Вопрос.
О, скажем, например, они час за часом трудятся языком над киской, учатся не кончать, держатся часами, знают все точки джи и позы экстаза и прочее. Бегают в «Барнс энд Ноубл» за всеми последними книжками по женской сексуальности, чтобы всегда быть в курсе, что там творится. Судя по твоему взгляду в никуда, догадываюсь, ты сталкивалась с таким угодником разок-другой – лосьон после бритья с феромонами, клубничное масло, массаж и касания, он все знает о мочке уха и какой румянец что значит, и об ареоле, и обратной стороне коленки, и такой новой маленькой ультрачувствительной точке, которую, говорят, нашли прямо позади джи, – этот тип мужика знает все, и можешь не сомневаться, он даст тебе знать, что знает, как… так, дай сюда. Я тебе покажу. Вот, и да, девочка, можешь не сомневаться, такой тип мужика хочет знать, кончила она или нет, и сколько раз, и что никого лучше у нее не… и вот так. Видишь? Когда выдыхаешь, лучше даже не видеть дыма вообще. Это значит, он весь в тебе. Ты же вроде бы говорила, что уже курила. Это тебе не обычное подзаборное сено беляшей. Каждый раз, как женщина кончит, для этого мужика – как зарубка на ружье. Вот как он это понимает. Она слишком хороша, чтобы половину выдыхать, это как купить «порш» и ездить на нем только в церковь. Нет, он ставит зарубки, этот мужик. Наверное, хороший способ их сравнить. Два типа. Эта твоя свинья делает зарубку каждый раз, как вставит, вот и все зарубки, им по фиг. Но так называемый мужик типа Великого Любовника ставит зарубку каждый раз, как кончает она. Но и тот и другой всего лишь ставят зарубки. В глубине души они на самом деле одного типа. У них разные темы, но все же их интересует только своя, в постели, а дамочке в глубине души будет казаться, будто ее так или иначе использовали. Это если у дамы есть какое-никакое чутье, но это другая история. А теперь, девочка, когда остается мало, не берешь и не давишь каблуком, как с обычной сигаретой. Тут лучше смочить палец и нежно зажать на конце, и затушить, и сохранить, у меня есть, где сохранить. Лично у меня особый подход, но этот ваш вот почему их никто не выбрасывает. Сама подумай, встречала когда-нибудь такую коробочку от фотопленки в мусоре.
Вопрос.
Нет, но вот тебе классический симптом, как отличить этих твоих Великих Любовников: в постели они кучу времени трудятся языком у киски дамы, снова и снова, пока она не кончит семнадцать раз подряд, но потом – сама смотри, найдется ли на всем белом свете способ, чтобы дама уговорила его и взяла его драгоценную письку в рот. Ничего подобного, он сразу начнет: «О нет детка дай я все сам я хочу видеть как ты снова кончишь детка о детка ты просто лежи а уж я займусь любовной магией», – и прочее в том же духе. Или выучит эту свою особую корейскую хрень и сделает ей глубокий массаж, или притащит особое черемуховое масло для массажа ног и рук – и тут, девочка, должен признать, что, если тебе ни разу не делали качественный массаж рук, считай, ты вовсе не жила, поверь мне, – но даст ли он дамочке ответить самой и потереть ему спинку хоть раз? Никак нет, ни в коем разе. Потому что вся тема мужика такого типа в том, что это он тут дарит удовольствие, спасибо большое, мэм. Видишь, у меня совсем другая, крышка завинчивается и с герметичной подкладкой, чтобы карман не пропах, они еще те поганые вонючки, а потом прямиком в этот маленький кармашек, и смотри, он выглядит так, что – о, тут же может быть что угодно. Потому что здесь эти самые угодники и прокалываются. Вот почему я испытываю презрение к мужикам, которые мнят, будто они Божий дар для женщин. Потому что этот самый первый тип беляша хотя бы в чем-то честен – они хотят вставить, слезть, и точка. Тогда как этот примитивный угодник мнит себя таким чутким и знающим, как ублажить даму, только потому, что знает про клиторальное всасывание и ишиацу, и видеть их за делом в постели – как видеть какого-нибудь тупорылого механика в белой спецовке, раздутого от собственной важности, когда он работает над «поршем». Они мнят себя Великими Любовниками. Они думают, что благородны в постели. Нет, подстава в том, что они эгоистичны в своем благородстве. Они не лучше тех свиней, просто похитрее. Теперь тебе захочется пить, теперь тебе лучше глотнуть «Эвиан». От этой дури во рту сохнет только так. Я ношу с собой бутылочки «Эвиан» во внутреннем кармане, видишь? Сшито на заказ. Давай, бери, тебе лучше попить. Давай.
