– Похоже, что у тебя есть проблемы с Волковым, – спокойно ответила Маша и, сняв пиджак, протянула ему.
Роман молча надел пиджак, чувствуя, что к запаху духов Юлы теперь примешался запах Машиных.
На причале Маша сама перебралась через ограду и зашагала по дорожке в сторону припаркованных такси. Роман, засунув руки в карманы, молча брел следом и думал, что самое правильное, что он сейчас может сделать, – посадить ее в такси, поблагодарить за вечер, а завтра сделать вид, что ничего не случилось, но прекрасно понимал, что здравый смысл сегодня не будет услышан. Что-то не давало отпустить ее, не извинившись.
– Маша, – сдался он, догоняя девушку. «Девушку Волкова», – напомнил внутренний голос. – Подожди. Я тебя отвезу.
Маша обернулась так резко, что распущенные волосы взметнулись волной и закрутились вокруг ее плеч.
– Не стоит. Спасибо, что приехал, извини еще раз, что отвлекла. Забудь, пожалуйста, обо всем, что я сегодня наговорила. Не знаю, что на меня нашло.
Она заправила волосы за ухо, потерла висок, будто у нее болела голова, и открыла было рот, чтобы что-то еще добавить, но потом передумала.
– Я не отпущу тебя одну, – настойчиво произнес он, подыскивая слова, чтобы убедить ее поехать с ним. Просто извиниться вдруг показалось глупым.
– Да ты тут вообще ничего не решаешь! – вздернула подбородок Маша, и Роман обрадовался: спорить легче, чем уговаривать.
– Так, я сейчас поведу себя как маньяк – засуну тебя в машину силой, – пригрозил он, обалдевая от собственной наглости.
– Я закричу.
– Охрана моего отца точно будет на моей стороне, – улыбнулся Роман. Внутри все дрожало от азарта.
– Боже, как это низко – прикрываться папочкой, – сложила руки на груди Маша.
– Á la guerre, comme á la guerre, – довольно сообщил он и примирительно добавил: – Правда, поехали.
Маша смерила его нечитаемым взглядом, но все же пошла к его машине.
Заведя мотор, Роман обреченно подумал, что он сегодня почти разнылся на ее глазах, наговорил чуши, а вот сейчас блеснет своими водительским навыками. Да Волков его еще благодарить после такого должен.
– Мы поедем очень медленно, – предупредил Роман, выезжая с парковки.
– Почему? – с подозрением спросила Маша.
– Потому что я сел за руль только позавчера, – пояснил он, намеренно не глядя в ее сторону.
– Ты не умеешь водить? – схватившись за ручку над головой, пискнула Маша.
– Я водил в Англии. Но здесь же движение правостороннее.
– А со скольких лет водят в Англии? – в голосе Маши все еще слышалось подозрение.
– Скутеры и мелкую технику – с четырнадцати, а машину самостоятельно – с семнадцати. Я права год назад получил и водил там, пока сюда не переехал. Мне первое время здесь даже на пассажирском сиденье глаза закрыть хотелось, – неожиданно для самого себя признался он.
Некоторое время в машине царила тишина, а потом Маша, выпустив наконец ручку, спросила:
– Тебе сложно здесь?
Он бросил на нее быстрый взгляд. Она смотрела внимательно, изучающе, и он как-то сразу забыл, почему им не стоит общаться.
– Немного. Мне в универе сложно. Многие термины иногда не сразу понимаю. Ну и вообще бывает… Вон в викторине почти ни одну цитату не узнал.
– Но ты ведь хорошо говоришь по-русски, – поделилась наблюдением Маша. – Я на семинарах заметила. Ты всегда очень внятно отвечаешь. И мысли формулируешь хорошо. Иногда бывает, что строишь предложения слишком буквально, но очень редко.
Сердце Романа неожиданно зачастило. Ему почему-то не приходило в голову, что девушка Волкова могла наблюдать за ним все эти месяцы и так много успела увидеть. В мозгу вновь зажглась сигнальная лампочка. Роман бросил на Машу быстрый взгляд и понял, что от него требуется ответ. Тщательно следя за тем, что говорит, он сухо произнес:
– Отец всегда говорил со мной только на русском. И у меня были русские няни.
