И притопнул ногой для острастки.
Он еще что-то долго кричал:
Ведь солдаты для него только каски.
И вот шеренга за шеренгой
Бьют дружно землю сапоги,
Рвутся звуки песни не допетой:
То в бой пошли уже полки.
Ах, как же наш герой победы жаждал,
Готовый в бесславии сорвать венец,
И представлял, как старый маршал
Его похлопал по плечу: «Ты Молодец!».
Но наутро преграда: встали войска.
Генерал:
Быстрей доложить, что случилось!
Адъютант:
Впереди большое поле овса
И те люди, что над ним потрудились.
Генерал:
Что ты медлишь, нерасторопный плут!
Не на прогулке мы, а на войне!
Не потерплю я никаких преград и пут,
Зови их, кто там, пусть идут ко мне!
* * *
Генерал окинул взором трудяг:
То был старик со своей семьей.
Генерал:
Что ты упрямишься, глупый червяк!
Все завоевано, стало нашей землей!
Старик:
Земля не моя, не твоя, а Бога,
И мы все под Его солнцем живем,
Кто знает, какая ждет нас дорога:
По Его воле пашем, сеем и жнем.
Генерал:
Твоя простота, старый лапоть,
Удивляет, но мне чужда краса.
И поверь: никогда я не буду плакать
Посреди какого-то поля овса!
Старик:
Ты не плачь, окажи просто милость
Это поле не топчи, обойди,
Чтоб нашей семье беды не случилось.
А хочешь, гостем у нас день обожди.
Уж мы постараемся, поле враз уберем,
Житницы в зиму наполним.
Дети будут сыты, не умрем,
Да и солдат твоих вдоволь накормим!
Генерал:
День подождать? Это смешно!
Ну что же, я, наверно, устал.
Иди с миром, старик, хорошо…
А сам адъютанта к себе подозвал.
Пристукнув каблуками, тот приказа ждал.
Генерал:
Мне не нравится эта упрямая желчь.
Хочу, чтоб ты их всех связал,
На поле бросил, а поле сжечь!
У солдат, что приказ исполняли,
Дрожали руки, но пламя беспощадно.
От крика уши они свои затыкали,
Лишь генерал улыбался злорадно.
Да, вот победа, та, что жаждал,
В бесславии завоеванный в руке венец,-
Награду вручал пузатый маршал
И похлопал его по плечу: «Молодец!».
2 часть
Ах, года, они пострашнее любого врага,
Их нельзя одолеть на «авось»,
Не помогут ни ум, ни отвага,
Ни стратегия, ни сила, ни злость.
Неохотно, но сдался им генерал,
Стал уставать от долгих походов.
Уж больше не топал и не орал, -
Неспособным прослыл воеводой.
Держать такого нету толку.
Пусть на печи трясет своею бородой:
Наспех дали отставку матерому волку,
Прямо сказав: «Ступай-ка домой!».
Обида грудь углями жгла,
Скажите, как же дальше жить?
А дома горе: мама умерла,
И вот вернулся сын, чтоб хоронить.
Еще не мог спокойно спать:
Едким дымом поле представало.
«Скажите, где же помощь мне искать,
Чтобы видение в покое оставляло?!»
Наутро встал, скрепился генерал,
Усы поправил, купил коня
И натужно сохою поле распахал.
В конце хлебнул воды с ковша
И руку в землю запустил, присев:
Мягка, тепла, готовая рожать!
Немедля взял овса и начал сев.
Пот рукавом смахнул: «Дождя б».
Но день, другой светило не перестает палить.
Еще беда: восточный ветер иссушал.
И не выдержав, воду стал ведром носить, -
Но огромно поле, он один – устал.
Пав на колени, закричал: «Боже!
Да, я ничто и жил доселе зря,
Без сердца, без совести и что же?
Прости, мой милосердный, дай дождя!»
Сменился ветер, полетели густо облака,
Содрогнулось громом небо и, кропя,
Прорвалось, и из небесного потока
Жадно напивалась истомленная земля.
Как рад он был, и прошлое забылось.
А помощь Бога крепко на сердце держал.
Вот в благодарности земля заколосилась,
И каждый колос в семя возмужал.
Но страшный грохот, пыль и гарь
Его тревожат, – не придется радости испить.
И в поле бросился он, как дикарь,
Раскинув руки, будто сможет защитить.
Приближался шум, приближался, смерти вторя.
Он понял: ничего ему не изменить.
Пробравшись, встал на середину поля,
Окинул взором море, что не один взрастил,
И крикнул, что было силы: «Боже, как же?
Ты милосердно меня в беде не оставлял.
Сейчас, поверь, мне очень страшно…»
Но, успокоившись, чуть слышно прошептал:
«… Кто я такой, чтоб плакать,
К солнцу стоя лицом?
Кто я такой, чтоб алкать
Посреди-то поля с овсом?»
Но слезы скользят, как корабли,
И в палящих лучах сгорают.
Ноги гудят от стонов земли:
Люди вновь войну разжигают.
