Елена Браун
Ричард III и его время
Роковой король эпохи Войн Роз
© Браун Е.Д., 2020
© ООО «Яуза-каталог», 2020
Ричард III и его время
Роковой король эпохи Войн Роз
Предисловие
Ричард III Йорк – личность поистине уникальная. Несмотря на то что он правил Англией всего два года (с 1483 по 1485-й), его царствование стало для историков буквально яблоком раздора. К настоящему моменту «великий спор» о Ричарде III длится почти 500 лет, но дискуссия все еще продолжается. В XIX–XX вв. исследователи до хрипоты и личных обид спорили о том, виновен ли Ричард в убийстве своих племянников, травил ли он жену, планировал ли жениться на собственной племяннице и т. д. и т. п. Дело доходило даже до открытых ссор, маститые историки в буквальном смысле переставали здороваться друг с другом. С течением времени страсти несколько утихли, аргументы стали менее эмоциональными, однако по-прежнему существуют ричардианцы и антиричардианцы, по-прежнему одни провозглашают Ричарда III великодушным правителем, которого погубили собственные отвага и благородство, а другие – кровавым тираном.
Разумеется, современные историки знают о Ричарде III намного больше, чем ученые XVIII–XIX вв. За время дискуссии защитники Ричарда сумели доказать несостоятельность большинства предъявлявшихся ему обвинений, но им не удалось ни оправдать совершенный им государственный переворот, ни выяснить судьбу племянников Ричарда III – знаменитых «принцев в Тауэре». Казалось бы, здесь и следовало поставить точку, перестать спорить и решить, что истина, как это обычно бывает, находится где-то посередине. Ричард III не был ужасным тираном, но и ангелом он тоже не был; его действия не вписываются в современные представления о морали, но не выходят за рамки типичного для XV в. уровня жестокости. Однако остановиться на этом «среднем» уровне и описать царствование Ричарда III «без гнева и пристрастия» почему-то не получается. Каждый исследователь, взявшийся за создание биографии этого короля, либо начинает говорить об «аморализме Ричарда III» и «кровавом государственном перевороте» 1483 г., либо ревностно становится на его защиту. Наверное, именно в этом и кроется секрет обаяния последнего из Йорков – к нему невозможно остаться равнодушным.
Стоит отметить, что массовое сознание неравнодушно к Ричарду III несколько по-другому. О Ричарде Глостере знают все или почти все сколько-нибудь образованные люди, однако «расхожий» образ этого монарха не выходит за рамки одноименной трагедии Шекспира. Само имя Ричарда III вызывает в памяти освещенные факелами готические своды, интриги и тайные убийства, предательства и кровавые усобицы.
Достижения защитников Ричарда III известны в основном профессионалам и немногим любителям истории, для большинства он по-прежнему остается «шекспировским злодеем». Безусловно, сейчас мало кто допускает, что исторический Ричард III был в точности таким, каким его описал великий драматург, есть же, в конце концов, сценические условности, жанровое своеобразие литературного произведения. Но то, что настоящий Ричард III почти совершенно не походил на своего сценического двойника… для большинства людей эта мысль кажется кощунством и посягательством на высшие авторитеты.
В студенческие годы автору довелось столкнуться именно с таким восприятием проблемы. Через несколько дней после сдачи статьи о коронации Ричарда III в университетский сборник раздался звонок разгневанного научного редактора. Сотрудница издательства просто не могла поверить, что какая-то студентка всерьез утверждает, будто Ричард III имел вполне приятную внешность. В это время останки Ричарда III еще не были найдены, а ссылки на хроники и свидетельства очевидцев показались редактору откровенно смехотворными. В финале нашей беседы сотрудница издательства с нескрываемым презрением осведомилась: «Вы что, даже Шекспира не читали?!» Именно после этих слов у автора впервые появилась самонадеянная мысль написать биографию Ричарда III. С тех пор прошло много лет, однако создание биографии последнего короля из династии Йорков по-прежнему представляется делом, требующим определенной смелости.
