ДЖЕН. Тогда прекрати. Мне это не нравится.
ДЖОН. Этот чертов дом мой, и здесь я могу кричать, на кого пожелаю.
БЕЛ (спускаясь по лестнице). Почему все кричат? Я пытаюсь насладиться часом-другим в компании Иисуса, а вы орете, как пьяные матросы. Почему столько людей? Кто эти женщины? Я их знаю? Вы что-нибудь продаете? Немедленно прекратите орать, а не то вы разбудите тройняшек.
ФЭЙ. Как я понимаю, ты – жена Гэвина.
БЕЛ. Кто?
ГЭВИН. Ты.
ФЭЙ. И ты родила тройню? Гэвин, вижу, ты времени даром не теряешь.
ГЭВИН. Бел, возвращайся в свою комнату.
БЕЛ. Не хочу я возвращаться в свою комнату. Терпеть не могу сидеть там в одиночестве. Я слышу, как безумная Маргарет говорит сама с собой на чердаке, призраки в чулане предаются плотских утехам, а теперь еще вы своими криками разбудили тройняшек. Я слышу, как они пищат и хрюкают под кроватью. Мне нужно выпить.
ГЭВИН. Обойдешься.
ФЭЙ. Ты держишь тройняшек под кроватью?
БЕЛ. Они постоянно вылезают из хлебного ларя.
ФЭЙ. Понимаю.
БЕЛ. Да кто вы, черт побери?
ФЭЙ. Я – Фэй Роби, а это моя дочь, Холли, которая носит ребенка твоего мужа.
БЕЛ. Ребенка? Не вижу я никакого ребенка.
ГЭВИН. Никакого ребенка нет.
ХОЛЛИ. Не нравится мне все это.
ФЭЙ. Не волнуйся, милая. Гэвин женится на тебе. В душе он хороший мальчик.
БЕЛ. Гэвин, ты собираешься на ней жениться?
ГЭВИН. Не могу я жениться на ней. Я женат на тебе.
БЕЛ. Это означает, что ты женился бы на ней, если бы мог?
ГЭВИН. Нет. Не хочу я ни на ком жениться.
БЕЛ. Даже на мне?
ГЭВИН. На тебе я уже женат.
БЕЛ. Тогда почему она носит твоего ребенка? И почему не вижу этого ребенка, если она носит его? Это какой-то невидимый ребенок?
ДЖЕН. Он внутри нее, Бел.
БЕЛ. Внутри? Где?
ФЭЙ. Возможно, там, где были твои тройняшки до того, как ты положила их в хлебный ларь.
БЕЛ. Мои тройняшки никогда не были в этой женщине.
ГЭВИН. Они – поросята.
ФЭЙ. Что?
ГЭВИН. Это поросята – не дети. Под кроватью.
ФЭЙ. Почему твоя жена держит поросят под кроватью?
ХОЛЛИ. Меня сейчас вырвет.
ФЭЙ. Иди сюда, детка. Сядь на диван.
БЕЛ. Почему мы разрешаем этой девице блевать на диван?
ГЭВИН. Не собирается она блевать на диван.
ХОЛЛИ. Я думаю, что собираюсь.
ФЭЙ. Нет, не собираешься.
БЕЛ. Так собирается она или не собирается?
ГЭВИН. Просто успокойся, Бел.
БЕЛ. Не нужно мне успокаиваться. Я хочу знать, что здесь происходит.
ДЖЕН. Все довольно запутано.
БЕЛ. Запутанное меня не тревожит. Что меня тревожит, так эта блюющая на диван беременная женщина, которая собирается выйти за моего мужа, тогда как люди относятся ко мне, как к какой-то чокнутой только потому, что я держу свиней в хлебном ларе.
ГЭВИН. Ладно. Слушай, и я постараюсь все тебе объяснить.
ФЭЙ. Это хорошо. Слушай внимательно, Холли. Гэвин собирается все нам объяснить.
ХОЛЛИ. Есть здесь ведро или что-то такое?
ГЭВИН. В конце войны кто-то постоянно крал наших лошадей. Украли и моего любимого жеребца. Я жутко разозлился, и когда майора вызвали к полковнику Грейпуину, отправился на поиски конокрада и проследил его путь до Мэриленда.
