Однако, едва Николай Владимирович начинал расспросы о том, как все-таки произошло убийство, – подзащитный умолкал. О самом деле адвокату не удалось вытянуть из него ни слова. А его интересовали две основные вещи: мотивы убийства и конкретные обстоятельства.
– Антон, какой смысл молчать со мной о деле, ведь ты уже все рассказал следователю?
Но тот только морщился и мотал головой. Было похоже, что он слишком в лоб воспринял совет адвоката ничего не рассказывать по делу, и боялся ляпнуть лишнее даже ему.
– Антон, я в деле не вижу протокола твоего признания. Его вообще кто-то писал? Ты его подписывал?
Парень пожимал плечами.
«Понятно, – подумал Сверчук. – Следователь «колол» парнишку, да не «доколол». Признание-то выбил, а деталей не знает. Я помешал. То-то он был такой злой!»
В конце концов Сверчук предложил:
– Вот что я хочу тебе сказать, Антон. Ты должен заявить следователю, что отказываешься давать показания. Вообще. Это необходимо для того, чтобы я успел как следует разобраться в деле и тщательно подготовить тебя к допросам. К защите нам обоим нужно отнестись серьезно. Понял?
Парень утвердительно кивнул головой, хотя на самом дел е удивился такому требованию: зачем теперь отказываться, ведь он уже все рассказал следователям?
– Не бойся отказываться давать показания, ты имеешь на это законное право. Поверь, это тебе не навредит. При таких обстоятельствах немного дополнительного времени может тебе помочь, – неспешно объяснял адвокат. – Сегодня тебя доставят в изолятор временного содержания. А завтра-послезавтра суд рассмотрит ходатайство следователя о взятии подозреваемого, то есть тебя, под стражу. Я, конечно, тоже буду в суде и попытаюсь добиться избрания иных мер пресечения. Например, взятие на поруки или под залог.
Услышав последние слова Сверчука о поручительстве и залоге, паренек встрепенулся. Он даже и не думал, что в такой ситуации есть возможность вернуться домой. Но, заметив реакцию подзащитного, Николай Владимирович предупредил:
– Если откровенно, на это особо рассчитывать не стоит. Сам понимаешь, преступление тяжелое. Так что, скорее всего, суд таки вынесет решение о содержании под стражей. После этого тебя переведут в СИЗО[2]. Но как твой адвокат я смогу навещать тебя столько, сколько будет нужно. Все понял?
Антон кивнул.
– Теперь скажи, только честно: тебя бил кто-то из милиционеров? Откуда ссадины на твоей щеке?
– Бил только дядя, который первым поздоровался с вами за руку. Тот, который в очках и синем пиджаке.
– Вот это дела! Теперь понятно, почему они все как на пружинах. Выходит, руки распускал сам прокурор города! Сильно бил? Куда?
* * *
– В грудь, по почкам, по лицу немного. Пугали, кричали…
– Ты признался в убийстве именно после такой «подготовки»? Даже не знаю, как в этой ситуации лучше действовать. Однозначно ты имеешь право подать жалобу, и я помогу ее составить. Ну, пора уже нам закругляться. Помни: ты отказываешься давать показания.
Пока длился разговор, Антон жадно смолотил два бутерброда, которые нашлись в адвокатском портфеле. Жена Сверчука предусмотрительно положила их еще сутра, когда поняла, что муж не успевает позавтракать, торопясь в офис. За весь день съесть их так и не нашлось возможности, а именно сейчас они оказались очень кстати.
ГЛАВА 4
Адвокат Сверчук открыл дверь и пригласил войти следователя.
Сергей Степанович Монец держался надменно и был уверен в себе. Он отличался среди других следователей не только своим дерзким поведением, но и внешним видом. Дорогой костюм, модная обувь, аккуратная прическа и ухоженные руки – стильный образ с обложки гламурного журнала. Плюс многолетний опыт и профессионализм – Сергей Степанович всегда был на ступень выше своих коллег. Он просто «давил» своим авторитетом и не привык, чтобы кто-то ему перечил.
Достав из сейфа дело и удобно усевшись в мягком кресле, следователь принялся за допрос подозреваемого.
