! – Когда я открыла рот, чтобы его поправить, он не дал сказать, предложив: – Хочешь, я покажу тебе Айвазовского? Он здесь недалеко. Хорош! Пошли?
Посмотрев Айвазовского, а также, помимо других картин, еще и трон Петра Великого, посуду, мебель, фрески и многое другое, мы спустились по лестнице и вышли из здания, приготовившись к длительному ожиданию. Однако скоро позвонила Катька:
– Вы где?
– Возле центрального входа.
– Хорошо, мы идем.
– Кать, а ведь нельзя телефонами пользоваться, – додумалась я произнести в трубку. – Написано в объявлении.
– Это для дураков написали. Ждите, мы уже близко.
Так, значит, я дура. Ну ладно, я и так это знала.
Мы вчетвером погуляли по Невскому, пообедали в «Бистро» и с помощью подземки добрались до гостиницы.
Приехали мы в сей чудесный город сегодня рано утром. Нам только позволили забросить вещи в номера и принять душ с дороги и тут же отправили на экскурсию – такова программа поездки. Теперь мы с ликованием в душе предвкушали валяние на диване и сопутствующее ему ничегонеделание. Номера нам достались почти по соседству – через один, это почему-то радовало и вселяло твердое спокойствие в душу. Близрасположенный конвой впутаться в какое-либо особо опасное расследование нам уж точно не даст.
– Ну, расскажи что-нибудь, – лежа на кровати нашего двухместного номера, попросила Катька. Я не придумала ничего лучше, как описать знакомство с негром. Хотя какое на фиг знакомство? Я даже имени его не знаю. Наверно, какой-нибудь Абдулла-ибн-Саид-агы. – Что? Абдулла? – удивилась подруга. – Его так зовут?
– Что? А, нет. Это опять мысли вслух. Чем займемся?
– Не знаю. Может, книжку почитаем?
Я согласилась. Телевизор мы с подругой не уважаем, а кроме книг заняться было совершенно нечем. Следующая экскурсия только завтра, ужин у нас в семь часов, а сейчас пять. Действительно самое время почитать.
Мы полезли в спортивные сумки, извлекли оттуда детективы, пообещав по прочтении обменяться книгами, включили бра каждая над своей кроватью и открыли на первой странице, собираясь углубиться в текст, как тут…
– Слышишь? – озабоченно спросила меня подруга, да еще таким блеющим голоском, что у меня затряслись колени.
– Ч… что? Что слышу?
– Вот это.
Мы обе замолкли. Я напрягла слух.
– Кать, да тебе вечно что-нибудь кажется! – возмутилась я, ничего не услышав, но здесь и впрямь от входной двери донеслось какое-то шуршание.
– Тсс! – приложила Катька палец к губам и поднялась. Я вслед за ней.
Вместе мы на мысках потопали в маленькую прихожую. Через секунду я решила, что окончательно чокнулась: из-под двери в наш номер решительно заполз белый лист бумаги, сложенный пополам. Я начала моргать. Лист не исчез.
– Это, наверно, Женька, – догадалась Любимова и, резко прильнув к двери, повернула ключ и распахнула ее. Коридор до самого лифта был пуст. Тогда Катя захлопнула дверь и подняла лист с пола. Развернула его.
– Ну что там? – заинтересованно спросила я, глядя, как у нее удлиняется лицо.
– Что за чепуха? Нет, он у меня получит! – Катерина дерзко смяла бумагу в руке и твердой походкой направилась к друзьям. Громко постучала. Я ждала ее на пороге, вытягивая шею, как жираф. Вот на стук вышел Женя. – Что это значит?
– Что? О чем ты, киса?
– Я тебе дам кису! – взорвалась подруга. Она у меня такая! С ней не забалуешь! – Это ты написал эту бредятину? Что это вообще такое? – Катька сунула Логинову под нос белый лист. Они стояли на расстоянии от меня, но, по-моему, он сморщился.
– Что это за бредни?
– А я про что!
– Солнышко, если бы я писал тебе записку, знаешь, что бы там было? – игриво пропел Жека и, приблизив губы к уху подруги, стал нашептывать ей что-то такое, от чего подруга покраснела и смущенно заулыбалась. Засим они и вовсе принялись целоваться прямо в коридоре, возле двери номера.