Маша, кажется, поняла, что он хочет покончить с разговором, потому что молча вытащила из сумочки мобильник и погрузилась в дебри «ВКонтакте». На светофоре Роман бросил на нее взгляд, но лица не увидел: его скрывали распущенные волосы. Тогда Роман посмотрел на ее тонкие пальцы, скользившие по экрану, и подумал о том, что Маша Рябинина, наверное, играет на каком-нибудь инструменте. В пользу этого говорил ее рингтон – сюита Баха. Роман тоже несколько лет занимался музыкой и сейчас старался изо всех сил думать о тех беззаботных годах, когда миссис Фэнкл три раза в неделю давала ему уроки. Эти мысли были безопасными.
У многоэтажки в спальном районе свободного парковочного места не оказалось, и Роман задумался, уместно ли бросить машину с включенной аварийкой посреди двора, чтобы проводить Машу. Нарушает ли это закон?
Маша интерпретировала его задумчивость по-своему. Выпорхнув из остановившейся машины, она бросила напоследок: «Спасибо». Роман понимал, что отпустить девушку ночью одну в исписанный граффити подъезд – верх идиотизма, но дверь уже мигнула кодовым замком и закрылась за Машей. Роман потер лицо и подумал, что не отказался бы от возможности стереть последние несколько часов из памяти.
Глава 3
Сколько таких нас, нелепых и ранних?
В голове уместился средних размеров колокол, а во рту было как в кедах. Димка на ощупь попытался дотянуться до будильника, но вместо этого смахнул с тумбочки книгу и стакан с водой. Будильник орал, колокол в голове ему вторил, в лицо из-за незадернутой шторы светило солнце.
– Заткнись, – хрипло прошептал Димка, но будильник, понятное дело, не послушался.
Димка засунул голову под подушку, но это не помогло. Тошнило, хотелось пить и почему-то плакать. Кто-то сдернул с его головы подушку, и Димка понял, что в комнате тихо. Какой-то добрый ангел вырубил наконец проклятый будильник.
– Вставайте, граф, вас ждут великие дела! – произнес Сергей тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
– Пять минут, – проскрипел Димка.
– Подъем!
– Три.
– Одна, и я скидываю тебя с кровати.
Димка представил, как встряхнутся при этом его бедные мозги, и его замутило с новой силой. Стараясь не делать резких движений, он встал на четвереньки, потом сел на кровати и свесил ноги, только теперь заметив, что он до сих пор в брюках и рубашке.
– Красавец, – поделился наблюдением Сергей.
Димка поморщился и поднял наконец взгляд на дядю. Сергей был в домашних джинсах и растянутой футболке и выглядел так, будто не спал всю ночь.
– Ругать будешь? – обреченно спросил Димка, прикидывая, одолеет ли он путь до ванной или лучше попросить дядю принести тазик.
Сергей на самом деле добрый. Просто задолбался с ними.
– Сначала аспирин или побежишь? – Дядя указал на дверь ванной красноречивым взглядом.
Димка посмотрел на пол, где в луже воды из чудом не разбившегося стакана мок «Театр» Моэма, и грустно выдохнул:
– Побегу.
Добежать, а точнее, почти доползти, до ванной он успел. Благо ванная у него была отдельная. Отлепившись от унитаза и посмотрев на свое отражение в зеркале, Димка пообещал себе, что никогда больше… Так же и сдохнуть можно. Кое-как приняв душ и замотавшись в большое полотенце, он вернулся в комнату, надеясь, что там уже нет ни Сергея, ни стакана, ни «Театра», главу которого ему надо прочесть к завтрашнему уроку. Мысль о главе засела в мозгу намертво.
Не повезло. Дядя стоял в комнате спиной к нему, глядя в окно. Вода все так же блестела на полу, «Театр» все так же в ней плавал. Даже если Сергей принес аспирин, запить его теперь все равно нечем, а значит, придется тащиться на кухню. Глядя на прямую спину Сергея, Димка понял, что день сегодня будет не из легких.
– Беспорядок убери. – Сергей повернулся к нему и кивком указал на пол.
Димка вздохнул и, стараясь не растрясти последние мозги, поплелся в ванную за тряпкой. Кое-как вытерев пол и пристроив Моэма на подоконник, Димка бросил тряпку в открытую дверь ванной. Сергей проследил за ее полетом, но ничего не сказал. Димка со стоном опустился на кровать, мечтая о таблетке от головной боли.
