– Чем же все потом занимаются, если не поступают в колледж? – осторожно спрашиваю я.
Лейла косо смотрит на меня.
– Тем, что нужно от нас нашим Семьям, – говорит она и отворачивается. – Постарайся не отставать. Нам еще многое надо осмотреть.
Следую за ней к зазору в стене деревьев, пытаясь придумать, как лучше спросить о том, что я хочу узнать, не получив на это загадочный ответ или не разозлив ее. Больше всего меня удручает мысль о том, что эта школа, учитывая все, что я сегодня видела и слышала, совсем не похожа на место, куда можно заскочить на две недельки, а потом благополучно ее покинуть. Теперь я убеждена, что папа утаил от меня нечто важное, и эта мысль еще более усиливает тревогу.
Мы проходим сквозь арку из ветвей в расцвеченный яркими красками сад. Здесь тоже имеется тщательно подстриженный лиственный навес, но вместо лиан, по которым можно карабкаться, этот внутренний двор украшен гирляндами темно-фиолетовых ягод и белых цветов. Красивоплодник, если я правильно помню по книгам о растениях, которые я всегда собирала и не позволяла папе сдать их в библиотеку. Огромные, поросшие мхом камни приспособлены под скамейки. Синие, фиолетовые и белые цветы образуют замысловатые узоры.
– Сад для отдыха, – с гордостью сообщает Лейла. – Ученикам разрешается проводить здесь свободное время в течение дня. Снегу нелегко пробиться сквозь густой навес листвы, а поскольку под школой проходит горячий источник, мы почти весь год можем наслаждаться цветами.
С ходу могу сказать, что горячие источники есть в Великобритании, Франции, Исландии, Германии и Италии, – и наверняка еще где-то, о которых я не знаю, так что упоминание об источниках опять не выдает никакой информации о местонахождении школы.
– Феноменальное место, – говорю я, вдыхая сладкий аромат цветов. Но я не могу спокойно наслаждаться им, потому что меня все еще грызет беспокойство по поводу шпионов/наемных убийц и отца.
– У нас есть штатный садовод, который ведет факультатив по ботанике и работает с нашим преподавателем по ядам. Но здесь он никогда не сажает ничего смертоносного, – добавляет она, заметив беспокойство, которое, несомненно, промелькнуло у меня на лице. – Тот парник расположен по внешнему периметру.
– Внешнему периметру? – переспрашиваю я.
– Между школой и внешней стеной, – поясняет Лейла. – Доступ к нему имеют только избранные члены персонала школы. Там же выращивают овощи и содержат молочных коров и кур. – Она указывает на еще одну арку в стене деревьев. – А вон там находится открытое поле. Сейчас там проходит урок стрельбы из лука.
– Под открытым ты подразумеваешь, что там нет навеса из листьев? – спрашиваю я.
Она качает головой.
– Вся территория школы закамуфлирована. Даже на крыше растут деревья, а стены прикрыты плющом.
Я моргаю, и до меня впервые доходит, что нахожусь в древнем здании, координат которого никто не знает, и у меня нет возможности связаться с окружающим миром.
– И это для того, чтобы… помешать местным жителям следить за нами или скрыть нас от самолетов?
– Вообще, – Лейла смотрит на небо, – говорят, что школу окружает высокотехнологичная сетка, отражающая радар, отчего все здание становится почти невидимым и похожим на обычный холм.
Теперь я окончательно убеждаюсь: то, от чего папа пытался защитить меня, отправив сюда, действительно представляет большую опасность. Мне становится страшно за него и тетю Джо, и я всерьез сожалею, что до отъезда из дома не вытянула из него более внятных объяснений.
Лейла направляется к арке, на которую только что указала, и жестом велит мне следовать за ней.
Послушно плетусь за ней по пятам.
– Ты же говорила, там идут занятия?
– Ну да, – подтверждает она и выходит в следующий двор.
Я иду за ней. И раскрываю рот от изумления.
Слева от нас стоят в одинаковых позах пятеро учеников, вооруженных луками и стрелами. Позади еще человек десять ждут своей очереди. А справа на стене прикреплены деревянные мишени, но не обычные концентрические круги, а внутренние «десятки» размером не больше четвертака.
– Стреляй! – командует жилистая женщина с высокими скулами, одетая в такой же костюм, что и все мы, только черного цвета.