Главное затруднение состоит в том, что Ричард III отнюдь не обделен вниманием историков. В британской и американской историографии существует несколько фундаментальных, по-хорошему дотошных биографий этого монарха. Более того, царствование Ричарда III рассматривается почти в каждой работе, посвященной политической истории Англии второй половины XV в., а таких работ не одна сотня. О последнем короле из династии Йорков писали немцы, французы, поляки и даже японцы. Активно действует международное «Общество Ричарда III», проводятся регулярные конференции, выходит научный журнал «Ричардианец».
В России ситуация несколько хуже. Из произведений, более или менее близких к XV в., русскоязычному читателю доступны всего два – одноименная трагедия Шекспира и крайне тенденциозная «История Ричарда III» Томаса Мора. Научная историография также выглядит не слишком впечатляюще. Ричарду III посвящена шестая глава классической монографии М.А. Барга «Шекспир и история». Его правление освещается в нескольких книгах о Войнах Роз. Не так давно на русский язык была переведена книга Питера Хеммонда «Ричард III и битва при Босворте». Вскоре в серии ЖЗЛ должна появиться книга Вадима Устинова.
И все же еще одно исследование о жизни последнего монарха из династии Йорков имеет смысл. Как правило, историки пишут именно о короле. В среднестатистической биографии из 320 страниц Ричарду Глостеру посвящено страниц пятьдесят, все остальное – подробнейший рассказ о правлении Ричарда III. На деле соотношение было обратным – Ричард захватил трон в 30 лет и правил всего два года. Эта книга не о короле, а о человеке. Она представляет собой попытку воссоздать жизненный путь Ричарда III, проследить его необычную, в полном смысле слова трагическую судьбу и показать, как и почему король, пользовавшийся вполне рядовыми для XV столетия политическими методами, постепенно был превращен в монстра.
В образе Ричарда III история и драма, факты и мифы переплелись столь причудливо, что начинать лучше именно с мифа. Прежде чем обратиться к жизни настоящего Ричарда III, попытаемся вглядеться в черты той гротескной маски, которую мы привыкли принимать за его настоящее лицо. Может быть, мы рассмотрели ее недостаточно внимательно? Может быть, и шекспировский Ричард окажется не тем злым, но, в сущности, очень несчастным человеком, которого мы видим на современных театральных подмостках?
Глава 1
«Урод, горбатый телом и душой»[1].Ричард III в произведениях Шекспира
Сценический Ричард III – персонаж хорошо известный и, если можно так выразиться, вполне доступный. Для того чтобы познакомиться с ним, не нужно идти в библиотеку за специальной литературой или разбираться в документах XV в. – вполне достаточно взять с полки томик Шекспира или купить билет на одну из современных постановок одноименной трагедии. Однако именно эта простота и создает главное затруднение, ведь тот Ричард III, которого мы можем увидеть на театральной сцене, имеет не так уж много общего с персонажем классической шекспировской трагедии.
Театр – это живое и постоянно меняющееся искусство, он должен говорить со зрителем о том, что интересно и важно именно сейчас и, разумеется, на понятном ему языке. Со времен Шекспира изменились не только декорации, но и трактовка персонажей. Современные постановки Ричарда III показывают не преступления этого монарха (нынешнего зрителя «кровавыми деяниями» удивить очень непросто), а развитие его личности. Актеры пытаются выяснить, почему Ричард Глостер стал убийцей и тираном, ищут объяснения в его физических недостатках, тяжелом детстве и непонимании окружающих[2]. В результате «современный» Ричард III вызывает не осуждение, а жалость; зритель понимает, что это был несчастный человек, с детства лишенный любви и потому сам не способный испытывать добрые чувства.
В «психологической» версии Ричарда III его действия – всего лишь отражение душевных порывов, поэтому в памяти остается лишь самая общая картина: Ричард Глостер был горбатым уродом, он совершил государственный переворот, убил своих малолетних племянников и совершил еще несколько более мелких преступлений, каких, не столь уж важно.
