Когда Нелл опаздывала, Анна ждала ее возле четвертого корпуса, уворачиваясь от подъемных кранов: они то плавно выезжали из огромных амбарных дверей, зажав в зубчатой пасти канаты, на которых висели огромные металлические листы, то уезжали обратно. Ей нравилось заглядывать в сварочный цех и смотреть на сварщиков в больших грубых рукавицах, на пламенеющие электроды. Случалось, кто-нибудь из сварщиков поднимал щиток, и из-под него, к изумлению Анны, появлялось девичье лицо. Сварщицы обедали тут же, на полу, привалившись спиной к стене и вытянув ноги в ботинках со стальными носами. Анна глядела на них и досадовала: до чего же ей, с ее детальками, далеко до чего-то серьезного, остро необходимого. Это чувство преследовало ее еще до событий в Перл-Харбор. Оно и привело ее прошлым летом на верфь: тогда поползли слухи, что будто бы там берут на работу женщин. Однако даже здесь война казалась чем-то невероятным, немыслимо далеким, неощутимым. Анна жаждала участвовать в этих событиях, пусть в самой малой мере, и знала, что она далеко не одна такая. Как-то она заметила, что Роуз украдкой царапает что-то пилкой для ногтей на медной трубочке из своего лотка. Когда они уже переодевались в уличную одежду, Анна спросила, зачем она это делала. Роуз вспыхнула:
– Ты прямо как мистер Восс.
– Да я совсем не к тому, – сказала Анна. – Из чистого любопытства спросила.
Роуз призналась, что нацарапала на трубочке инициалы младенца-сына: пусть его имя тоже будет на военном судне – хоть и малюсенькая, но все же часть корабля союзников.
Куда бы Анна ни направлялась – с тем, чтобы через сорок пять минут вернуться и за оставшуюся четверть часа проглотить свой обед, – ее неодолимо тянуло на пирсы: пирс А – в западной стороне, пирсы G, J и К – на востоке, по другую сторону Уоллабаут-Бей, далеко от ее цеха. Поначалу она ездила туда не без опаски, предварительно скрыв волосы под кепкой, – очень уж не хотелось стать, как Нелл, объектом насмешек. Но вскоре поняла, что ее каштановые волосы, даже если их распустить, никому не бросаются в глаза. Цвет лица у нее “итальянский”, а за те годы, когда она таскала Лидию на руках, на плечах вздулись мускулы и даже осанка стала мужская. Прикрыв глаза козырьком кепки, она могла разъезжать по пирсам, не опасаясь, что ее разоблачат.
В нос ударил знакомый запах: рыбы, соли, мазута – малоприятный промышленный вариант запаха моря; сложный, своеобразный, он напоминал специфический запах человеческого тела. И навеял ей смутные воспоминания прошлого. В шкафу по-прежнему висят отцовские костюмы с острыми лацканами; на плечах ни пылинки, в яркие галстуки вставлен китовый ус, чтобы они не теряли формы. Костюмы выглядят так, будто их хозяин вот-вот вернется и один из них наденет. Отец оставил им набитый наличными конверт и банковскую книжку; мать Анны и не подозревала об этом счете. Поначалу они решили, что таким образом он просто хотел подготовить семью к своему необычно долгому отсутствию – продолжительные поездки у него случались и прежде. В первые месяцы казалось, что его отсутствие – случайность, которая ничем им не грозит: как будто он вышел в соседнюю комнату или выскочил на минутку на улицу. Анна ждала его с особым нетерпением. Подолгу сидела на пожарной лестнице, прочесывая глазами идущих по тротуару прохожих; вот он, она его заметила, чудилось ей, и теперь силой мысли она заставит его предстать перед ней наяву. Как он смеет не являться, ведь она ждет его изо всех сил.
Плакать она не плакала. Незачем плакать, ведь она уверена, что он вот-вот вернется; а когда она в конце концов отчаялась и верить перестала, плакать было уже поздно. Его отсутствие затвердело в камень. Иногда она безотчетно размышляла: где он, чем занимается; но очнувшись, решительно запрещала себе думать о нем. Он этого не достоин. Хотя бы в этой малости она может ему отказать.
Анна предполагала, что ее мать примерно так же переживает случившееся, а там – кто знает… Отец исчез из их разговоров так же незаметно и необъяснимо, как прежде испарился из их жизни. Теперь нелепо было бы даже упоминать его имя. Собственно, и нужды в том нет.