Вопрос.
Девочка, без проблем, оставь себе, тебе уже через полминуты захочется еще выпить. Я клянусь, ты говорила, что уже пробовала. Надеюсь, я тут не совращаю мормонку из Юты, а? «Майлар» лучше фольги, отражает больше света, тот весь уходит в растение. Сейчас есть особые семена, из которых растения вырастают не выше, чем досюда, но это смертельно, это смерть на блюдечке. В Атланте таких мужиков, кажется, особенно много. Чего они не понимают, так это, что их тип для дам с каким-никаким чутьем – еще хуже, чем обычные залезающие-слезающие свиньи. А тебе бы понравилось просто лежать, чтоб тебя обрабатывали, как «порш», а ты так и не почувствовала себя благородной, и сексуальной, и опытной в постели, и тоже Великой Любовницей? Хм-м? Хм-м? Вот тут мужики типа угодников и проигрывают. Они хотят быть единственным Великим Любовником в постели. Забывают, что у дамы тоже есть чувства. Кто захочет лежать и чувствовать себя неблагородной и жадной, пока какой-то яппи с «поршем» выделывается с Тантрическими Тучами и Дождем Полулотоса и про себя делает зарубки, сколько раз ты кончила? Если прополоскать во рту, то будет лучше, «Эвиан» тут реально отлично помогает, и плевать, что это вода для тупорылых яппи, если она годная, понимаешь, да? Главное, за чем надо следить, – если мужик, когда перейдет вниз, если он держит одну ладонь у тебя на животе, чтобы реально убедиться, кончаешь ли ты, – о, вот тогда ты сразу поймешь. Он хочет убедиться. Этот сукин сын не Любовник, он только выделывается. На тебя ему насрать. Хочешь мое мнение? Хочешь знать, как реально стать Великим, чтобы ублажить ее, хочешь знать то, что не просчитал даже один парень из тысячи?
Вопрос.
Хочешь?
Вопрос.
Секрет в том, чтобы давать дамочке наслаждение и уметь его принимать, с равной техникой и с равным удовольствием. Или хотя бы убедить ее в этом. Не забывать, что дело в ней. Давай, вылизывай ей киску, пока она умолять не начнет, конечно, давай, но допусти и ее до своей письки, и даже если она не подарок – о, так терпи и убеди ее в том, что она еще какой. И, типа, даже если она считает, что массаж спины – это какие-то смешные карате-удары по позвоночнику, о, так дай ей и веди себя так, будто впервые столкнулся с таким шикарным карате. Если мужик хочет быть истинным Великим Любовником, так пусть подумает о ней хоть одну хренову секунду.
Вопрос.
Я нет, девочка, нет. В смысле, обычно да, но, боюсь, я уже дунул. Реальный провал мужиков такого типа, подражателей Великому, в том, что они думают, будто женщина, если свести к сути, дура. Будто все, чего она хочет, – просто лежать и кончать. Реальный секрет: представь, что она думает так же, как ты. Что она хочет видеть себя Великой Любовницей, которая в постели может взорвать мозг любому мужчине. Дай ей. Хоть раз в жизни задвинь самомнение на задний план. Угодники думают, что если взорвут мозг дамочке, то они и победили. Хер там.
Вопрос.
Но тебе одной будет мало, девочка, поверь. Тут в паре кварталов есть рыночек, и если мы… эй, осторожней…
Вопрос.
Нет, сделай так, чтобы она решила, будто взорвала тебе мозг. Вот чего они реально хотят. Вот тогда ты реально и истинно победил – если она думает, что тебе ее не забыть. Никогда в жизни. Сечешь?