Для зрителей XVI в., и прежде всего для самого Шекспира, все выглядело совершенно иначе. Ричард III был не абстрактным злодеем, жившим в незапамятные времена; все отлично знали, что этого ужасного тирана сверг с престола дедушка ныне царствующей королевы Елизаветы. В конце XVI в. пьеса о Ричарде III была, наверное, так же актуальна, как для современного российского зрителя постановки о Сталине или Хрущеве. Единственная и очень существенная разница заключалась в том, что никакой разноголосицы в оценке правления Ричарда III во времена Шекспира не было и быть не могло – власти следили за этим очень жестко.
К тому моменту, когда Шекспир начал создавать свои пьесы, миф о Ричарде III был уже полностью сформирован. Придворным историкам Тюдоров понадобилось меньше пятидесяти лет, чтобы превратить обычного, в сущности, короля в некий отрицательный эталон. Эта интереснейшая трансформация человека в монстра будет подробно проанализирована в заключительных главах, а пока имеет смысл просто принять тюдоровский миф как данность. На некоторое время выведем «пропагандистский» образ Ричарда III из зоны критики и не будем обращать внимания на многочисленные исторические несоответствия.
Итак, историки первой половины XVI в. «установили», что последний король из династии Йорков был тираном, совершил множество преступлений и, наконец, отличался удивительным уродством. Фактически это был готовый материал для драматургов – тот самый идеальный злодей, наличие которого так украшает любое литературное произведение.
Известно, что Шекспир не был профессиональным историком, его знаменитые «Исторические хроники» – это пьесы, в которых воспроизводились всем известные исторические факты во всей известной последовательности. Произведения Шекспира пользовались бешеной популярностью не потому, что он по-своему интерпретировал историю Англии, совсем наоборот. Огромное большинство шекспироведов полагают, что у драматурга не было собственных, оригинальных исторических воззрений. И тем не менее многих английских королей мы представляем именно такими, какими их описал Шекспир. Гениальному драматургу удалось нечто гораздо более важное, чем открытие нескольких новых фактов – он вдохнул жизнь в сухие строки хроник и исторических трудов. Созданные им образы Генриха V, Генриха VI, Ричарда III внутренне логичны и доведены до драматического совершенства, это почти живые люди.
В случае Ричарда III имеет смысл сделать еще одно уточнение – шекспировский Ричард Глостер действительно почти как живой и… почти как человек. Дело в том, что описанный Шекспиром злодей человеком не был, а был ни больше ни меньше как квинтэссенцией вселенского зла, потусторонним созданием, посланным в мир для того, чтобы Англия познала все ужасы тирании и гражданской войны.
Такое утверждение вызывает законное недоверие. Одно дело – злодей и тиран, враг царствующей династии, и совсем другое – исчадие Ада. Для того чтобы разобраться в этом вопросе, попробуем, опираясь на материалы трагедий «Генрих VI» и «Ричард III», восстановить жизненный путь шекспировского Ричарда Глостера.
Итак, все началось с того, что в 1452 г. у благородных и достойных родителей – герцога Ричарда Йорка и его супруги – родился третий ребенок. Шекспир описал рождение Ричарда Глостера так, чтобы у зрителей не осталось ни малейших сомнений – этому созданию уготована самая ужасная судьба. Появление Ричарда на свет сопровождалось множеством зловещих предзнаменований:
Однако знамениями дело не ограничилось – шекспировский Ричард Глостер появился на свет недоношенным и к тому же «вперед ногами». На взгляд современного человека, эти обстоятельства настолько банальны, что попросту не заслуживают отдельного упоминания. Во времена Шекспира все обстояло иначе. Преждевременные роды и неправильное положение плода рассматривались как нарушение сложившегося, Богом данного порядка вещей. В Средние века и в раннее Новое время все, что выходило за привычные рамки, объясняли вмешательством сверхъестественных сил. Если речь шла о чем-то благом, то говорили о Божьей воле или об ангелах. Все злое, включая болезни, неурожаи, и в том числе появление недоношенных, т. е. нежизнеспособных, детей, объясняли происками Сатаны.