ФЭЙ. Мой муж – тот самый якобы конокрад, о котором говорит Гэвин. Лично я думаю, что лошадей естественным образом тянуло к нему. Они шли за ним, как щенки. И что он мог с этим поделать? Оставлять их без присмотра в зоне боевых действий? Думаю, нет. Мой муж находил для них хороших хозяев и брал немного денег, чтобы покрыть свои расходы. Действовал он исключительно из добрых побуждений.
ГЭВИН. И меня подстрелил из добрых побуждений?
ФЭЙ. Никто не знает, кто тебя подстрелил.
ГЭВИН. Это был твой муж.
ФЭЙ. Ты заблудился в лесу во время войны. Подстрелить тебя мог, кто угодно. А мой муж по доброте душевной принес тебя домой, где я смогла поставить тебя на ноги. А ты отплатил мне тем, что убил моего мужа и обрюхатил мою дочь.
БЕЛ. Нить я потеряла.
ДЖЕН. Он подстрелил тебя, они тебя выходили, ты обрюхатил ее дочь и убил ее мужа, и поэтому они пришли к нам?
ГЭВИН. Нет. То есть да, он подстрелил меня. Да, они меня выходили. Но я никого не убивал и не брюхатил ее.
ФЭЙ. Тогда откуда моя дочь знает о красном родимом пятне на боковой поверхности твоего полового органа?
ХОЛЛИ. Я такого не говорила.
ФЭЙ. Говорила.
ХОЛЛИ. Оно не на боковой поверхности. На самом кончике.
БЕЛ. И каким образом ее лицо могло оказаться так близко к кончику твоего мужского органа?
ГЭВИН. Она его мыла.
БЕЛ. Ты позволял ей мыть свой мужской орган?
ГЭВИН. Я был без сознания.
БЕЛ. Ты был без сознания, когда обрюхатил ее?
ХОЛЛИ. Я очень хочу есть.
ДЖЕН. Я думала, тебя тошнит.
ХОЛЛИ. Да. Но и есть хочется. Если я сейчас чего-нибудь не съем, меня вырвет или я хлопнусь в обморок.
БЕЛ. Ставлю на то, что она хлопнется в обморок.
ХОЛЛИ. Я встану.
ДЖОН. Не вставай и не падай в обморок. Дженни, принеси ей какой-нибудь еды.
ДЖЕН. Зачем? Чтобы она заблевала весь диван?
БЕЛ. Как вышло, что ты никогда не позволял мне мыть твой мужской орган?
ХОЛЛИ. Не злись на меня, Гэвин. Ты самый благоразумный и чуткий человек, когда не крадешься по лесу, чтобы прострелить кому-нибудь голову. Я встаю. (Встает).
ДЖОН. Может, сядешь?
ХОЛЛИ. Сначала хлопнусь в обморок. Ну вот, уже.
ФЭЙ. Не надо! Не надо! (ХОЛЛИ падает без чувств. ГЭВИН успевает подхватить ее). Она хлопнулась. Чтобы досадить мне. Что ж, по крайней мере, она девушка своего слова. Не думаю, что раньше я видела, как кто-то падает без чувств. Конечно, в книгах читала, и видела, как жалко это изображали в балтиморском театре, но своими глазами, да еще так близко, увидела впервые. Я думаю, получилось у нее здорово.
ДЖОН. Я вижу, ты совсем о ней не тревожишься.
ФЭЙ. Откуда ты знаешь, о чем я тревожусь? Ты не видел меня со времен Мексиканской войны.
БЕЛ. Почему ты держишь эту женщину? Отпусти ее.
ГЭВИН. Ты хочешь, чтобы я ее отпустил, и она упала на пол?
БЕЛ. Нет. Я хочу, чтобы ты выбросил ее во двор.
ФЭЙ. С ней все будет хорошо, когда она что-нибудь съест. Ты. Как там тебя? Дженни? Принеси ей еды, как и сказал тебе этот мужчина.
ДЖЕН. Простите?
БЕЛ. Гэвин, если ты сейчас же не выбросишь эту шлюху во двор, я больше никогда не позволю тебе кормить поросят.
ГЭВИН. Я положу ее на диван.
БЕЛ. От дивана держись подальше.
ДЖОН. Положи ее на этот чертов диван. Когда женщина теряет сознание, ее кладут на диван.