И вот, стволами вдаль глядя,
Эскорт из танков у края поля встал.
Кто-то шел, и от шагов тряслась земля
В броне предстал железный генерал.
Железный генерал:
Кто ты, что, стоя здесь, мешаешь мне,
Одетый в рубище и плоть,
Я – в сталь одет, рожденную в огне.
На что надеешься? В чем твой оплот?
Поверь, снаряду тебя не будет жаль.
Неужели сила в этой немощи живет?
Иль думаешь, что плоть разрушит сталь?
А может, кто в засаде твоего сигнала ждет?
Старый генерал:
Здесь я, измученный, усталый и один.
Говори хоть что, отсюда не уйду.
Поверь, прожил я долго, до седин,
И об одном прошу: оставь мою мечту.
Я генералом был, как ты сейчас,
И за победу сражался очень пылко,
Но стал не нужен, когда огонь в груди угас.
Прошу, не соверши моей ошибки.
Постой! Не говори, что ты не будешь плакать,
Я когда-то говорил, но это только грезы.
И пусть тебе меня не будет жалко,
Но посмотри в глаза, что видишь? Слезы.
Одно я знаю: Богу земля принадлежит,
От самого рождения Он силой нас питает,
Можешь землю на части разделить,
Но Бог любовью в сердцах объединяет.
Я счастлив, что ты знаешь мой секрет.
Смерти не боюсь, не надо так смотреть.
Ты ждал ответ, так вот ответ:
Убьешь меня, убей. Что смерть?
Я все сказал, верши свой суд нелепый,
В войне не может правды быть.
Давай же, генерал! Ты молодой и смелый
И должен храбрым, беспощадным слыть.
Все, уходи и знай, что я тебя простил.
И генерал ушел, не зная, что в ответ сказать.
Старик стал на колени, голову склонил
И не увидел, как танки стали поле объезжать
Путь к свету
«Этот свет был истинный свет,
освещающий всех, кто рождается в мир»
Евангелие от Иоанна глава 1, стих 9.
(в переводе Российского библейского общества)
Пролог
« Ты стоишь на коленях и жаждешь милости и прощения, так иди и знай: тяжелым будет твой путь. Но не страшись, Я с тобой.
Все начнется в селе, где умерла вода, доверься, и ты оживишь ее Моею силой через руки свои. Воздай хвалу как Сущему, и Я сделаю твой путь короче вдвое, дам брата тебе.
Неустанно к Мертвому морю направляй стопы твои и оставь ожившей воды. В городе не соблазнись на зло, помни: в посохе сила, собранная Мной от пройденного пути.
А после явится зверь. И когда предстанешь перед хищником, жаждущим крови на рану клятвы своей и желающим поглотить город, помни, что клятва человека – пустой звук, лишь слово Мое – твердыня.
Считающего себя храбрым напои тем, что оставил от умершей и ожившей воды, и откроется слабость его, он получит возмездие за злодеяния свои. Помни это, ибо от злобы уготованной зверем погрузишься во мрак по меркам человеческим навсегда. Но сгинет зверь от раны в груди.
Ты же возле Иерихона увидишь свет. Следуй за Ним, в Нем Моя милость и истина. Никогда не забывай: велико имя Мое, и слово Создателя крепко».
– Отец, это загадка? Я ничего не понял.
– Загадка? Отчасти выглядит как загадка, но больше всё-таки это похоже на пророчество. Ты не понял его? Не страшно. Чтобы разгадать суть сказанного, нужно пройти от истока к слиянию, но это не мой путь, и не мне сказано слово.
– А кому?
– Тому, кто это все мне рассказал.
– И ты тоже не можешь разобраться? – Искренне улыбнулся мальчик.
– Отчего, хотя не мне было сказано, я свидетель и знаю, как все произошло. Я даже был во тьме и увидел свет, хотя не обо мне речь. Но время пришло поведать и тебе. Да, время пришло. – Отец встал, снял свой халат и, усевшись удобнее, начал, – Слушай, только слушай внимательно, ведь если прослушаешь что-то, – не поймешь главного…
Глава первая. Чужак
– Все кончено, теперь мы в расчете, – худощавый мужчина бросил на стол мешочек с деньгами и откупные документы. В голосе звучала твёрдость и сила, хотя лицо выглядело усталым. Пыльная, пропитанная потом, одежда, а также растрёпанная и сальная борода говорили о проделанной работе, требующей колоссальных усилий и времени.
– Долг выплачен сполна, и, с этого момента, я для вас – не раб, не слуга, – никто! Сегодня же ухожу на родину.