– Пока вы не начали, нельзя ли моему подзащитному снять, или хотя бы перецепить наручники на другую руку, или немного ослабить их? – спросил адвокат.
– Фамилия, имя, отчество, – сухо произнес следователь, будто не услышав слов адвоката.
«Вот и первая месть, – констатировал мысленно Сверчук. – Пацан-то чем провинился? Хочешь отплатить за обиду – наказывай меня, я готов».
– Антон Михальчук. Антон Анатолиевич. 1989 года рождения. Полных семнадцать лет, – тем временем ответил парень.
– Не торопись. Судим?
– Нет.
– Работаешь? Учишься? – продолжал коротко следователь.
– Вы же это все спрашивали уже. Не работаю. Учусь в школе № 19.
– Показания будете давать на украинском? Этот язык хорошо понимаете?
– Да.
– Поставьте подпись вот здесь и здесь.
– Допрос производится в присутствии адвоката Сверчука Нэ Вэ. Показания давать согласны?
– Нет.
– Что «нет»? – не сразу понял следователь.
– Показания давать не буду, – твердо ответил Антон.
Монец глубоко вздохнул, медленно снял свои очки, положил их на клавиатуру и исподлобья посмотрел на адвоката.
– Выйдем на несколько слов? – еле шевеля губами, сказал он.
– Можем поговорить и здесь, – заметил Сверчук. – Но сперва попросите, чтобы парня отвели в туалет.
В сопровождении милиционера Антон оставил кабинет. Как только за ним закрылась дверь, разъяренный следователь налетел на защитника.
– Чтозафигня, адвокат?! Тыхотьпредставляешь, сколько людей подняли по этому делу? Еще и в области контроль[3]! Завтра с утра мне на доклад.
– Держите себя в руках, уважаемый. Напоминаю вам о праве подозреваемого на отказ в даче показаний, о презумпции невиновности и необходимости проведения следственных действий в рамках закона, – раздраженно ответил адвокат.
– Да вертел я на приборе твою презумпцию вместе с тобой! Я уже сутки торчу на работе. Прекращай вые-живаться. Ты же сам из прокурорских, так что это все проходил. Ну, все же и так понятно, парень во всем сознался. Я явку с повинной и чистосердечное оформил. Пока вы здесь с убийцей шушукались, я уже водолазов на завтра заказал, чтобы нож на дне искать. И тут ты ломаешь мне все следственные действия! Ну, начерта тебе все это? – следователь даже не пытался подбирать нормальные слова.
– Сергей, у тебя своя работа, у меня – своя. А ты, кстати, не обвинитель. Ты – следак. Значит, расследуй, выясняй обстоятельства, проводи допросы, проверяй… Может, еще подозреваемых найдешь. Этот парень удивительно быстро сознался, даже без всяких реальных подозрений и без единой улики. Опять «признание – царица доказательств»? Оно не может быть положено в основу обвинения, каки эта мнимая «явка с повинной». Где вещдоки? Где свидетели? Кроме того, Антон давал признания без адвоката, налицо нарушение процедуры допроса, поэтому документы эти незаконные. В добавление ко всему, к моему клиенту применяли насилие, и я буду ходатайствовать о его медицинском освидетельствовании… – Сверчукуже подготовился к серьезному разговору, вооружившись весомыми аргументами.
В этот момент дверь в кабинет открылась и милиционер ввел щуплого Антона. Если бы не это, тяжело даже предугадать, чем бы мог закончиться «неофициальный разговор» следака и адвоката.
Антон Михальчук еще раз подтвердил, что отказывается давать показания. Монец подозрительно быстро успокоился, будто ничего не было, и предоставил протокол для подписи. Адвокат сообразил, что следователь задумал какой-то коварный ход и просто так ему препирательство со следаком не пройдет. Оформление всех необходимых документов заняло больше часа. За это время Николай Сверчук успел подготовить и подать несколько ходатайств. После этого Монец вызвал конвой, Михальчука со скованными сзади руками забрали в ИВС[4], адвокат простился со следователями и вышел.