Пять стрел проносятся мимо нас с такой скоростью, что лицо обдает порывом ветра. Каждая вонзается прямо в верхнюю линию «десятки». Ни одного промаха.
– Это было несложно, – говорит преподаватель.
В горле пересохло. Поверить не могу, что такое возможно!
– А теперь попробуйте в движении, – продолжает она, и я улавливаю в ее речи французский акцент.
Один из лучников делает несколько шагов вперед, и от его взгляда мне становится не по себе – так же, как было, когда я с ним разговаривала. Эш. Он многозначительно улыбается Лейле и мне и быстро отталкивается ногой, вращаясь и посылая в воздух стрелу. Он не просто попадает в цель, но делает это настолько превосходно, что рассекает «десятку» надвое.
Я смотрю на все это с раскрытым ртом.
– Потрясающе, – говорю я Лейле.
Преподаватель поворачивается и смотрит на меня.
– Если вы позволяете себе болтать во время урока, полагаю, вы хотите попытаться превзойти этот результат.
И, прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, в траву у моих ног со свистом вонзается стрела. Я непроизвольно отскакиваю назад. Вслед за стрелой рядом падает лук.
– Э… я не… – мямлю я.
Лейла хватает лук. Я не успеваю закончить предложение, как она уже зарядила его и выпустила стрелу. Она не просто попадает в цель, но и рассекает надвое только что пущенную братом.
– Этого больше не повторится, профессор Флешье, – извиняется Лейла.
«Флешье – это, несомненно, по-французски, но также родственно староанглийскому Fulcher, что значит “изготовитель стрел”». Я начинаю понимать, что имена профессоров – скорее всего, псевдонимы, учитывая их буквальный смысл.
Услышав звук металла, ударяющегося о металл, я оборачиваюсь и смотрю на мишень. Другая стрела торчит из того же места, что стрела Эша. Ее выпустил высокий парень с вытравленными перекисью волосами. Он держится так уверенно, что его трудно не заметить. Парень подмигивает мне, и я, не задумываясь, улыбаюсь в ответ.
Лейла едва ли не выталкивает меня через арку назад в сад с цветами.
– Как ты смеешь так унижать меня?
В ужасе смотрю на нее.
– Я бы сказала, что унизила себя. А ты, в свою очередь, расколола стрелу надвое. После этого я всерьез сожалею, что разозлила тебя.
– Существуют правила, союзы, манеры, – раздраженно говорит Лейла. – Никогда нельзя прерывать учителя. Особенно… Профессор Флешье, она… Еще раз что-нибудь подобное выкинешь, и я потребую другую соседку по комнате.
Я поджимаю губы. Никогда не видела, чтобы ученик так злился из-за разговоров в классе. Или чтобы преподаватель так реагировал. Я не просто чувствую себя не в своей тарелке, но меня к тому же подводят инстинкты.
– Извини, Лейла. Мне правда очень жаль. Просто я пока не привыкла к здешним правилам.
Она немного остывает и разглаживает и без того гладкую мантию.
– Ты сегодня уже второй раз передо мной извиняешься.
Я слегка улыбаюсь.
– Ты поймешь, что все совсем плохо, когда я начну покупать тебе подарки. Моя лучшая подруга составляла список пожеланий.
Лейла с любопытством смотрит на меня.
– Пошли, – говорит она, и по ее тону я понимаю, что она уже не так злится.
Она лавирует между клумбами в сторону дальней стены, где среди стволов деревьев проглядывают серые камни, и толчком открывает деревянную дверь. Я с неохотой покидаю пружинистую траву и, уходя, провожу рукой по стволу. Дверь за нами закрывает охранник. Над правой бровью у него странный крестообразный шрам. Хотя он не произносит ни слова, он не скрывает того, что внимательно меня изучает.
Лейла указывает на вестибюль с высоким потолком, на стене которого висят щиты, а перед ними стоит статуя рыцаря в доспехах.
– Мы находимся в южной части здания. Эти щиты увековечивают некоторые из важнейших достижений наших Семей – разумеется, за исключением последних двухсот лет.