КИ № 36 05/97
ФИЛИАЛ СТОЛИЧНОГО КОНСУЛЬТАЦИОННОГО ЦЕНТРА
ПО РАБОТЕ С НАСЕЛЕНИЕМ В СЛУЧАЕ ДОМАШНЕГО НАСИЛИЯ
АВРОРА, ИЛЛИНОЙС
И я решил обратиться за помощью. Я осознал, что настоящая проблема вовсе не в ней. Я понял, что она вечно будет изображать жертву моего злодейства. Я был не в силах ее изменить. Она не та часть проблемы, на которую я, ну знаете, могу повлиять. И я принял решение. Я решил попросить помощи для себя. Теперь я знаю – это мой лучший поступок в жизни, пусть и самый трудный. Это было непросто, но теперь моя самооценка выросла. Я остановил спираль стыда. Я научился прощать. Я нравлюсь себе.
Вопрос.
Кто?
Очередной пример проницаемости некоторых границ (XI)
Как и во всех остальных таких снах, я с кем-то, кого знаю, но не знаю откуда, и вдруг он говорит мне, что я слепой. То есть буквально слепой, незрячий. Или в присутствии этого человека я вдруг осознаю, что я слепой. Дальше, когда я это осознаю, мне становится грустно. Мне невероятно грустно из-за того, что я слепой. Этот человек откуда-то знает, как мне грустно, и предупреждает, что слезы могут повредить глаза, и слепота будет только хуже, но я ничего не могу поделать. Я сажусь и плачу изо всех сил. Я просыпаюсь в слезах и плачу так сильно, что реально ничего не вижу. Из-за этого я плачу еще сильнее. Моя девушка волнуется и просыпается, и спрашивает, что случилось, и успевает пройти минута, если не больше, пока я не приду в себя и не пойму, что спал и теперь проснулся, и на самом деле я не слепой, и плачу без причины, и я рассказываю девушке про сон, и слушаю ее мнение. Потом весь день на работе я постоянно помню о зрении, глазах и как это хорошо – видеть цвета и лица людей и точно знать, где я, и как это хрупко – человеческий механизм глаза и способность видеть, – как легко это потерять, и как я постоянно вижу слепых с тросточками и странными лицами, и всегда думаю, что на них интересно взглянуть на пару секунд, но никогда не думаю, что это имеет отношение ко мне или моим глазам, и что на самом деле это просто удачное совпадение, что я зрячий, а не один из слепых, которые встречаются в метро. И весь день на работе, когда я об этом думаю, у меня глаза на мокром месте, я готов расплакаться, и от слез удерживают только низкие офисные перегородки и то, что все меня видят и будут волноваться, и весь день после сна идет наперекосяк, и это чертовски утомляет, как бы сказала моя девушка – эмоционально изматывает, и я ухожу пораньше, и иду домой, и я такой усталый и сонный, что глаза слипаются, и, добравшись до дома, я бухаюсь в постель где-то около 16:00 и более-менее отключаюсь.
Личность в депрессии
Личность в депрессии переживала жуткую и нескончаемую эмоциональную боль, и сама невозможность поделиться этим чувством или выразить его была компонентом боли и усиливала фундаментальный ужас перед нею.
