5.Рассматривая природо-обусловленную «широтную связность» совпадающих социально-экономических укладов с соответствующим географическим ландшафтно-климатическим районированием, выстраивающимся в направлении Восток-Запад/Запад-Восток, как и задающим направления миграционных потоков от эпохи культур шнуровой керамики до Чингис-хана по соответствующим их укладу «нишам – магистралям» особое внимание привлекает неповторимая особенность Восточно-Европейской/Русской равнины: пронизывающие её, как и все на ней ландшафтно-климатические зоны со всем богатством раскрывающихся в них цивилизаций, поперечные «меридиональные», сшивающие их в единое целое, водные пути великих рек Западной Евразии, стекающих с возвышенностей Средне-Русского водораздела в обоих направлениях, на Север и Юг; задавая контуры возникающего континуума «Единой Западной Евразии» от Балтики и Ледовитого океана до Чёрного и Каспийского морей. И в потенции создавая предпосылки, что оформляющийся в их долинах ВОДОЖИВУЩИЙ ЭТНОС необходимо становится доминирующей социально-объединяющей силой Западной Евразии от Карпат и Немана до Оби и Яика; а в перспективе всей Северной Евразии до Тихого океана, пронизанной великими реками Сибири, стекающими с Центрально-Азиатского водораздела на север; впрочем и Амура, жмущегося к ним; и Юкона, завлекающего широко открытым устьем вглубь своего континента – станет лишь только воли…
6.Таким социально-экономическим укладом только могло быть и явилось сообщество оседлых рыбоохотников-рыболовов, острогой, сетью, челном и веслом осваивающего великие реки и озёра-моря Восточноевропейской равнины, которое вынесет её в Русскую; дополнением к основному занятию становится придомное земледелие и скотоводство в благоприятных условиях на заливных лугах и лёссах речных долин – и что особенно выразительно отложилось на земледелии, термины которого возникли из водохозяйственного оборота (напр. «плуг» от «плугаре»/ «волнообразование» по О. Трубачёву), и открытого в эпоху, когда праславянские пращуры жили в основном РЫБОЙ и начали переходить к земледелию… В случае угроз уходивших вглубь континента по рекам от южно-степной «баранты» – при благоприятных условиях возвращавшихся «с милого севера в сторону южную» водой.
Это принципиально отлично от цивилизации исторических носителей культуры Триполье-Кукутень, живших ЗЕМЛЕДЕЛИЕМ И ПРИДОМНЫМ МЯСО-МОЛОЧНЫМ СКОТОВОДСТВОМ в своей «широтной нише», нарезанной уровнем инсоляции по долинам рек с лёссом и заливными лугами – и погибающей при социально-природных катаклизмах в ней или вместе с ней по невозможности перемениться на обитания в других.
Этот уклад, оформившийся в виде отделившегося из общего круга охотничье-присваивающего хозяйства в том числе и рыбоохоты с острогой ОСЕДЛОГО рыбоЛОВСТВА по долинам великих рек Северной Евразии в мезолите 14—6 тыс д. н. э., свидетельством чему стало появление сетей (ранее 9 тыс. д.н.э.) и лодок (до 6 тыс. д.н.э) на пространствах от Средней Оби до Карелии, и возобладавший в 6 тыс. д.н.э.; аккумулирующий и ускоряющий культурный процесс двумя новыми факторами ПОЛНОЙ ОСЕДЛОСТЬЮ И ОТКРЫВШИМСЯ СВОБОДНЫМ ВРЕМЕНЕМ; обогащаемый в неолите элементами земледелия и скотоводства – пронёс его творца через все бури бесновавшихся бесхвостых злых обезьян: скифов, сармат, готов, гуннов, авар, татар: если только, налегая на комли плуга и сохи, его носитель не забывал об остроге, верше, бредне, охане, заколе, сетях – и царице-ладье с боярином-веслом… И таким носителем в 9 в. всплыл исторический славянин-росс, наибольшую долю животного белка в пище которого составляла РЫБА – а преобладающее искусство во владении водой уже застолбило за ним Русские Моря на севере и юге (Ладога по В. Татищеву, Чёрное у арабов), открыло Ледовитый Океан и поведёт к Тихому.