Внимательно смотрю на щиты. В голове проигрываются замечания Коннера насчет истории. Но когда я прошлый раз напрямую спросила Лейлу про Семьи, она рассердилась. Кроме того, охранник по-прежнему не сводит с меня глаз, и от его взгляда по коже пробегают мурашки.
– И ты знаешь, кому принадлежат эти щиты? – спрашиваю я, как будто сомневаюсь в ее знаниях.
Она усмехается и указывает влево.
– Вон тот представляет самого доверенного советника принца Ашоки, этот – любовницу Александра Великого, тетушку Юлия Цезаря, лучшую подругу Клеопатры, кузена Акбара, советника Петра I, стратега Чингисхана и камеристку Елизаветы I. Продолжать?
Я качаю головой, пытаясь убедить и ее, и пялящегося на меня охранника, что знаю, о чем она говорит. На самом деле я еще больше запуталась. Какое отношение камеристки и чьи-то лучшие подруги имеют к этой школе?
… – Сядь, Нова, – говорит папа, указывая на диван.
Плюхаюсь на подушки и накрываю ноги любимым пледом в красно-кремовую клетку.
Папа садится рядом. Он потирает мозолистую ладонь большим пальцем и несколько долгих секунд молчит.
– У меня нет времени, чтобы все тебе объяснить, если ты хочешь успеть сегодня ночью на самолет. Кроме того, тебе и не надо сейчас ничего знать. Я обо всем здесь позабочусь. А ты тем временем выучишь новые приемы обращения с ножами и способы выживания.
Я хмурюсь. Обычно он выражается яснее. Но что-то в его голосе беспокоит меня, словно его всегдашняя уверенность в себе дала трещину.
– С тетей Джо случилось что-то, о чем ты мне не говоришь?
У папы усталый вид.
– Я не знаю подробностей. Именно поэтому я должен помочь ей во всем разобраться и убедиться, что все в безопасности.
– Хорошо, – медленно говорю я. – Но ты сказал, к ней в дом кто-то вломился. Это не самое худшее, да? То есть, если это имеет какое-то отношение к твоей прежней работе в ЦРУ, ты правда думаешь, что меня стоит отправлять в какую-то…
– Нова, мне нужно, чтобы ты мне доверилась. Ты можешь это сделать? – Его лицо не выражает беспокойства, но голос звучит серьезно.
– Конечно.
Я хотела бы настоять на своем, но всякий раз, когда он просил довериться ему, у него на то были веские причины. И всякий раз он оказывался прав.
Папа кивает, и напряжение частично уходит из его глаз.
Несколько секунд мы молчим. Словно густой туман, между нами повисли вопросы без ответов. Он наблюдает за мной.
– Я понимаю, тебя удивляет такая внезапная спешка, но в данный момент у меня нет другого выхода. Знаю только, что не могу рисковать тобой. Если твоя тетя в опасности, то мы, возможно, тоже. Я хочу выяснить, что происходит, и быть уверен, что это не повлияет на нашу с тобой жизнь.
Я даже не спрашиваю, что произойдет, если повлияет. Потому что и так знаю. Он сделает все необходимое, чтобы защитить нас, в том числе переедет в другой город. Он говорил мне об этом, когда я была ребенком, и я не забыла. Мало что я люблю больше, чем нашу жизнь в Пембруке, и если для того, чтобы нам не пришлось покинуть родной город, от меня требуется уехать на несколько недель в какую-то далекую школу, пока папа разбирается со всем дома, что ж, я готова.
Папа вдруг начинает смеяться, и это застает меня врасплох.
– Помнишь, как тот человек ударил свою собаку, а тетя Джо ударила его? Он угрожал ей полицией, а она сказала: «Вызывай! Надеюсь, меня посадят в тюрьму, и там у меня будет предостаточно времени, чтобы подумать о том, как я тебя убью, когда выйду на свободу».
Я широко улыбаюсь.
– Маленькая и злобная тетя. Поверь, я догадываюсь, почему ты хочешь поехать в Провиденс. Кто знает, что она натворит, если дать ей волю.
И вот мы снова с ним на одной волне. Туман рассеялся. Но никаких ответов по-прежнему нет. Но с папой, в общем-то, всегда так. И это неважно. Потому что даже если я не знаю, что происходит, я знаю его.
Я выдыхаю.
– Наверное, несколько недель – это не конец света.
Он кивает, как будто знал заранее, что таким будет мое решение.
