– Бедная миссис Джим, – сказала Верити, – какая обуза для вас. Но миссис Фостер ведь распорядилась принять его, что вы и сделали, как бы трудно для вас это ни было.
– Но тогда я не знала того, что знаю теперь, мисс Престон.
– А что вы знаете теперь?
– Мне не хотелось говорить об этом раньше. Неприятно сообщать такое. Это касается того человека, который звонил перед появлением мистера Картера. Это был – я догадалась еще до того, как он представился, – полицейский.
– О боже, миссис Джим!
– Да, мисс. И более того. Брюс Гарденер зашел в дом выпить пива, после того как в пять часов закончил работу, и сказал, что наткнулся в саду на какого-то джентльмена, только он не знал, что это мистер Клод. Тот, должно быть, возвращался от вас и сказал Брюсу, что он родственник миссис Фостер; они немного поболтали и…
– Брюс не знал?.. Его не предупредили?.. Миссис Джим, Брюс не сообщил ему, где можно найти миссис Фостер?
– Я как раз к этому подхожу. Она же не хотела, чтобы ее беспокоили, правда? Но… Да, мисс Престон, Брюс ему сказал.
– Вот черт! – немного помолчав, ругнулась Верити. – Но это не ваша вина, миссис Джим. И не Брюса, если уж на то пошло. Не волнуйтесь.
– Но что я скажу, если снова позвонят из полиции?
Верити глубоко задумалась, однако любое решение представлялось недопустимо бесчестным. Наконец она ответила:
– Откровенно признаться, миссис Джим, я не знаю. Вероятно, мне следовало бы посоветовать вам сказать правду и сообщить о звонке мистеру Клоду. И как бы жестоко это ни прозвучало, избавиться от него наконец, быть может. – В трубке молчали. – Миссис Джим, вы тут? – спросила Верити. – Вы слышите меня?
Миссис Джим зашептала:
– Простите, мне придется повесить трубку. – А потом неестественно громким голосом добавила: – Ну, тогда на сегодня это все, спасибо. – И разъединилась.
Противный Клод появился где-то поблизости, догадалась Верити.
Теперь она по-настоящему забеспокоилась, но в то же время не могла не сердиться. Она работала над чрезвычайно сложными поправками к своей последней пьесе, на которую после многообещающего дебюта в провинции клюнули лондонские продюсеры. Помешать работе на этом этапе означало прискорбно выбить ее из колеи.
Верити честно постаралась успокоиться и вернуться к работе, но старания оказались тщетными. Сибил Фостер со своими хворями и проблемами, реальными и мнимыми, тому не благоприятствовала. Должна ли она сообщить Сибил последние чрезвычайно тревожные новости о ее ужасном пасынке? Имеет ли она право держать ее в неведении? Она-то знала, что Сибил только порадовалась бы, если бы она так поступила, но ведь нынешние события могут иметь катастрофическое развитие, и Верити окажется ответственной за это. Ей скажут, что она скрыла важную информацию. И это будет не первый раз, когда Сибил переложит ответственность на нее, а если в итоге все получится не так, как ей хочется, начнет мученически стонать.
Ей пришло в голову, что было бы справедливо, если бы Прунелла разделила с ней возникшие трудности, но где находилась Прунелла в данный момент? Да и услышит ли Верити хоть что-нибудь внятное, даже если та позвонит?
Верити три раза перечитала кусок диалога, не понимая того, что читает, отбросила ручку, выругалась и пошла в сад. Она любила свой сад. Не было никаких сомнений, что Брюс все в нем делал правильно. Никакой тли на розах. Мальвы и дельфиниумы цвели на фоне прелестной кирпичной стены, ограждавшей ее престарелый фруктовый сад. Он не пытался навязать ей ни кальцеолярии, ни какие бы то ни было нежелательные однолетники, только – левкои, источавшие аромат по вечерам. Садовника можно было лишь похвалить – если бы он только не так часто ее раздражал.
Постепенно ощущение затравленности стало отпускать ее, она сорвала листок вербены, растерла его между пальцами, понюхала и вернулась в дом.
«Отложу-ка я решение до завтра, – подумала Верити. – С этим надо переспать».
Но, проходя по липовой аллее, она увидела Прунеллу Фостер, быстрым шагом идущую по подъездной дорожке.