8.Но ещё ранее прямым выражением единства Воды и Земли стала культура безымянных нам обитателей свайно-береговых поселений 3—1 тыс. д.н.э. северного склона Среднерусского водораздела от Смоленских Сертей и Московской Дубны до Вологодской Модлоны, живших тысячелетия в согласии с окружающим простором, но покойный сон которых был сорван яростными бронзовыми людьми вонзившейся в их мир Сейминско-Турбинской раны 18—15 в. д.н.э. – и ответом на вызов Сейминской Бронзы стало Сертейское Железо, ещё мало технологичный мягкий металл для специализированных топоров по особому разделочному материалу человечине.
9. Но со 2-го тыс. д.н.э. начинают проступать контуры нового исторического субъекта, уже претендующего на некоторую форму обоснованности своего бытия: необходимого и достаточного утверждения факта наличия «славистики».
Серединой 2 тыс. д.н.э. по данным компаративистики и результатам глоттохронологии датируется выделение «праславянского» языка из «праиндоевропейского» субстрата, в котором он пребывал в общности с «балтскими» и «индоиранскими»/индо-арийская ветвь/ – впрочем, если обратиться к механике этого «выделения», оно скорее выглядит, как выход «протобалтов» и «протоиндоариев» с общей им по лингвистике «индо-санскритской прародины», сорванных коллапсом Западно-Евразийской миграционной бури 2000—1500 гг. (фатьяновцы, балановцы, турбинцы, абашевцы), обрушившихся на кризис восхождения-разделения комплексного присваивающего хозяйственного уклада автохтонного населения в земледелие с придомным скотоводством (балты) и отгонное скотоводство с придомным земледелием (индо-арийцы). И тех, кто остались при своём деле на своей земле (рыбка-хлебушко-молочко) – «праславяне»… Первые утвердились историческими пруссами, литовцами, ливами; вторые отметились, как синды и меоты Прикубанья; третьи – а где же ТРЕТЬИ? Их 800 лет искали среди неустойчиво оседлых, вдруг срывающихся в миграции преимущественно скотоводческих археологических культурах Западной Европы и Центрально Европы 2 тыс. д.н.э. —1 тыс. н.э., но при всех прикидках к «пшеворцам», «трипольцам», «черняховцам», «венедам», «вандалам», ничего ранее проблесков 5—6 в. н.э. среди гуннов и авар не находили…
Евроманическое поветрие переписать аллели Отечественной Истории в оттоция Европейской, овладевшее русским образованным обществом в 18 веке, равно и по А. Шлецеру, и по М. Ломоносову, совершенно выводит из магистрального научного оборота огромный пласт индо-санскритской топонимики, и особо устойчивой в ней гидронимии, от Оби до Немана, которую в лучшем случае старательно камуфлируют в «балтскую», в предельно невозможных случаях соглашаются на «возм. русскую» в отношении разных там «Печёр», «Сухон», «Двин»; но впадают прямо-таки в горячечное исступление, как некий дхн Шилов, когда некто, не просвещённый в кулуарно-академических «табу», задаётся вопросом, а не естественное ли это наследие того субстрата праиндоевропейской общности, в котором пребывали индо-балто-славянские языки в ещё неразделённо диалектном состоянии – а и далее того, полнота сохранения топонимики свидетельствует, что некий субстрат этой общности продолжал (и продолжает?) пребывать в этом регионе, благодаря чему только и может сохраниться в такой полноте и прозрачности топонимика… Да, автохтонное население может и часто ассимилироваться мигрантами – но когда индийские специалисты по ИСТОРИЧЕСКОМУ САНСКРИТУ на улицах Вологды начинают общаться с её горожанами НА МЁРТВОМ САНСКРИТЕ (не на ЖИВОМ хинди!) БЕЗ ПЕРЕВОДЧИКОВ (свид. дин Н.Р.Гусевой), куда как более естественным становится предположение, что именно они, современное русское население севера, и являются ПОТОМКАМИ АВТОРОВ И ХРАНИТЕЛЯМИ древнейшей из наличных ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ/индоарийской ТОПОНИМИКИ и Русского Севера и ВСЕГО СЕВЕРНОГО АРЕАЛА ЗАПАДНОЙ ЕВРАЗИИ, как это начинали прозревать З. Фейст для Германии и Г. Йохансон для Скандинавии в середине 20 века, когда благодарность за спасение от нацизма чуть приоткрыла европейские головы для иных поветрий.