Как-то в обеденный перерыв, забирая у Нелл велосипед, Анна сказала:
– Слушай, тебе вовсе не обязательно приводить его сюда каждый день: самой, небось, хочется покататься.
– Ни за какие коврижки!
– Из-за того, что разок свалилась?
– А ты хоть раз падала?
– Мне тогда показалось, что тебе на это плевать.
– Так и было задумано.
Они с Нелл двинулись к пирсу С, Анна вела велосипед, не очень понимая, кто кого провожает: она Нелл или Нелл – ее.
– Так-так, – Нелл лукаво глянула на Анну, – значит, твой грубиян-начальник все же разрешает тебе уходить из цеха, даже помада не понадобилась.
– Главное – чтобы я не опаздывала.
– Представляешь, чего ты добилась бы, если б еще и губы накрасила?
Они шли нога за ногу, и встречные мужчины понижали голос. Гулять вместе с Нелл – дело особое. Каково же быть такой, как Нелл? В тот день у причала С не было ни единого корабля; они добрели до конца пирса, и Нелл достала из кармана комбинезона серебряный портсигар, ярко засверкавший на солнце. Наверно, ухажер подарил, подумала Анна.
– А здесь можно курить? – спросила она.
– Мужчины же курят на пирсах. Табличек “Не курить! Опасно!” не видать. И вообще… Мм-м, молодец, прикрыла меня от ветра… Вообще – какого черта! Кругом вода!
Ловко и без церемоний, как завзятый курильщик, Нелл чиркнула спичкой о подошву ботинка и поднесла огонек к тонкой белой сигарете, уже зажатой в губах. Какой контраст по сравнению с ее обычным вкрадчивым изяществом. Даже густой кремовый дым, который она с наслаждением выдохнула, казался вкусным – будто Нелл навострилась глотать запах с шоколадной фабрики.
– Раз они заставляют нас носить эти кошмарные одежки, пусть как миленькие разрешат нам курить, – заявила Нелл. – Сигаретку дать?
В квартале, где прежде жила Анна, курили только мальчики; считалось, что девочкам дымить неприлично.
– Спасибо, давай, – сказала она.
Нелл достала сигарету, зажала ее в губах, поднесла к ней тлеющий кончик своей и несколько раз затянулась; послышалось легкое потрескивание, и на концах обеих сигарет вспыхнули оранжевые огоньки. Анна не сводила с Нелл глаз: какой контраст! Нежное, свежее лицо и зажатая в зубах горящая сигарета. Кончик второй, раскуренной сигареты, которую Нелл вручила Анне, был влажным, на нем краснели следы помады.
– Погоди, сразу не вдыхай, – приказала Нелл. – Не то голова закружится. А мне даже нравится, когда голова кружится.
Анна затянулась и с удовольствием ощутила во рту сухой жар, потом выдохнула, и дым развеяло ветром. Дым и впрямь был какого-то грязноватого цвета, но он ей тоже понравился: она вспомнила сварщиц, как они, усевшись на пол, обедали в цеху. Подруги молча курили. По другую сторону залива Уоллабаут-Бей на фоне неба отчетливо, как на ладони, виднелся поворотный кран. Несколько дней назад Анна наблюдала, как этот самый кран легко, словно детскую игрушку, поднял с земли полный цемента грузовик. Позади крана тянулся Уильямбургский мост, за ним на фоне тусклого неба виднелись прибрежные низкие строения Манхэттена, в них сверкали позолоченные солнцем окна.
– Давай как-нибудь вечерком сходим с тобой, погуляем, – предложила Нелл.
– Ты куда ходишь?
– Ну, на шоу разные, в кино. В рестораны. А ты никогда не ходишь ужинать в “Сити”?
В Бруклинском колледже Анна ходила с ребятами в студенческий клуб на Третьей авеню попить пива, но догадывалась, что Нелл толкует вовсе не про облюбованные студентами пивнушки.
– До сих пор я жила тихой, добродетельной жизнью, – сказала она.
– Бедняга! – Нелл закатила глаза. – Ты же, небось, и одеться толком не сумеешь.
– Ну, что-нибудь придумаю. Короче, обещаю: я тебя не подведу.