Уже на выходе из прокуратуры он встретил первого заместителя прокурора, с которым был в дружественных отношениях.
– Зря ты так, Николай. Ой, зря! – заметил он.
Очевидно, слухи о конфликте между следователем и адвокатом уже разлетелись по всем кабинетам.
– И не говори, – отшутился Сверчук и, пожав руку, пошел прочь, прервав разговор на полуслове.
ГЛАВА 5
Начиналась настоящая весна. Снега в городе почти не осталось, кое-где на газонах проглядывала прошлогодняя зелень. Яркие солнечные лучи приятно грели, поблескивая в окнах домов и в витринах магазинов. Прохожие медленно гуляли по улицам и паркам, наслаждаясь первым теплом, и не торопились возвращаться в опостылевшие за зиму офисы. В такую погоду настроиться на продуктивную работу было довольно сложно, мечталось о предстоящем лете и его наслаждениях. Никанор Скрипник вышел из зала суда весьма удовлетворенный – ему удалось заключить мировое соглашение в споре о разделе имущества супругов. Его клиентка получила трехкомнатную квартиру, деньги на ее ремонт и меблировку, а также депозитные счета на нее саму и на двух общих с бывшим мужем детей.
«Поработал хорошо, теперь с чистой совестью можно и отдохнуть», – улыбнулся сам себе адвокат. Это был высокий молодой человек спортивного телосложения. У него был открытый, приветливый взгляд. Однако внимательный наблюдатель, несмотря на его широкую улыбку и хорошее чувство юмора, сразу замечал в его карих глазах задумчивость и легкую печаль. Одевался Никанор сдержанно, но при этом отдавал преимущество изысканным вещам. Он не любил слишком показушной одежды и украшений, хотя собственному гардеробу и внешнему виду уделял особое внимание.
Отдав портфель с адвокатским досье помощнице, он оставил автомобиль возле здания суда и неспешным шагом отправился домой.
Центральный городской бульвар будто проснулся от длительного сна: на площадках возле кафешек начали появляться первые столики под зонтиками, терпкий аромат кофе и дурманящий запах выпечки соблазнительно манили задержаться хоть на миг, а вокруг весело и беззаботно галдели люди.
– Алло, Николай, привет. Вижу, ты меня ажшесть раз набирал. Не мог разговаривать, потому что был в суде. Смотри, какой хороший день! Может, пивка? – Никанор позвонил своему давнему другу Николаю Сверчуку.
– Т огда, кум, уж лучше водочки. Мне очень нужна твоя помощь, – хмуро ответил Николай.
– Водки? Сейчас? Что случилось? Можешь в двух словах сказать по телефону? Что-то с семьей?
– Нет, семья, слава Богу, в порядке. А вот я – нет. Есть проблемы с од ним дел ом. Так гадко, что даже говорить не могу. Ты не занят? Предлагаю прямо сейчас встретиться, – было, мягко говоря, очень странно слышать такие слова от взрослого мужчины и опытного адвоката. Николай всегда отличался легким характером и философским отношением кжизни. Значит, случилось что-то действительно чрезвычайное.
– Я недалеко от городского суда, сейчас без авто. Давай через десять минут в нашем кафе в подвальчике?
– Я уже здесь. Заходи.
В задымленном зале кафе почти не было посетителей. В дальнем углу сидела парочка влюбленных, которые не обращали внимания ни на кого, кроме себя. Николай Сверчук сидел за столиком и что-то внимательно читал с монитора ноутбука. Перед ним стоял графин водки и тарелка с легкой закуской. Почувствовав, что истлевшая сигарета обжигает пальцы, он вытащил из пачки еще одну и зажег ее от окурка.
Вид у него действительно был озабоченный.
– Привет, дружище! Водке какой страны мира ты отдаешь предпочтение в это время суток? Почему киснешь, весну не любишь? – Никанор произнес это как можно веселее, чтобы подбодрить коллегу.
Друзья обнялись и сели за стол.
– Выпьем? – сразу предложил Николай, наливая водку в рюмки. Прозвучало это как констатация факта, а не предложение.