Так, отчаявшись описать эмоциональную боль или выразить ее чрезвычайность людям вокруг, личность в депрессии описывала обстоятельства, и прошлые, и настоящие, связанные с болью, с ее этиологией и причинами, в надежде передать хотя бы что-то из контекста боли, ее – так сказать – форму и текстуру. К примеру, родители личности в депрессии, которые развелись, когда она была еще маленькой, использовали ее как пешку в своих отвратительных играх. В детстве ей были нужны услуги ортодонта, и каждый из родителей заявил – не без оснований, учитывая поистине медичивские двусмысленности формулировок договора о разводе, о чем личность в депрессии всегда упоминала, рассказывая о мучительной борьбе родителей за оплату ортодонтии, – что платить должен другой. И ядовитый гнев каждого родителя из-за мелочного, эгоистичного отказа другого платить изливался на дочь, которая вновь и вновь слышала от них, что другой не любит никого, кроме себя. Оба родителя были весьма состоятельными, и каждый втайне признавался личности в депрессии, что он/а, разумеется, если до этого дойдет, готов/а сполна оплатить нужную личности в депрессии ортодонтию и еще добавить сверху, что это, по сути, вопрос не денег или здоровья зубов, но «принципа». И личность в депрессии всегда старалась, уже во взрослом возрасте описывая близкой подруге обстоятельства борьбы из-за стоимости ортодонтии и последствия этой борьбы в виде эмоциональной боли, признавать, что, вполне возможно, в глазах каждого из родителей все выглядело именно так (т. е. вопросом «принципа»), но, к сожалению, не того «принципа», который учитывал бы нужды дочери или ее чувства, возникающие из-за эмоционального посыла, согласно которому для родителей сведение мелочных счетов друг с другом было куда важнее ее челюстно-лицевого здоровья, – а если смотреть с определенной точки зрения, это было неким видом родительского невнимания, пренебрежения или даже прямого жестокого обращения, очевидно связанного – здесь личность в депрессии почти всегда добавляла, что ее психотерапевт согласна с такой оценкой, – с бездонным, хроническим взрослым отчаянием, от которого она страдала каждый день и из которого не надеялась выбраться. И это только один пример. Всякий раз, когда личность в депрессии во время телефонных разговоров с участливыми подругами вспоминала об этом болезненном и травмирующем обстоятельстве из прошлого, в среднем она употребляла четыре вставных извинения, как и своего рода преамбулу, в которой пыталась описать, как больно и страшно чувствовать себя неспособной артикулировать саму мучительную боль хронической депрессии, как больно и страшно вместо этого перечислять примеры, ведь те, вероятно, казались другим, как она всегда спешила признать, муторными, или полными жалости к себе, или же они напоминали о людях, которые нарциссически одержимы своими «несчастным детством» и «несчастными жизнями», купаются в боли и настаивают на утомительно долгом пересказе жизненных обстоятельств друзьям, желающим проявить поддержку и участие, и тем наскучивают и отталкивают их.
Подруг, c которыми личность в депрессии связывалась в поисках поддержки и которым старалась открыться, чтобы поделиться хотя бы контекстуальной формой непрерывных психических терзаний и чувства изоляции, было около пяти, и они подвергались регулярной ротации. Психотерапевт личности в депрессии – с высшей ученой степенью как по психологии, так и по медицине, самонареченный адепт той школы психотерапии, где принято считать, что для любого взрослого с эндогенной депрессией на пути к выздоровлению важна культивация и регулярное использование поддерживающего сообщества, – называла подруг личности в депрессии Системой Поддержки. Приблизительно пять сменяющихся участниц Системы Поддержки, как правило, либо с детства знали личность в депрессии, либо она делила с ними комнату в общежитиях на разных этапах обучения, и все они были участливыми и психически относительно здоровыми женщинами, которые теперь жили в самых разных далеких городах, и личность в депрессии вживую не видела их уже многие годы, но часто звонила им поздно вечером, по межгороду, в поисках заботы, поддержки и всего лишь пары верно подобранных слов, которые могли бы помочь ей реалистично взглянуть на отчаяние, сфокусироваться и собраться с силами, прорваться сквозь эмоциональные терзания следующего дня, и личность в депрессии всегда начинала разговор с участницами Системы Поддержки с извинений, что портит им настроение или кажется скучной, полной жалости к себе или отталкивающей, или отвлекает от активных, ярких, в основном безболезненных дальнегородних жизней.
Также личность в депрессии взяла за правило во время связи с участницами Системы Поддержки никогда не приводить в качестве причины непрерывной депрессии во взрослом возрасте такие обстоятельства, как бесконечная битва ее родителей за ортодонтию. Искать виноватого слишком легко, говорила она; это достойно жалости и презрения; и, кроме того, она была по горло сыта поисками виноватого, наслушавшись за эти годы долбаных родителей, их постоянных взаимных обвинений и препирательств, которыми те обменивались из-за нее, через нее, используя ее (т. е. личности в депрессии, когда та была ребенком) чувства и нужды как боеприпасы, как будто ее собственные чувства и нужды были не более чем полем боя или театром конфликта, оружием, которое родители применяли друг против друга. Они вложили куда больше интереса, страсти и эмоциональных способностей в ненависть друг к другу, и никто из них ничего подобного не продемонстрировал по отношению к самой личности в депрессии, в чем она время от времени признавалась до сих пор.