– Вот и хорошо. Договорились. И, Нова, я знаю, что у тебя много вопросов. И я знаю, какая выдержка тебе нужна, чтобы не нападать на меня сейчас. Но я клянусь тебе: ты знаешь ровно столько, сколько нужно для твоей безопасности. И я непременно разберусь во всем, что здесь происходит…
Хмуро смотрю на щиты. Нет, я не знаю, сколько нужно для моей безопасности. И откуда он вообще узнал об этой школе? Я считала, что это какая-то безумная программа, о которой он знал со времен работы в ЦРУ. Но насколько я могу судить, здешние ученики – не американцы. Они приехали со всего мира. А люди, которых символизируют названные Лейлой щиты, относятся к самым разным историческим эпохам. Не понимаю, какое отношение они могут иметь к американской разведке.
В вестибюль, переговариваясь шепотом, входят девушка и парень. Но вместо того чтобы пройти мимо, они останавливаются возле нас.
– Аарья, – представляется девушка и делает реверанс.
У нее такая же смуглая кожа, как у Лейлы, и распущенные волнистые волосы. «Аарья – это… санскрит. Я почти уверена. Однако это имя встречается в различных культурах по всему миру».
– А это Феликс, – продолжает Аарья, и я различаю в ее речи британский акцент.
Парень рядом с ней кланяется. Она выглядит спокойной и расслабленной, а он напряжен. На скуле у него длинный шрам, который тянется до самого уха.
– Новембер, – говорю я, прикладывая руку к груди. – Я не особенно умею делать реверансы.
Аарья смеется, хотя, на мой взгляд, я не сказала ничего смешного.
– Если у тебя нет планов на время обеда, пожалуйста, присоединяйся к нам, – предлагает Феликс, тоже с британским акцентом.
Но напряжение, даже, я бы сказала, какая-то неловкость, не сходит с его лица. У них с Аарьей настолько разная манера поведения, что их трудно представить друзьями.
– О, спасибо! Наконец-то мне оказали нормальный прием. – Было бы здорово.
Аарья и Феликс быстро кивают и уходят, не сказав больше ни слова. Ну, может, не совсем нормальный прием, но это явно самая дружеская беседа из тех, что у меня здесь случались до сих пор.
Поворачиваюсь к Лейле, но она выглядит еще холоднее, чем раньше.
– Я что-то не то сделала? – спрашиваю я, и охранник едва заметно поворачивает голову в нашу сторону.
Лейла быстро выходит из комнаты с высоким потолком в коридор. Пройдя примерно полпути, она останавливается и осматривается, чтобы убедиться, что мы одни.
– Аарья… Она – Шакал, – шепчет она.
Я в недоумении смотрю на нее – не понимаю, о чем идет речь.
– Но она британка, да?
Лейла качает головой.
– Никто не знает, где она выросла. Она безупречно имитирует акценты. Лучше всех в школе.
Не могу сдержать улыбки.
– Ты что, только что выдала мне чью-то личную информацию?
– Я сказала тебе, что Аарья из Семьи Шакалов, а судя по тому, как ты отреагировала раньше на мой анализ твоей Семьи, могу заключить, что ты – итальянка.
– Я… – Вовремя прикусываю язык, чтобы не поправить ее, ведь она права только наполовину: моя мама была итальянкой, а папа американец. Семья Шакалов? Что-то в этих словах кажется мне смутно знакомым. – Что это значит, она – Шакал?
На ее лице появляется выражение искреннего шока.
– Я же велела тебе прекратить притворяться!
Закрываю рот. Почти уверена, что любой ответ на ее слова будет неверным.
– Тебе не хватит сил пойти против Аарьи, и твоя глупость заденет всех нас.
Я громко выдыхаю.
– Честное слово, не знаю, что тебе на это ответить. Ты не позволяешь задавать вопросы и злишься, когда я говорю, что не знаю, что здесь происходит. Понимаю, тебе, возможно, не нравится Аарья, но, если она хочет со мной пообедать, не вижу в этом ничего плохого. Разве что ты передумала и внезапно решила мне все объяснить.
Лейла долго и пристально смотрит на меня, как будто хочет о чем-то спросить. Затем, не сказав ни слова, разворачивается и уходит еще быстрее, чем раньше.