В последнее 10-летие ненормальность ситуации в топонимике возбудила процесс «обратной индоевропеизации», и в частности большую часть «балтских» гидронимов с детерминантом на «ра» (Жиздра, Нара и проч.) переводят в класс «нераздельной протоиндоевропейской общности» – но ещё более выразительной становится неизбежная «индоевропеизация» т.н. «финно-угорской гидронимии» Русской/Восточно-Европейской равнины. Всеобщая уверенность в финно-угорском происхождении детерминанта «ва» (Сылва, Нева, Протва, и далее восходи до миллиона) так ударила в крепкие финские головы, что Аарне предъявил претензии на «финно-угорское наследие» устойчивых гнёзд «ва» -ризмов в Центральной (преимущественно Славянской) Европе (Влтава, Варшава, Морава, Ондава…), заодно объявив курносых пращуров «коренным населением континента». Это было чрезмерным, и мгновенно отфутболено обратно «до финских хладных скал» простым естественно-научным фактом: древнейшее население Европы 10—3 тыс. д.н.э. являлось носителем гаплогрупп I1/I2,что в корне отлично от «угро-финской» N1c, но и сверх того, из носителей N1c в Восточной Прибалтике из 5-х исторически зафиксированных народностей только 2-е, эстонцы и финны, «финноговорящие», три прочие «балты», т.е. «индоевропейцы» по языку. Выразительно бьёт в глаза и уши ПОЛНОЕ ОТСУТСТВИЕ ГИДРОНИМИИ НА «ВА» именно у «эстиев» и «феннов».
Естественно было бы вслед за «европами» отечественной лингвистике переместить «ВА» -гидроанимию из «финнизмов» в «индуизмы», предохранительно в «балтизмы», коли так мучителен путь через «санскритизм» в «славизм» и далее до «русизма»… И уже новым взглядом обозреть евразийскую гидронимию от ДаугаВЫ до СосьВЫ, от АрагВЫ до КолВЫ; а вот Белым морем не застолбить: от Ярославской области детерминант на «ВА» пропадает из широкой меридиональной полосы от Верхней Волги «до Самого Белого Моря»…
10. Перипетии 1 тыс. д.н.э.: мощные «широтные» миграции этносов и культур Великой степи, выталкивая в регион побеждённых и сторонне увлечённых движением, вызывают глубокие деформации европеоидного населения региона: монголоидные «ананьинцы» сминают и поглощают пост-балановских европеоидов Волго-Камья. Деградирует в культурном отношении фатьяновско-волосовское Поочье: возможно, под влиянием ананьинского субстрата переменяясь в антраполого-этнологическом смысле в носителей «дьяковской культуры», у которых усиливаются черты монголоидности, но сохраняется в крайне огрублённом виде фатьяновско-балановский уклад оседлых скотоводов с наличием в стаде лошади, коровы, свиньи – но малорослых без селекции; и с выразительно возросшей ролью охоты и собирательства. «Дьяковцы» уничтожают после ожесточённого сопротивления последние очаги фатьяновской культуры на Средне-Русском водоразделе, но водно-береговые поселения «срубников» 2 тыс. д.н.э. по северному склону водораздела и на Валдае продолжают устойчиво функционировать весь период.
11. Во 2 в. д.н. э. Средне-Русское междустение степного и лесного миров испытывает огромное этно-антропологическое и цивилизационное потрясение: в регион ананьинской культуры пост-бронзового века вторгается мощный европеоидный субстрат носителей культуры и технологий железного века, оформивший в Волго-Камье Пьяноборскую культуру 2 в.д.н.э. – 2 в. н.э. с ярко выраженными чертами «урбанизации», «Страны городов», «Гардарики», типологически сопоставимой с культурами Синташты-Аркаима сер.2 тыс. д.н.э. и Древней Руси 8—10 века описаний скандинавских саг. Ввиду полного отсутствия каких-либо аналогов такой глубокой урбанизации развитых сообществ Великой Степи, как и лесостепи после ухода населения культуры Синташты-Аркаим во 2 пол. 2 тыс. д.н.э. единственно возможным источником вселения представляется северное, что подтверждает ярко выраженная направленность пограничных укреплений – огромных Чегандинских Валов – фронтом против степи
12. (Предположительно) во 2 в. прорывом пьяноборской культуры в Поволжье до Жигулей, ознаменованным появлением Славкинской культуры на Самарской Луке, и массовым переселением Волго-Камского европеоидного населения, образовавшего первую обширную «славянскую» (идентификация В. Седова) Именковскую культуру 4—7 в., по территории сопоставимую Киевской Руси эпохи Олега, открывается Славянский Мир.