IV
Прунелла задыхалась от быстрой ходьбы, что не способствовало большей разборчивости ее речи. Уставившись на крестную, она всплеснула руками так же, как это делала ее мать.
– Крестная, – прошелестела она, – ты одна?
– Совершенно одна, – ответила Верити.
– Можно мне с тобой поговорить?
– Разумеется, можно, дорогая, если ты будешь говорить так, чтобы я могла разбирать слова.
– Прости, – сказала Прунелла, привыкшая к подобным упрекам. – Я постараюсь.
– Ты пришла сюда пешком?
– Гидеон подвез меня. Он там, в аллее. Ждет.
– Пойдем в дом. Я как раз хотела с тобой повидаться.
Прунелла широко открыла глаза от удивления. Они вошли в дом, где без долгих разговоров девушка обвила руками шею крестной, почти прокричала, что она теперь помолвлена, и разразилась взволнованными слезами.
– Дитя мое дорогое! – воскликнула Верити. – Какой странный способ объявить о помолвке. Ты рада?
Последовали сумбурные объяснения, из которых можно было понять, что Прунелла очень любит Гидеона, но боится, что теперь он не будет любить ее так же, как прежде, потому что такое происходит сплошь и рядом, не так ли, а она знает: случись такое с ней, она не сможет сохранить спокойствие и воспринять все в истинном свете, она согласилась на помолвку, потому что Гидеон пообещал, что для него их союз – навеки, но как можно быть уверенной, что он знает что говорит.
Потом она высморкалась и призналась, что несказанно счастлива.
Верити любила свою крестницу, и ей было приятно, что та решила довериться именно ей, но чувствовала, что это еще не все.
Так оно и оказалось.
– Это касается мамы, – сказала Прунелла. – Она будет в ярости.
– Но почему?
– Ну, прежде всего она страшная снобка и хочет, чтобы я вышла замуж за Джона Свинглтри, потому что он – пэр. Представь себе!
– Я не знаю Джона Свинглтри.
– Тем лучше для тебя. Он – настоящая задница. А во-вторых, у нее есть какие-то свои соображения относительно Гидеона и его отца. Она считает, что они – выходцы из среднеевропейского гетто.
– А хуже этого нет ничего на свете, – закончила за нее Верити.
– Точно. Но ты же ее знаешь. Все оттого, что мистер Маркос во время своего званого ужина в Мардлинге не стал за ней ухаживать. Ты же ее знаешь, крестная, – повторила Прунелла.
Выхода не было, пришлось признать, что это вполне возможно.
– Правда, – продолжила Прунелла, – сейчас она зациклена не столько на нем, сколько на враче из «Ренклода». Кажется, он твой старинный приятель или что-то в этом роде?
– Не совсем.
– Ну, во всяком случае, она неожиданно оказалась в сложной ситуации и погружена в нее с головой. Она совершенно помешалась на нем. – Глаза Прунеллы снова наполнились слезами. – Ах, как бы мне хотелось, чтобы у меня была не такая мать. Не подумай, что я ее не люблю, но…
– Неважно.
– И в такой момент мне придется сказать ей о нас с Гидеоном.
– Как ты собираешься это сделать? Поедешь в «Ренклод»? Или напишешь?
– Да как бы я это ни сделала, она обозлится на меня и заявит, что я еще пожалею, когда ее не станет. Гидеон предложил поехать вместе со мной. Он готов взять быка за рога. Но я не хочу, чтобы он видел, какой она бывает, когда разойдется. Ты ведь это знаешь, правда? Если что-то путает ей карты, когда она и так взвинчена, она может закатить истерику. Ты же знаешь, как это у нее бывает? – повторила она.
– Ну…
– Знаешь-знаешь. А мне было бы очень неприятно, если бы он увидел ее в таком состоянии. Милая, милая крестная Вэ, а ты не…
Верити задумалась. Она не могла отчасти не ощущать себя матерью Прунеллы и не удивилась, когда та спросила, не думает ли она навестить ее мать, а если думает, не согласится ли она подготовить ее.
– Я не собиралась туда ехать, Пру, я действительно очень занята.
– О! – воскликнула Прунелла с несчастным видом, привычно снижая голос до шепота. – Понятно.