БЕЛ. И чье это правило?
ДЖОН. Это Пятая книга Моисеева. Господи, мне надо выпить!
(Идет к бару и наливает себе стакан, тогда как ГЭВИН укладывает ХОЛЛИ на диван).
ДЖЕН. Ты говорил, что эта женщина навсегда ушла из твоей жизни.
ДЖОН. Она ушла из моей жизни.
ДЖЕН. Никуда она не ушла. Стоит передо мной.
ДЖОН. Пожалуйста, не расстраивайся.
БЕЛ. У нее есть веская причина для расстройства.
ДЖОН. Почему бы тебе не подняться наверх к своим поросятам?
ГЭВИН. Оставь ее в покое.
БЕЛ. Я тоже живу в этом доме, и, пожалуйста, не забывайте этого.
ДЖОН. Не представляю себе, как такое возможно. (Пьет).
ДЖЕН. Джонни, пожалуйста, выгони этих странных женщин из моего дома.
БЕЛ. Ты про меня?
ДЖЕН. Нет – про них.
ДЖОН. Это мой дом. Мой! Мой чертов дом. Я могу класть людей на диван, если мне того хочется. Я могу приводить слонов и устраивать цирк, если будет на то мое желание. А теперь пойди к Лейку и скажи ему, чтобы он привел доктора Макгорта. Этой девушке нехорошо.
ДЖЕН. Я – не твоя служанка. Она – твоя служанка.
ФЭЙ. Я была его служанкой. А теперь намерена стать его женой.
ДЖЕН. Не станешь ты его женой. Я – его жена.
БЕЛ. Я – его жена.
ДЖЕН. Ты – жена Гэвина.
БЕЛ. Тогда о чем мы говорим?
ДЖЕН. Я не знаю.
ДЖОН. Хорошо. Я приведу этого чертова доктора. Эти женщины когда-нибудь вгонят меня в гроб. Я это знаю. Просто знаю! (Ставит стакан, выходит на крыльцо, проходит мимо надгробий).
ГЭВИН. С Холли все в порядке?
ФЭЙ. Устала с дороги. И с едой у нас было не очень.
БЕЛ. Не думаю я, что тебе следует с ней говорить.
ГЭВИН. Заткнись, Бел.
БЕЛ. Не говори мне «заткнись»! Если эти женщины не уйдут из моего дома, я возьму ружье и застрелю их. (Убегает в глубину сцены к лестнице).
ГЭВИН. Бел…
ДЖЕН (хватает ГЭВИНА за руку). Подожди. Я пойду. Ты останься здесь.
ГЭВИН. Не хочу я оставаться здесь.
ДЖЕН. Сейчас Бел тебя слушать не станет. Я ее успокою, а потом принесу этим двоим еду, и будем ждать доктора. Не хочу я, чтобы эти женщины оставались одни в моем доме.
ГЭВИН. Хорошо.
ФЭЙ. Премного благодарна за гостеприимство.
(ДЖЕН смотрит на нее, уходит. ГЭВИН стоит столбом. ФЭЙ садится на диван рядом с ХОЛЛИ).
ГЭВИН. Не понимаю, что вы здесь делаете.
ФЭЙ. Когда ты уходил, земля промерзла. Мы не могли его похоронить, поэтому завернули в старые мешки из-под картошки и до весны положили в хранилище для кукурузных початков. Иногда я думаю, что он не умер. Но по ночам мне казалось, что кто-то у меня за спиной, идет следом. Если вечером я в комнате одна, он по другую сторону окну, смотрит на меня. Однажды поезд остановился в маленьком городе, у реки, окутанный туманом, так он скреб по стеклу мертвыми пальцами. Я думаю, он уже спрятался где-то в доме.
ГЭВИН. Ваш муж мертв.
ФЭЙ. Это я понимаю. У меня только одна слабость. Не могу оставаться ночью одна. Но всегда остаюсь. Холли одна не будет.
ГЭВИН. Я не могу жениться на вашей дочери. Я уже женат.
ФЭЙ. И она у нас просто прелесть. Милашка и больная на всю голову.
ГЭВИН. Она нормальная.
ФЭЙ. Гэвин, твою жену можно называть по-разному, но только не нормальной.