Выпили, помолчали, покурили. Сверчук продолжал читать, выписывая что-то в блокнот. Было понятно, что пока его лучше не отвлекать навязчивыми расспросами. Пусть сам решит, когда начинать разговор. Никанор тем временем успел отписать несколько смс-сообщений, игриво поболтать с симпатичной официанткой и рассмотреть юную влюбленную парочку за столиком в углу.
Молчание затянулось, Скрипника это стало раздражать и выводить из равновесия. Тревога нарастала, в голове роились разные версии странного поведения друга, которое было ему несвойственно.
– Никанор, у меня ктебе просьба, – наконец произнес адвокат Сверчук. – Мне вчера по назначению[5] дали дело об убийстве. Ты уже, наверное, слышал об этой истории – хлопца нашли в реке с перерезанным горлом. Следак с прокурором откопали какого-то хлюпика Антона и выбили из негоявку сповинной. Сугрозами, мордобоем и всем, как обычно. Я посоветовал парню молчать, пока я сам не разберусь в деле. Сегодня меня отстранили от дела по судебному решению. А я уже почувствовал себя ответственным за этого парня, и никому не могу доверить его защиту, кроме тебя.
За несколько минут Николай Сверчук рассказал оделе, о первом допросе, об обстоятельствах, которые ему удалось выяснить. Никанор Скрипник внимательно слушал товарища. Еще никогда за всю свою практику он лично не сталкивался со случаями отстранения защитника от дела. Тем более такого громкого.
– Следователь Монец подал в суд ходатайство, в котором указал, будто бы я, совершая защиту несовершеннолетнего Михальчука, препятствую установлению истинывделепутем рекомендации клиентуне давать показания и затягиваю следствие. Мотивировка, как по мне, абсолютно идиотская. Можно было бы над этим поерничать, но судья, особо не разбираясь, вынес решение о моем отстранении. Самое худшее, что, по закону, такие решения в апелляционном порядке не обжалуются. – Николай достал из папки текст судебного определения и протянул его Скрипнику. – Вот такая хреновая ситуация… Неприятно, вроде кто-то на гол ову нагад ил и размазал. И тут дел о даже не в сл е-даке. Неужели эти судьи совсем разум потеряли? Это же даже на голову неналазит!
Никанор начал читать текст судебного решения. Полтора листа мелким шрифтом, сплошь ссылки на статьи процессуального кодекса. Для профессионала было ясно с первого взгляда, что статьи эти совершенно «левые», к делу они не относились, а вот ясная и убедительная мотивация отстранения адвоката отсутствовала. Внимание Никанора привлекла фамилия председательствующего-судьи – Луцько В. Р. Никанор хорошо знал этого судью, поэтому легко представил кабинет Виктора Романовича, его перманентное состояние легкого алкогольного опьянения, несвежую рубашку, трехдневную небритость и пустой взгляд в никуда. Виктор Луцько происходил из семьи милицейских следователей. Он воплощал в себе корпоративный дух «органов». Что бы ни делали следователи, прокуроры, судьи, все было для него заведомо верным. А всякие адвокаты и прочие журналисты-расследователи только путались под ногами, мешая вершить строгий, но справедливый суд. Приговоры этого судьи имели ярко выраженный обвинительный уклон.
– Баба с воза, как говорят. Теперь ты можешь вздохнуть с облегчением и заняться чем-то другим. Или, может, тебе дел не хватает? Не бери глупостей в голову, а тяжестей в руки, – Никанор похлопал коллегу по плечу, пытаясь расшевелить его. Было видно, что Николай глубоко уязвлен, и даже не пытается это скрыть.
– Нет, дружище, я так не могу. И даже не успокаивай меня. Я же знаю, что ты тоже на самом деле так не считаешь. Мы-защитники. Хорошо, что тебя не слышит покойный Александр Павлович! Он бы сейчас сказал: «Если у тебя нет духа бороться за клиента до конца – не работай адвокатом!» Такчто обойдемся без излишней болтовни. Я, прости меня за своеволие, дал твой номер телефона маме Антона Михальчука. Она сегодня свяжется с тобой. Принимай поручение в деле, подписывай соглашение и вперед. Это мне необходимо. Действительно необходимо.