– Хорошо, хорошо, – попытался его успокоить хозяин, застыв в улыбке. Затем искоса посмотрел на бумаги, – кто же спорит, все верно, но… – Он некоторое время молчал, затем взвешивал мешочек, перебирал бумаги, делая вид, что очень сосредоточен и не терпит никаких отвлечений. Действия выглядели нелепо, слишком манерно, в общем, любой простак понял бы, что он намеренно тянет время. Но слуга, опьянённый мыслями о свободной жизни, упустил столь заметные вещи. Наконец, в комнату вошли двое подручных, крепкие ребята с каменными лицами, лишёнными всякого сочувствия. Когда они вошли, хозяин сразу осмелел:
– Ты свободен, это правда, но лишь одна услуга с твоей стороны, всего одна.
– А что, эти молодцы не годятся? – Указал на вошедших мужчин бывший слуга. – Что с ними не так? Неужели, это переодетые девицы?
– Лучше тебя с этим поручением никто не справится, – с серьезным видом прервал его хозяин, не обращая внимания на колкости, – ты неприметен и ловок, а эти болваны будут сразу распознаны. Так что…
– Нет! – Крикнул слуга. Тревожные предчувствия, как стрелы, пронзили душу. Он молниеносно достал нож из ножен, спрятанных в матерчатом поясе. Рука почувствовала знакомый вес, а натренированный на убийства мозг сразу расчертил всю обстановку в свою пользу. Но обещание! Он дал обещание Богу, что никогда ни кого не убьет. Наконец, совладав с собой и сделав глубокий вдох, он продолжил:
– Я больше не участвую в ваших темных делишках. Разве ты не заметил мешочек на столе? Посмотри! А теперь послушай. Он не шепчет, он кричит: « Я свободен»!
– Не горячись, – успокаивая его, поднял руки хозяин, и, бросив короткий взгляд на двух подручных, перевел взор на нож. Нож, напоминал обоюдоострый короткий кинжал с маленькой круглой гардой, рукоять которого удобно лежала в руке владельца. – Постой, мы все знаем, никто лучше тебя не владеет этим оружием. Ты же из колена вениамина? Так? А, говорят, в вашем племени искусные метатели, – могут попасть даже в волос. Я им щедро заплатил за твое обучение. Так что, я не враг тебе, верь мне. Я лишь хочу договориться о последней услуге и обещаю щедро заплатить. Подумай, только внимательно все взвесь: вот ты сейчас вернёшься домой и что? Нищета, пойдешь побираться. А выполнив поручение вернешся не с пустыми руками.
– Видно, ты не понял! С прошлым покончено! Я возвращаюсь к Богу моих отцов. – Слуга резким движением сломал нож о край стола и бросил половинки к ногам хозяина. Этим действием он обрезал всякие мысли о насилии со своей стороны. «Как бы об этом не пожалеть,– мелькнуло в голове, – но нет, нужно идти до конца и оставить этот образ жизни, я же поклялся».
– Пусть лучше останусь нищим и пойду собирать остатки урожая! – Крикнул слуга вслух, – лучше так, но это случится среди моего народа, а не здесь, не с тобой. Я горячо молил Бога о прощении за сделанные мной злодеяния и дал обет. И Он ответил мне…
– Посмотрите, – с ядовитой ухмылкой вмешался в пылкую речь слуги хозяин, бросив взгляд на подручных, словно заручаясь их поддержкой, – наш отважный воин сошел с ума.
Бывший слуга почувствовал боль в затылке, видимо, один из пришедших нанес ему удар. В глазах стало темнеть, хозяин схватил его за грудки и шепнул в самое ухо:
– Так, что же тебе сказал твой Бог? Что…
***
Свет, приятный, даже какой-то нереальный, неземной озарил комнату. Веревки спали с рук сами собой, и он услышал голос:
«Вставай, я с тобой! Твердо помни сказанное мной, потому что исполнится все от начала до конца. Ты сам решил стать другим человеком и отказаться от прошлого, так смотри не отступи от обещания. Пройдя свой путь, узришь свет. Помни, я с тобой… Я с тобой…»
Он открыл глаза, затылок пронзала пульсирующая боль. В месте удара кровь запеклась, волосы слиплись, а руки, связанные за спиной, затекли. Как он мог так расслабиться и попасть в эту ловушку, словно наивный ребенок. Чувство близкой свободы расслабило до такого состояния, и расплата не замедлила показать свое лицо, вот, он связанный, лежит на пыльном полу недалеко от дверей. В мыслях путаница и сомнения: «Неужели голос в голове отголосок безумства? Зачем доверился ему? Еще чуть- чуть потерпел бы выходки хозяина, смирился, и свобода! Так нет, решил завязать с прошлым, вернуться на родину, узреть пророка, о котором так много слышал, и что? Лежит как грязное животное, снова оставаясь марионеткой в руках хозяина».
Слуга обреченно вздохнул и услышал как в голове зазвенели колокольчики. Очень странный новый звук, он напрягся и почувствовал, что веревки поддаются. Не веря происходящему, он быстро их высвободил, затем развязал ноги и встал. Утро еще не набрало силу потому в комнате темно, но различимы силуэты. В углу на циновке лежал хозяин, размеренно сопя, с головой укрывшись верхней одеждой. У порога прислонившись спиной о косяк, спал подручный, другого не видно.