ГЭВИН. Во время войны ей пришлось многое пережить. Потом она родила мертвую тройню. Тогда у нее и появился интерес к поросятам. Она приносит их в дом, прячет под кроватью. Я не знаю, что с ней делать. Она с самого начала была немного не в себе. Я не могу допустить, чтобы ее расстраивали.
ФЭЙ. Они были твои? Я про младенцев – не поросят.
ГЭВИН. Какое это имеет значение?
ФЭЙ. Значит, не твои. Тогда почему ты на ней женился? Я понимаю, не для того, чтобы вести с ней светские беседы.
ГЭВИН. Ее брат был моим лучшим другом. Его убили на войне.
ФЭЙ. И ты решил, что твой долг перед лучшим другом – жениться на его чокнутой сестре и до конца жизни нести этот крест, так?
ГЭВИН. Она не всегда такая. Иногда она нежная и любящая, да и соображает получше. Я вам обязан. Вы спасли мне жизнь. Но у меня обязательства и перед своей женой. Я не знал, там, в Мэриленде, что вы перебрались туда из этого места. Не сообразил, почему ваш муж ворует лошадей майора. Большую часть времени в Мэриленде я провел в бреду, и до сих пор не уверен, что произошло на самом деле, а что – нет. Но я со всей ответственностью могу сказать, что не убивал вашего мужа и не отец ребенка вашей дочери.
ФЭЙ. Мы знаем далеко не все о кровных связях, Гэвин. Особенно в этой семье. Твоя кровь течет в этом ребенке. Ты не выставишь нас за дверь, и Джонни не выставит. Розанна этого бы не хотела.
ГЭВИН. Откуда вы знаете, чего хотела бы моя мать?
ФЭЙ. Мы с Розанной были близкими подругами, и только она могла хоть в какой-то степени и только изредка заставить Заха Пендрагона вести себя, как положено порядочному человеку, но она не твоя мать.
ГЭВИН. Для меня она была матерью.
ФЭЙ. И что ты думал все эти годы? Что Зах был твоим отцом?
ГЭВИН. Это неважно.
ФЭЙ. Ты никогда не говорил об этом с Джонни? Да, похоже, не говорил. Но факт остается фактом: нравится это или нет тебе, твоей жене, жене Джонни, кому-то еще, моя дочь пришла домой, чтобы родить ребенка, и здесь мы останемся.
ГЭВИН. Не знаю, кем вы себя считаете по отношению к нам, но все эти связи давно отмерли.
ФЭЙ. Как бы не так.
(ГЭВИН смотрит на нее, ХОЛЛИ шевелится).
ХОЛЛИ. Мама?
ФЭЙ. Все хорошо, милая. Ты немного поспала.
ХОЛЛИ. Мне приснилось, что я заблудилась в большом старом доме.
ФЭЙ. Тебе сейчас получше?
ХОЛЛИ. Я чувствую себя потерянной.
ФЭЙ. Здесь ты должна чувствовать себя в безопасности. В любом случае, нужно лелеять эту иллюзию. Поспи еще. Мама рядом. (Целует ХОЛЛИ, гладит по голове и встает, оставляя Холли весь диван. ХОЛЛИ устраивается поудобнее и вновь засыпает). Она – очаровательный ребенок, правда, Гэвин. В Мэриленде ты точно так думал. Мы платим за все, рано или поздно. Рано или поздно, мы платим.
МАРГАРЕТ (спускаясь по лестницы с чердака). Что за дьявол тут топчется? Словно проводится парад. (Останавливается у подножия лестницы, смотрит на ФЭЙ). Что это? У меня опять галлюцинации?
ФЭЙ. Боже мой, неужели это Маргарет? Маргарет, точно Маргарет. Моя давняя подруга Маргарет. Господи, Маргарет, ты старая.
МАРГАРЕТ. Да кто это, черт побери? Гэвин? Кто это?
ГЭВИН. Возвращайся в свою комнату, Маргарет.
МАРГАРЕТ. Это она? Это она, да?
ФЭЙ. Она меня узнает. Как трогательно.
МАРГАРЕТ. Эта сука! Сука вернулась. Колдунья. Дьяволица из ада. Вампирша, воскресшая из мертвых. Ты пришла, чтобы убить нас?