Рождение ногами вперед – также весьма зловещий знак, предвещающий ребенку трудную, несчастливую жизнь. В XVI в. в истинность этой «приметы» верили даже образованные люди. Сами роды Шекспир описывает как очень тяжелые: «Мать твоя… страдала больше, чем матери другие…» По-видимому, эта деталь была призвана подчеркнуть общую неестественность, неправильность появления на свет будущего великого злодея.
Но и это еще далеко не все. Родившийся «до срока» младенец был таков, что возникали серьезные сомнения в его принадлежности к человеческому роду. Вместо обычного ребенка на свет появился «бесформенный, уродливый комок… с зубами». При этом Шекспир сразу же уточняет, что зубы – это не просто зловещая деталь, это знак: «С зубами ты родился в знак того, что в мир пришел, чтобы терзать людей».
В совокупности картина создается жуткая, до боли напоминающая завязку фильма ужасов: мрачный средневековый замок, стены которого содрогаются под порывами бури, тяжелые роды, и вот, под завывание собак и крики воронья, на свет появляется уродливое существо, которое и младенцем-то не назовешь.
К тому же это существо ведет себя так, как нормальному ребенку не положено – оно сразу же начинает есть твердую пищу: «Через два часа после рожденья мог корку грызть…» Логично было бы предположить, что такой зубастый и прожорливый младенец должен быстро расти, но получается как раз наоборот. Устами матери Ричарда III Шекспир утверждает, что «в младенчестве он был такой заморыш, так плохо рос…».
Еще одной несообразностью Ричарда-младенца являлось его поведение. Шекспир не вдается в детали, он отмечает, что ребенком тот был «злым и своенравным». В данном случае речь явно идет о чем-то большем, чем детские шалости или сложный характер. В беседе с сыном мать Ричарда горестно восклицает: «Ты вышел в мир и, как Бог свят, мир для меня преобразился в Ад…» Затем она просит сына: «Припомни-ка хотя единый час, когда бы от тебя я знала радость». На это Ричард честно отвечает: «Не помню».
Пытаясь представить себе Ричарда III в раннем детстве таким, как его описал Шекспир, мы видим необычайно уродливое, злобное, прожорливое и в то же время хилое существо, которое самим фактом своего существования отравляет жизнь матери. Любопытно, что редкий по силе эмоциональный эффект достигается без всякого привлечения новых фактов. Просто то, что историки XVI в. осторожно называли слухами и домыслами (рождение Ричарда с волосами и зубами, зловещие знамения и прочее)[3], Шекспир передает как непреложную истину и, как правило, гиперболизирует. Созданный такими средствами облик Ричарда-младенца кажется настолько гротескным, что невольно заставляет искать какие-то сказочные, фольклорные параллели.
На первый взгляд, мысль об использовании элементов народной демонологии в образе Ричарда III может показаться излишне смелой, однако не стоит забывать о том, что именно в XVI столетии антиведовская истерия в Европе достигла своего пика. В Англии, Франции и других станах люди верили, что духи зла и их слуги ежеминутно вмешиваются в жизнь истинных христиан; сотни женщин и мужчин сжигали на кострах по самым абсурдным обвинениям. Происками ведьм объясняли эпидемии, гибель посевов и даже войны. Для того чтобы понять, каких масштабов во времена Шекспира достигал страх перед ведьмами, достаточно привести несколько строк из демонологического трактата Тиффорда, вышедшего в свет в 1593 г., т. е. фактически одновременно с «Ричардом III». Один из героев этого построенного в форме диалогов сочинения говорит: «Когда я выхожу в сад, я пугаюсь, поскольку все время вижу зайца, который, как подсказывает мне мое сознание, является ведьмой или каким-то ведьминым духом – так пристально он смотрит на меня. Иногда я вижу мерзкую ласку, пробегающую через мой двор, а иногда в амбаре мне попадается большой облезлый кот, который мне также подозрителен».