– Что это вчера было? – спросил Сергей, и Димка обхватил себя за плечи.
Он так толком и не вытерся, и теперь сидеть в одном полотенце было холодно.
– Выпил немного, – буркнул он, не поднимая головы.
– Немного?
– Я не рассчитал.
– Не рассчитал?! – Сергей наконец заорал, и Димка еле удержался от того, чтобы зажать уши. В висках запульсировало с удвоенной силой.
Он хотел заорать в ответ, но понял, что голова ему этого не простит, поэтому просто посмотрел на дядю исподлобья, собираясь напомнить, что он вообще-то совершеннолетний и может в любую минуту отсюда съехать. Однако стоило ему посмотреть на Сергея, как желание орать пропало окончательно. Сергей сжимал в кулаке занавеску, и на его шее пульсировала жилка. Димка разом вспомнил, что он давал обещание не пить и дяде, и Машке и что ожидаемо его нарушил, вспомнил, сколько еще таких данных Сергею обещаний он также не выполнил, и в его душе зашевелился стыд.
– Этого не повторится, – пробормотал он.
Сергей рассмеялся громко и неестественно, а потом выпустил штору и, подойдя к креслу, скинул с него сваленные в кучу толстовку, спортивные штаны и почему-то один кед. Опустившись в кресло, Сергей уперся локтями в колени и обхватил голову руками. В Димке поднялась новая волна стыда, когда дядя сказал:
– Как же меня это все достало, Дим. Я ведь, дурак, думал, что тебе стукнет восемнадцать, и вся эта блажь пройдет, что ты поймешь: ничего не изменится оттого, что ты будешь пить, нюхать какую-то дрянь…
– Я не нюхаю, – подал голос Димка.
– И то хлеб, – вздохнул Сергей, хотя Димке почему-то показалось, что дядя не поверил.
– Я правда не нюхаю. И пить вчера не собирался. Просто на… на «Рене» праздновали, и я что-то…
Сергей поднял голову и несколько секунд внимательно на него смотрел, а потом резко поднялся и, на ходу вытаскивая телефон из заднего кармана джинсов, молча вышел из комнаты. Димка, придерживая полотенце, направился за ним.
Сергей сбежал по ступенькам вниз, а Димка притаился на лестнице, прислушиваясь к приглушенному голосу дяди.
– Лев, это я. И тебе. Объясни мне, мил человек, какого черта ты потащил Димку на яхту? В Москве ресторанов мало?
Какое-то время стояла тишина, а потом Сергей заорал в трубку так, что Димка подскочил от неожиданности:
– Тебя кто-то просил, психолог ты недоделанный?! Не вздумай больше его дергать никуда, понятно? Я не горячусь! Знаешь, что можешь сделать со своими извинениями?!
Наступила тишина. Димка стоял на верхней ступени, переминаясь с ноги на ногу, и думал о том, что Сергей невероятно крут. Он и предположить не мог, что кто-то способен так орать на дядю Лёву, и еще ему было необъяснимо приятно, что Сергей, который, казалось, совсем его не понимает, может так наехать на кого-то, защищая его. Как будто он нужен, как будто Сергей не вздохнул бы с облегчением, если бы пьяный Димка свалился за борт и освободил его наконец от своего присутствия. Димке вдруг стало тошно от себя самого. У Крестовского днюхи на яхте, машина и длинноногая Шилова под боком, а у него из хорошего только Машка, и та, похоже… Додумывать мысль было очень неприятно, поэтому Димка поплелся одеваться и разыскивать аспирин.
Дядя сидел на кухне и пил кофе, будто ничего не произошло. Перед ним была развернута газета с кроссвордом, а рядом лежал мобильный, светящийся беззвучным сигналом вызова. С экрана улыбался Лев Крестовский.
– То, что должно появиться у человека, достигшего совершеннолетия, – объявил Сергей, вглядываясь в газету. – Четырнадцать букв. Первая «о», вторая «т».
– Такое в кроссвордах не печатают, – сказал Димка и, пройдя мимо большого обеденного стола, достал из холодильника минералку. Сделав глоток, он посмотрел на сидевшего теперь к нему спиной Сергея. – Ответственность.
– Угадал, – ответил тот и что-то вписал в газету.
Телефон продолжал беззвучно светиться входящим вызовом.