– Кхе-кхе! – подала я голос. Миловаться можно и после того, как мы поймем, кто подсунул нам под дверь записку. И кстати, что в ней?
Катька, вняв моему покашливанию, отстранилась и выдвинула новое предположение:
– Может, это Паша написал?
– Хм… Судя по тексту, очень даже мог. Но почерк не его. Пахан! – крикнул в комнату Женя. – Ты писал им записку?
– Чего? – раздалось из глубины номера отдаленное Пашино недопонимание. – Какую еще записку?
– Вот эту! – громко рявкнул Евгений и потряс белой бумагой, как будто Самойлов мог разглядеть, что там, из комнаты.
Он не поленился, вышел на порог и взял из Женькиных рук таинственное послание.
– Ты че, издеваешься? Зачем бы я стал такое писать? Обратись в сумасшедший дом, видимо, это оттуда прислали, – от души посоветовал он Катьке, оба друга зашли в номер и закрыли дверь.
Любимова вернулась несолоно хлебавши, полная негодования.
– Черт-те что творится в этой гостинице! Были бы мы в люксе пятизвездочного отеля в центре города, нас бы поливали шоколадом из шланга, а не забрасывали шизонутыми посланиями!
Она со злостью швырнула мятую бумажку в угол маленькой прихожей нашего номера и гордо прошествовала в комнату, вернувшись впоследствии к книге. Я же не удержалась и подняла с пола загадочный лист. Послание гласило: «Мыекуешьынф ыупщвтнф м вуынфеэ срфыщм м зфклу мщяду щиудшылф. Нф зкштуыг вутэпш». Привожу добуквенно, все так и было.
– Кащенко и рядом не лежит, – согласилась я с друзьями, кидая эту дрянь обратно в угол.
Глава 2
На ужин Галина Тимофеевна повела нас в столовую, расположенную в таком лабиринте, что самостоятельно попасть туда было нереально. Наверно, это специально устроили для самозванцев, чтобы, если кто-то случайно забредет в гостиницу, не мог на халяву поесть. Наконец, после кучи поворотов и спусков-подъемов по потайным лестницам, пред нами предстало просторное, щедро освещенное помещение, заставленное длинными столами с накрытыми скатертями. Посередине каждого стола радовала взор маленькая вазочка с искусственными цветами. На окнах были уютные шторы нежного сиреневого цвета. Того же цвета салфетки стояли на столах в специальных фарфоровых подставках.
Мы с Катей сели с краю стола, рядышком, ребята расположились напротив. Возле Катьки примостились металлисты, а к Женьке плюхнулась дочка нашего гида Лера, сразу завоевав Катину нелюбовь вследствие ее собственнической натуры.
Когда официанты принесли блюда – макароны с соусом и отбивную из свинины – между Галиной Тимофеевной и дочерью разразился спор. Валерия утверждала, что никому не интересно глазеть на каменных львов, людям хочется отведать чего-нибудь остренького, например, разбить лагерь посреди фонтанов Петергофа, а мать пеняла на то, что как-никак гид здесь она, надо Лере – пусть организует собственную экскурсию.
– Тогда дай мне телефон сменного водителя, Альберта. Пока вы будете колесить по городу, настойчиво палясь в окошко автобуса, я на «Газели» поеду в Петергоф.
– Не выдумывай. Я не отпущу тебя одну в пригород.
– Почему одну? Я соберу свою группу. Наверняка многие здесь придерживаются моей позиции. – И, обернувшись к Жеке: – Вы бы поехали со мной смотреть фонтаны?
Логинов бросил затравленный взгляд на Катю, мол, не виноватый я, она сама пришла, и закашлялся.
– Что значит – с вами? – уточнил он, отложив на время вилку. – Вдвоем, что ли? Не могу, у меня девушка есть. Боюсь, она поймет нас превратно и четвертует обоих без промедления.
Лерка испуганно вздернула брови, а Катя изобразила на фейсе блаженную улыбочку.
– Зачем вдвоем? – продолжила Валерия. – В «Газели» пятнадцать посадочных мест, включая водителя. Просто надо же с кого-то начинать.
Тут Катька всех удивила, твердо произнеся громким голосом:
– Мы едем. Нас четверо, так и запротоколируй.
Я дернула ее за руку и зашипела в самое ухо:
– Опять началось? Снова ты хочешь втравить нас в опасное приключение?