– В любом случае, почему бы вам не поехать вместе с Гидеоном, и Гидеону… ну…
– Не попросить моей руки? Как Джек Уординг и леди Брэкнелл?[19]
– Да.
– Вот и он говорит то же самое. Милая крестная Вэ! – Прунелла снова обняла Верити за шею. – Вот если бы ты поехала с нами и, как бы это сказать… первая… Ну, неужели ты не можешь? Мы специально только что приехали из Лондона, чтобы попросить тебя об этом. К тебе она прислушивается больше, чем к кому бы то ни было. Ну, пожалуйста.
– О, Пру.
– Так ты поедешь? Вижу, ты согласна. Ты тем более не сможешь отказать, когда я сообщу тебе еще одну грандиозную новость. Не то чтобы и новость про нас с Гидеоном не была грандиозной, но…
– Противный Клод?
– Так ты уже знаешь?! Я позвонила из Мардлинга в Квинтерн, и миссис Джим сообщила мне. Ну, не ужасно ли это? А мы-то все думали, что он благополучно осел в Австралии.
– Ты останешься сегодня дома?
– Да ты что! Под одной крышей с этим Клодом? Как бы не так. Я поеду в Мардлинг. Мистер Маркос вернулся, и мы расскажем ему о нашей помолвке. Он-то будет в восторге. Я должна туда поехать.
– Можно я подойду к машине и поговорю с твоим молодым человеком?
– О, зачем тебе затрудняться, он сам придет, – сказала Прунелла. Сунув в рот большой и указательный пальцы и высунувшись из окна, она пронзительно свистнула. В аллее тут же взревел мощный мотор, щегольский спортивный автомобиль задним ходом подлетел к дому и остановился у крыльца. Из машины выпрыгнул Гидеон Маркос.
Он действительно чрезвычайно хорош собой, подумала Верити, но – без тени пренебрежения – сразу поняла, что́ имела в виду Сибил, говоря о его центрально-европейском происхождении. У него была экзотическая внешность. Он напоминал представителя латиноамериканской элиты, который одевается у английского портного. Однако манеры его были уверенными, без театральщины, и лицо выражало готовность к веселью.
– Мисс Престон, – сказал он, – насколько я понимаю, вы не просто крестная, а фея-крестная. Вы готовы взмахнуть своей волшебной палочкой и благословить нас?
Обняв Прунеллу за талию, он стал оживленно рассказывать о том, как заставил ее принять его предложение. Верити подумала, что он пребывает в эйфории от своей победы и вполне сумеет справиться не только с будущей женой, но и – если понадобится – с тещей.
– Наверняка Пру уже поведала вам о своих дурных предчувствиях относительно того, что ее матушка разозлится на нас. Я не совсем понимаю, почему она так уж против меня настроена, но в любом случае надеюсь, что вам я не кажусь неподходящей партией. – Он бросил на нее быстрый взгляд и добавил: – Впрочем, вы меня почти не знаете, так что мое замечание, вероятно, было неуместным.
– Первое впечатление у меня, – ответила Верити, – отнюдь не неблагоприятное.
– О, слава богу, – обрадовался Гидеон.
– Дорогой, – прошептала Прунелла, – она поедет с нами в «Ренклод». Ты ведь поедешь, крестная? Знаю, что поедешь. Чтобы унять бурю. Ну, хотя бы постараться.
– Это очень любезно с вашей стороны, – сказал Гидеон и поклонился Верити.
Верити понимала, что ее перехитрили, но не обижалась. Она понаблюдала за их стремительным отъездом. Было договорено, что они наведаются в «Ренклод» в ближайшую субботу, но не для того, чтобы полакомиться, как выразилась Прунелла, капустными щами и травяными котлетками. Гидеон знал отличнейший ресторан, где можно было остановиться пообедать.
Минувший день оставил у Верити такое чувство, будто на нее одновременно свалилась куча непрошеных событий, которые породили растущее беспокойство и даже ощущение угрозы. Она подозревала, что главной составляющей ее дискомфорта было острое нежелание еще раз оказаться лицом к лицу с Бейзилом Шраммом.