Голубые глаза Нелл умильно зажмурились в предвкушении удовольствия.
– Может, сегодня вечером? – предложила она и швырнула окурок в воду. – Сегодня же пятница, в конце-то концов; а что завтра тоже рабочий день, невелика важность.
На обратном пути Анна заметила в конце сухого дока номер один баржу, но совсем не такую, как обычные драги-землечерпалки – с баграми и прочим снаряжением, да еще непременно с заляпанным грязью односкатным навесом. На этой ничего подобного не было. В одном конце баржи двое мужчин помогали третьему влезть в тяжелый брезентовый костюм – ни дать ни взять два оруженосца снаряжают рыцаря на битву. Неподалеку еще двое мужчин крутили рукояти, торчавшие на объемистом прямоугольном коробе.
– Что это они делают? – спросила Анна.
– По-моему, тот, что в громоздком костюме, – водолаз, – ответила Нелл. – Они тоже корабли строят, только под водой. А этот, наверно, еще учится; похоже, это учебная баржа.
– Водолаз! – поразилась Анна.
Про такую работу она даже не слыхала и теперь завороженно смотрела, как те двое подняли с настила круглый металлический шлем и надели водолазу на голову. От фигуры в водолазном облачении веяло чем-то издревле знакомым – то ли по ночному кошмару, то ли по античному мифу. Нелл тоже не сводила глаз с водолаза; видимо, решила, что раз Анна проявляет такой неподдельный интерес к событиям на барже, значит, там происходит что-то стоящее.
– А как ты узнала, что это – водолаз? – спросила Анна, не спуская глаз с заворожившего ее зрелища.
– Так это ж Роджер, из моего цеха. Сейчас набирают добровольцев из гражданских. Вот он и решил попытать счастья: там ведь дают надбавку за риск.
Водолаз поднялся на ноги, неуклюже двинулся к борту баржи и стал задом спускаться по лесенке в воду. Залив казался непроницаемым, как каменный монолит; тем не менее водолаз сошел вглубь, над водой виднелся только похожий на луковицу шлем. Но вот и шлем скрылся под водой, оставляя за собой шлейф сверкающих пузырьков.
Улучив минутку, Нелл сбегала в столовую за обедами, вернулась с двумя упаковками и одну протянула Анне.
– Ешь давай, и побыстрее.
Анна жевала спагетти с тефтелями, не спуская глаз с воды. Она ждала, что водолаз вот-вот всплывет, но он не всплывал. Он дышал под водой. Она попыталась представить его на дне залива: он там ходит по дну или плавает? И вообще, как оно там, внизу? Ее снедали зависть и острое желание оказаться на его месте.
– А нам когда-нибудь разрешат? – еле слышно проронила она.
– Тебе, что ли, тоже захотелось?
– Неужели тебе не хочется?
Нелл лишь недоверчиво хмыкнула.
– Допустить – ни за что не допустят. А заставить могут. Если мужчин станут гуртом отправлять на фронт.
Эта мысль запала Анне в душу. По данным газеты “Корабел”, двести семьдесят человек, работавших на верфи, уже отправили в отпуск, а в сентябре заберут в армию. Каждую неделю в армию уходит все больше людей.
– Если до этого дойдет, я тут же все брошу и – только меня и видели, – заявила Нелл.
Она достала из кармана комбинезона пудреницу и принялась пудрить нос и красить губы.
Анна пошла в столовую – вернуть столовые приборы; в душе у нее бушевала буря. Она уже не сомневалась, что всю жизнь мечтала стать водолазом, бродить по морскому дну. Но к этой уверенности примешивалась тревога: вдруг ей откажут?
После обеда мистер Восс послал ее в корпус 77. Такие поручения стали настолько привычными, что на этот раз замужние работницы ни слова не проронили. В кабинете на пятнадцатом этаже Анна попросила у секретарши капитана разрешения посмотреть в окно: ей хотелось взглянуть на тренировочную баржу водолазов.
– Да смотрите на здоровье, – бросила та; Анна уже не раз являлась в кабинет с поручениями, и секретарша заметно потеплела к ней. – Я-то уже и внимания не обращаю на этот вид, порой за неделю ни разу не взгляну – просто забываю про него.