– Ты так на дядю Лёву орал, что я тебя прямо зауважал, – бухнул Димка.
– А до этого типа не уважал? – тут же откликнулся Сергей и снова что-то вписал в газету.
Димка промолчал, потому что благодарить дядю за то, что тот из-за него на кого-то наорал, и не просто на кого-то там, а на самого Крестовского, было тупо. Да и не смог бы он выразить это словами. У него всегда какая-то ерунда из слов выходила. Во всяком случае, Сергей его никогда не понимал.
– Завтракать будешь? – спросил Сергей.
При мысли о завтраке отступившая было тошнота напомнила о себе.
– Не. Чё-то я как-то сыт.
– Ну и круто, – хлопнул по столу газетой Сергей, потом посмотрел на мобильник и выключил его совсем. – У тебя десять минут на сборы, – объявил дядя и вышел из кухни, оставив на столе безжизненный телефон.
– На какие сборы? – заорал ему вслед Димка, и голова тут же взорвалась болью.
Сергей не ответил, Димка же решил, что сейчас главное – найти таблетку от головной боли, все остальное – потом.
Через десять минут он тихо сидел в своей комнате и ждал, когда подействует аспирин, гадая, куда он должен был собраться. Сергей дал ему дополнительные пять минут, а потом вошел в комнату, предварительно громко стукнув по косяку. Димка поморщился.
– Ты идешь так? – невозмутимо уточнил Сергей, кивая на Димкины домашние шорты и голый торс.
– Я ваще никуда не иду, – на всякий случай огрызнулся Димка, хотя ему все еще было стыдно.
– Сегодня девятое, – Сергей пока проявлял терпение и даже подобие сочувствия его состоянию: говорил вполголоса.
– И? – попробовал побузить Димка, хотя уже понял, что это бесполезно.
Лялькин психолог обязал его и Сергея устраивать семейные выходы не реже раза в месяц, чтобы выдергивать сестру из виртуальной реальности и возвращать в мир живых людей. Димка тогда решил, что идея тухлая, потому что заставить пятнадцатилетнего подростка что-то делать против воли невозможно, но Сергей был непреклонен. Иногда он умел так вынести мозги, что в конце концов даже социофоб Лялька согласилась на два дня в месяц и сама определила даты: девятое и двадцать девятое. Видимо, чтобы соскакивать с одной обязаловки в феврале. В этот раз они собирались в кино и пиццерию, и Димка заранее страдал, понимая, что его башка в кинотеатре просто треснет.
– Меня стошнит сначала в кинотеатре, а потом в пиццерии, – хмуро сообщил он, разглядывая свои босые ступни.
– Наверняка, – согласился Сергей. – Именно поэтому не стоило вчера нажираться.
Димка потер лицо ладонями. Головная боль начала потихоньку отпускать.
– Почему ты сказал, что дядю Лёву не просили? Он что, специально меня пригласил на «Рене»?
Сергей ответил не сразу, и Димка поднял на него взгляд. В джинсах и толстовке Сергей выглядел моложе, чем в деловом костюме. Димка вдруг вспомнил, что дяде всего тридцать один. Как же тупо тот влип, когда на его голову свалились два депрессивных подростка. Эта мысль примиряла его с тем, что Сергей иногда орал и требовал от него соблюдения правил, которые Димке очень хотелось нарушать. Несколько раз в месяц Димка орал, что съедет. Сергей орал в ответ, что он может валить на все четыре стороны, а через полчаса они уже могли вполне мирно обсуждать новый фильм или компьютерную игрушку. Димка никогда не извинялся. Сергей никогда этого не требовал. Требовал убирать в комнате, хотя у них была домработница, требовал ходить в универ и не доводить до хвостов, требовал посещать психолога и не пить. Димка игнорировал половину требований, решив, что его чувство вины перед Сергеем за то, что на того свалился не только бизнес отца, но и племянники, уже ничем не усугубишь. Но в такие дни, как сегодня, он понимал, что ошибался.
– Лев хотел тебя… адаптировать, – наконец произнес Сергей, и Димка удивленно поднял брови.
– Чего?
– Ты не знаешь слово «адаптировать»?
Димка смерил Сергея взглядом, давая понять, что думает о его остротах. На Сергея это, разумеется, не произвело никакого впечатления.