Два следующих дня прошли спокойно, но в четверг в Киз явилась миссис Джим для очередной атаки на полы и мебель. Она доложила, что Клод Картер в основном сидит у себя в комнате в Квинтерне, съедает то, что ему оставляют, и к телефону, насколько ей известно, не подходит. Берил, которую Сибил на время своего отъезда ангажировала ночевать в доме, заявила, что и не подумает оставаться на ночь под одной крышей с мистером Клодом. В конце концов решение было найдено: Брюс сказал, что может спать в кучерской над гаражом, где раньше жил шофер, выполнявший также разные работы по дому.
– Я знаю, что миссис Фостер ничего против этого не имела бы, – сказала миссис Джим, с каменным выражением лица глядя в окно.
– Но все же, ее, наверное, следовало бы спросить, вы не думаете?
– Он, Брюс, сам это сделал, – рассеянно ответила миссис Джим. – Он ей позвонил.
– В «Ренклод»?
– Да, мисс. Он и ездит к ней, – добавила она. – Раз в неделю. Возит цветы и получает указания. На автобусе. По субботам. Она ему за это платит.
Верити понимала, что ей следовало бы осадить миссис Джим за столь бесцеремонную манеру говорить о своей хозяйке, но она предпочла сделать вид, что ничего не заметила.
– Ну что ж, – заключила она, – вы сделали все, что могли, миссис Джим, – и, замявшись на минуту, добавила: – Я тоже собираюсь туда в следующую субботу.
После короткой паузы миссис Джим переспросила:
– Собираетесь, мисс? Это очень любезно с вашей стороны. – Потом она включила пылесос и сквозь шум крикнула с другого конца гостиной: – Сами увидите.
Верити кивнула и вернулась в кабинет, недоумевая: что такое она должна там «сама увидеть»?
V
Отличный ресторан Гидеона оказался в пределах шести миль от «Ренклода». Это было что-то вроде клуба высокого класса, членом которого он состоял, с персональным обслуживанием и очень вкусной едой. Верити нечасто доводилось обедать в подобных местах, и она наслаждалась моментом. Впервые она задалась вопросом: а чем, собственно, занимается по жизни Гидеон? Вспомнила она также, что Прунелла вполне освоилась в его компании.
В половине третьего они прибыли в «Ренклод». Это была перестроенная эдвардианская усадьба с ведущей к ней аллеей, скрытая за шеренгой хвойных деревьев и окруженная обширными лужайками, в которых, словно могилы, были вырыты цветочные клумбы.
Постояльцы прогуливались по дорожкам со своими гостями или сидели под сверкающими зонтами и навесами на замысловатых садовых скамейках, стульях и качелях.
– Она ведь знает, что мы должны приехать, да? – спросила Верити, начиная немного тру́сить.
– Она знает про нас с тобой, – ответила Прунелла. – Про Гидеона я ей, вообще-то, не говорила.
– О, Пру!
– Я подумала, что, если он появится вместе с тобой, все пройдет легче, – прошептала Пру.
– Я не думаю, что…
– Я тоже, – сказал Гидеон. – Дорогая, почему мы не можем просто…
– Вот она! – воскликнула Верити. – Вон там, за кальцеоляриями и лобелиями, под оранжевым навесом. Она ждет. Сейчас увидит нас. Крестная Вэ, пожалуйста. Мы с Гидеоном останемся в машине, а когда ты нам махнешь – подойдем. Ну пожалуйста!
«Я ела их астрономически дорогой обед, пила их шампанское, что ж теперь – ответить черной неблагодарностью и отказаться?» – подумала Верити.
– Ладно, – решилась она, – только не вините меня, если все пойдет наперекосяк.
И она зашагала через лужайку.
Никто еще не придумал, как следует приближаться к человеку, с которым ты уже обменялся приветствиями издали. Продолжать улыбаться, пока улыбка не превратится в гримасу? Сделать вид, что внезапно заинтересовался окрестностями? Или погрузиться вдруг в раздумья? Изображать безудержную радость? Кричать? Свистеть? Или даже запеть ни с того ни с сего?
Верити не стала делать ничего подобного. Она пошла быстро и, приблизившись на расстояние, с которого ее уже было слышно, крикнула:
– Вот ты где!
Сибил пока располагала тем преимуществом, что ее глаза были скрыты за огромными солнцезащитными очками. Она помахала рукой, улыбнулась и с притворным то ли изумлением, то ли восторгом протянула руки к Верити, а когда та подошла, раскрыла ей свои объятия.