Анна подошла к окну. Под ярким октябрьским солнцем раскинувшаяся внизу верфь походила на тщательно сделанный чертеж: суда всевозможных размеров стоят у причалов борт к борту, точно нанизанные на вилы: по четыре сразу. В сухих доках сотни канатов оплели корпуса кораблей, удерживая их на месте, словно связанного на берегу Гулливера. В восточной части верфи поворотный кран машет мощным кулаком; в западной части маячат гигантские клети стапелей. А вокруг прихотливо вьются железнодорожные пути. Но баржа для тренировки водолазов исчезла.
Между тем секретарша встала из-за стола и подошла к Анне.
– Всякий раз, как погляжу на все это, на ум приходит одна и та же мысль: Да разве мы можем не победить?!
Когда Анна вернулась в цех, мистер Восс сидел у себя в кабинете. Она положила пакет на стол и услышала:
– Погодите, мисс Керриган. Присядьте. И закройте дверь.
Они уже почти месяц не разговаривали с глазу на глаз. Анна села в то же самое жесткое кресло.
– Я заметил, вы предпочитаете в обеденный перерыв уходить из цеха?
– Да, вы правы, – сказала она. – Но я ведь ни разу не опоздала.
– Верно, не опоздали. И стали самым эффективным контролером среди работников обоего пола.
– Спасибо, сэр.
Пауза. Анна терялась в догадках. Неужто он вызвал ее в кабинет только для приятной беседы?
– Я видела “Миссури”, – сказала она, просто чтобы нарушить затянувшееся молчание. – На стапелях.
– Вот как, – отозвался он. – А представьте себе, как его будут спускать на воду. Вы ведь “Айову” здесь не застали, верно?
– Да, на три недели опоздала.
Ей было досадно даже вспоминать об этом: на спуске присутствовала миссис Рузвельт.
– Линкор, сходящий со стапелей в воду, – поразительное зрелище. Все прослезились.
– Даже вы?!
Вопрос она задала без всякой задней мысли: невозможно было себе представить, чтобы мистер Восс прослезился из-за корабля. Но в ее голосе сквозила легкая насмешка, и он рассмеялся – впервые за все время.
– Не исключаю, что и я проронил слезинку-другую, – признался он. – Хотите верьте, хотите нет.
Она широко улыбнулась:
– Но слезы-то наверняка были холодные.
– Просто льдинки. Падали на кирпичную мостовую и разбивались вдребезги, как стекляшки.
Анна все еще улыбалась, усаживаясь на свой табурет: после долгого отсутствия она с азартом взялась за работу. И только несколько минут спустя заметила, что в цехе необычно тихо. Как долго длилось это безмолвие? Она глянула на соседок, но ни одна из замужних женщин не подняла на нее глаз. Даже Роуз. При этом Анна чувствовала, что они следят за каждым ее движением.
И тут до нее дошло: замужние товарки уже про нее судачат.
Глава 6
Анна встретилась с Нелл у кинотеатра “Рокси”, в восемь часов там шел “Стеклянный ключ” с Аланом Лэддом. Но стоило ей взглянуть на распахнутый ворот пальто Нелл, на декольте, открывавшее нежно-кремовую грудь, и ей стало ясно: в кино они сегодня не пойдут.
– Слушай, у меня другое предложение, если, конечно, ты готова гульнуть без предрассудков.
Голос подруги непривычно звенел от предвкушения удовольствия. Конечно, готова, заверила ее Анна, и Нелл сказала: – У одного моего приятеля свой столик в “Лунном свете” – это ночной клуб. Он нас приглашает.
– Но у меня платье не для ночного клуба.
– Я его предупредила: ты у меня вроде серенькой мышки. Анна рассмеялась. На самом деле под пальто на ней было вполне приличное платье. Она рассказала матери, что у нее на верфи завелась подружка, она пригласила Анну в кино и как бы между прочим обронила, что Анна, конечно же, будет одета ужасно. Мать возмутилась и, отложив все дела, немедленно занялась туалетом старшей дочки: к простому синему платью, которое Анна однажды купила для Лидии накануне визита ее врача, она пришила плечики и баску. Анна тем временем расшивала воротник узором из бирюзовых бусин. Руки матери и дочери так и летали над платьем – казалось, они играют дуэт. Настоящего знатока одежды такими ухищрениями не проведешь, но результат их трудов не предназначался для въедливого изучения. Как говаривала Перл Грацки, “мы работаем на общее впечатление”.