– Что в этом опасного? – не согласилась со мной подруга и зашептала: – Просто без чуткого руководства Леркиной мамочки мы будем чувствовать себя вольготнее. Знаешь, иногда надоедает жить по расписанию: завтрак – автобус – две минуты личного времени на съемку – автобус – обед – автобус… Тебе ясен ход моих мыслей? А там мы погуляем от души, будет что потом вспомнить. – Любимова и не подозревала, насколько была близка к истине в тот момент. Вспоминать я действительно буду до конца своих дней. – Женька с Пашей поедут с нами, так что бояться нечего.
Поняв, что она вполне справляется с организаторскими обязанностями, Валерия впала в ажиотаж, вытерла губы салфеткой и, отставив тарелку, к которой почти не притронулась, взяла у матери номер телефона неизвестного нам Альберта и унеслась на ресепшн звонить.
Наш с Катей продолжавшийся в ту минуту спор нарушил побитый Жекой металлист, обратившийся к обеим подругам одновременно:
– Я Фалалей. А вы?
В его тоне сквозило явное дружелюбие, что нас немного насторожило. Более того, на сей вопрос возникло отчаянное желание ответить: «А мы нет», так что лучше бы он сказал: «Меня зовут… А вас?», чтобы сразу было ясно, что это странное слово – имя, а не, скажем, национальность. Видимо, мужчине была чужда заурядность, и это становилось очевидным уже по его внешнему облику, стоит ли упоминать теперь манеру разговаривать и фантастическое имя? Но тем не менее никакой агрессии мы не почувствовали.
– Так-таки Фалалей? – недоверчиво переспросила Катя.
– Да. То есть не по паспорту, конечно, – пустился в откровения загадочный тип, – это мой сценический псевдоним. А это Фелициана, – кивнул он на зелено-черную.
Та кивнула нам:
– Очень приятно.
Надо же. Неотесанные металлисты бывают вполне цивилизованными людьми, когда их никто не пытается дергать за косу. Надо взять себе на заметку, что внешний вид зачастую бывает обманчив, а то я все время это забываю.
Мы назвались.
– Какие у вас редкие имена, – поразилась я.
– Фелициана – это, по-моему, с латинского «счастливая»? – припомнила Екатерина, любящая блистать своей эрудицией. Да и вообще любящая блистать.
– Да, – с райской улыбкой подтвердила догадку женщина, собирая остатки соуса с тарелки кусочком черного хлеба.
– А Фалалей, – пояснил обладатель кольца в носу, – это греческое имя. Означает «цветущая маслина». Круто, да?
– Очень, – не скрывая усмешки, кивнула моя подруга.
– Можете звать меня просто Фаля, а ее Феля.
– Мы так и поступим. – Катины глаза договорили за нее сами: «Ничего другого мы просто не сумеем выговорить, даже если постараемся».
– Когда мы решили образовать свою группу, – радостный от того, что можно кому-нибудь рассказать эту историю, продолжил греческий Фалалей, улыбаясь во весь рот, – то сразу поняли, что имена участников должны быть чудаковатыми.
– Как и вы сами, – тихо пробубнил себе под нос Логинов, смотря в тарелку, который, оказывается, все это время внимательно прислушивался к беседе.
Не замечая издевки, сосед продолжил:
– Группу мы назвали «Фалалей & Фелициана». Я играю на бас-гитаре, рычу на бэк-вокале и сочиняю тексты песен. Феля поет и тоже сочиняет. – Фаля перекинул дохлую косичку через плечо. – Ударник взял себе имя Аарон, два других гитариста – Гектор и Гедеон.
Я решила из вежливости подключиться:
– А какую музыку вы играете?
– Смесь блэка и готики. Первую пластинку, конечно, пришлось выпускать на собственные средства. Тираж, конечно, небольшой вышел, триста экземпляров. Но после этого какая-нибудь студия обязательно нами заинтересуется!
Жека поднялся из-за стола и выразительно кхекнул, показывая глазами на выход. Доевшая Катя тут же словила намек.
– У вас непременно все получится! – С этим напутствием она по-дружески похлопала Фалю по плечу, мы решительно поднялись и направились за ребятами к выходу.
– Чего он хотел от тебя? – набросился Женька на Катю в коридоре.
– Того же, чего Лера от тебя! – огрызнулась та.