ФЭЙ. Так приятно увидеть тебя вновь, Маргарет. Ты всегда была маленьким лучиком света.
МАРГАРЕТ. Ее здесь нет. Это кошмарный сон. Не следовало мне есть второй кусок сыра. Это кошмарный сон, так?
ГЭВИН. Возможно.
(МАРГАРЕТ и ФЭЙ смотрят друг на друга. Тикают часы, свет в гостиной медленно гаснет).
Картина 2
(ДЖОН и ДЖЕННИ на диване-качелях, стоящем на крыльце).
ДЖЕН. Она действительно красавица. Не ожидала я, что она так красива. Я думала, она старая. И удивлена, что твой отец продал ее конокраду. На его месте я бы оставила ее себе.
ДЖОН. Не хочу об этом говорить.
ДЖЕН. А я хочу.
ДЖОН. Ты знаешь все, что тебе нужно знать.
ДЖЕН. И что это должно означать?
ДЖОН. Хотя бы то, что я женился на тебе, а не на ней. Под прошлым подведена черта.
ДЖЕН. Тогда почему ты позволил им провести ночь в нашем доме?
ДЖОН. А что мне оставалось? Выставить их на улицу?
ДЖЕН. И что, по ее разумению, она здесь делает?
ДЖОН. Тебе придется задать этот вопрос ей.
ДЖЕН. Я спрашиваю тебя.
ДЖОН. Откуда мне знать? Ты думаешь, я когда-нибудь ее понимал?
ДЖЕН. Джонни, мы женаты. И должны о таком говорить.
ДЖОН. Мы не должны говорить о том, что совершенно тебя не касается. Я не спрашиваю тебя, почему вы с Гэвином проводите вместе так много времени.
ДЖЕН. А это здесь причем? Гэвин показывает мне окрестности, потому что ты этого не делаешь. Гэвин разговаривает со мной о всякой всячине, чего ты избегаешь. Если ты думаешь, что есть и что-то еще, имеешь полное право. Почему ты женился на мне, если полагал, что в действительности я хочу твоего сына?
ДЖОН. Не называй его так.
ДЖЕН. Почему? Думаешь, он не знает? Он далеко не глуп.
ДЖОН. Об этом никогда не говорилось вслух. А пока не говорилось, остается некоторая неопределенность. И этот элемент неопределенности позволяет нам ладить друг с другом.
ДЖЕН. Это неправильно, Джонни. Ты должен с ним поговорить.
ДЖОН. Говорить-говорить-говорить. Если женщины избавятся от этого глупого заблуждения, будто разговоры могут решить все, мир станет куда счастливее.
ДЖЕН. Нет, не станет.
ДЖОН. Но тише станет наверняка.
ДЖЕН. Гэвин имеет право знать.
ДЖОН. У него есть крыша над головой и в достатке еды. Чего еще ты от меня хочешь? Если мы начнем об этом говорить, быть беде.
ДЖЕН. Раз эта женщина здесь, не понимаю, как ты сможешь отвертеться от этого разговора.
ДЖОН. Тебя это не касается.
ДЖЕН. Если ты ненавидел своего отца, это не означает, что Гэвин будет ненавидеть тебя.
ДЖОН. Не было у меня ненависти к моему отцу.
ДЖЕН. Ты его ненавидел.
ДЖОН. Ты ни хрена об этом не знаешь.
ДЖЕН. Так объясни мне.
ДЖОН. Все объяснения – ложь.
ДЖЕН. Вот и солги. Может, я смогу понять, о чем речь, из того, что ты не скажешь, если ты скажешь хоть что-нибудь. Господи, ну что ты за человек! Может, мне нужно выбрать момент, когда ты и Гэвин будете в одной комнате, и спросить тебя в его присутствии?
ДЖОН. Ты не посмеешь.
ДЖЕН. Он слишком горд, чтобы спрашивать, а ты слишком упрям, чтобы сказать ему, а теперь она вернулась, и тебе придется что-то предпринять, не только сидеть, пить и думать о ней, как ты делал все время после ее ухода. Я ведь знаю, что ты постоянно думал о ней. Для меня это никакая не тайна. Я не понимаю другого. Почему она хочет женить Гэвина на своей дочери. Я хочу сказать, не будет ли это…