*
80
Из-за особенности гегелевского языка я воздерживаюсь от прямого цитирования. Важные для сути дела тексты можно найти в VII т. полного собрания сочинений, изданном Лассоном: Schriften zur Politik und Rechtsphilosophie.
81
См. особенно: Carré de Malberg. Contribution à la Théorie générale de l’État, 2 vol. Paris, 1920 и исключительно важное сочинение: Paul Bastid. Sieyès et sa Pensée. Paris, 1939.
82
Об общественном договоре, кн. I, гл. VII
*
83
Об общественном договоре, кн. II, гл. III
**
84
«Необычайная сила и глубина принципа современного государства состоит в том, что оно предоставляет принципу субъективности достигнуть полного завершения в качестве самостоятельной крайности личной особенности и одновременно возвращает его в субстанциальное единство и таким образом сохраняет его в самом этом принципе» (Hegel. Principes de la Philosophie du Droit, éd. fr. N. R. F., 1940. § 260)
*
85
См.: Durkheim. De la Division du Travail social, 1
re
86
Aug. Comte. Cours de Philosophie positive. Paris, 1839; особенно t. IV, p. 470–480.
87
Конт, цитируемый Дюркгеймом в «Разделении труда» (p. 401–402)
**
88
См.: H. Spencer. Essays, scientific, political and speculative, 3 vol. London, 1868–1875. Цитируемая статья находится в 1-м томе, p. 384–428, фрагмент, кратко здесь излагаемый, – p. 391–392.
89
De Regimine Principum, I, 1.
90
Id., I, 2.
91
E. Forsett. A Comparative Discourse of Bodies Natural and Politique. London, 1606.
92
Dе Rouvray. Le Triomphe des Républiques, 1673.
93
В «Энциклопедии», в статье «О политической экономии», он пишет: «Политический организм, взятый в отдельности, может рассматриваться как членосоставленный живой организм, подобный организму человека. Верховная власть – это его голова; законы и обычаи – мозг, основа нервов и вместилище рассудка, воли и чувств, органами которых являются его судьи и магистраты; торговля, промышленность и сельское хозяйство – его рот и желудок, которые готовят пищу для всего этого организма; общественные финансы – это кровь, которую мудрая экономия, выполняющая функцию сердца, гонит, чтобы она по всему телу разносила пищу и жизнь; граждане – тело и члены, которые дают этой машине движение, жизнь и приводят ее в действие, и их нельзя ранить ни в какой отдельной их части так, чтобы ощущение боли не дошло сразу же до мозга, если животное находится в здоровом состоянии. Жизнь и первого, и второго – это я, общее для целого, взаимная чувствительность и внутреннее соответствие всех частей. Если это сообщение прекращается, если единство формы распадается и смежные части перестают принадлежать друг другу иначе, как при наложении, – человек мертв или государство распалось. Политический организм – это, следовательно, условное существо, обладающее волей, и эта общая воля, которая всегда направлена на сохранение и на обеспечение благополучия целого и каждой его части и которая есть источник законов… etc.»
*
94
Philosophie positive, t. IV, p. 486, 488, 490.
95
Spencer. Essays, t. II, p. 72–73
*
96
Он напишет в «Les Institutions professionnelles et industrielles» (éd. fr., p. 517–518): «В середине века была достигнута, особенно в Англии, степень свободы самая высокая с тех пор, как стала формироваться нация… Но движение, которое в столь огромной мере покончило с деспотическим порядком прошлого, достигло того предела, начиная с которого оно пошло вспять. На место ограничений и сдерживаний, характерных для старого порядка, были постепенно введены новые виды ограничений и сдерживаний. На место господства могущественных социальных классов люди собственными руками воздвигают царство официальных классов, которые тоже станут могущественными, и вдобавок эти кассы в конечном счете будут так же отличаться от того, что имеют в виду социалистические теории, как богатая и гордая иерархия Средних веков отличалась от групп бедных и скромных миссионеров, из которых вышла».
97
«Предположим, – продолжает Гексли, – что, в соответствии с этой доктриной, каждый мускул приходит к заключению, что нервная система не имеет права вмешиваться в его собственное сокращение, если только это не служит тому, чтобы воспрепятствовать ему помешать сокращению другого мускула; или что каждая железа считает, что может секретировать в полной мере там, где ее секреция не повредила бы никакой другой железе; предположим, что каждая клетка предоставлена своему собственному интересу и в отношении всего царит попустительство, – что бы тогда произошло с физиологическим телом? Истина состоит в том, что суверенная власть тела думает за физиологический организм, действует за него и управляет всеми составными частями железной рукой. Даже кровяные шарики не могут соединяться вместе, чтобы не оказаться причиной прилива крови, и мозг, как и другие известные нам деспоты, тут же призывает сталь… ланцета. Как и в „Левиафане“ Гоббса, представитель суверенной власти в живом организме, хотя и получает всю свою мощь от массы, которой управляет, находится над законом. Малейшее сомнение в его авторитете влечет смерть или частичную смерть, которую мы называем параличом. Отсюда следует, что если аналогия политического тела с физиологическим и стоит чего-то, то, мне кажется, что она оправдывает возрастание, а не сокращение государственной власти». (Из эссе «Administrative Nihilism», написанного как ответ Спенсеру и опубликованного в книге «Method and Results». London, 1893.)
98
См. среди многих прочих: Lilienfeld. Die menschliche Gesellschaft als realer Organismus. Mittau, 1873. Общество есть самый высокий класс живых организмов. Abl. Schäffle. Bau und Leben des sozialen Körpers, 4 Bde, 1875–1878, где автор старательно, орган за органом, производит сравнение тела физиологического и тела социального. Что не помешает Вормсу заново проделать ту же самую тяжелую работу: Worms. Organisme et Société. Paris, 1895. См. также G. de Graef. Le Transformisme social. Essai sur le Progrès et le Regrès des Sociétés. Paris, 1893: «В истории развития человеческих обществ органы, регулирующие коллективную силу, постепенно совершенствуются, осуществляя все более и более мощную координацию всех социальных деятелей. Не то же ли самое происходит в иерархическом ряду всех живых видов, и не является ли степень их организации фактором, предписывающим им их место на лестнице животных? То же самое в отношении обществ: уровень организации есть общая мера, показатель, уровня прогресса; не существует другого критерия их взаимной ценности либо их относительной ценности в истории цивилизаций». Можно сослаться еще на работу: Novicow. Conscience et Volonté sociales. Paris, 1893. Этот тезис имеет большой успех в социалистических кругах, где Вандервельд сделался его пламенным пропагандистом. Наконец, самое недавнее – и лучшее – рассмотрение вопроса находим у биолога Оскара Гертвига: Oskar Hertwig. Der Staat als Organismus, 1922.
99
De la Division du Travail social. Paris, 1893.
100
«Следовательно, рассматривать теперешние размеры правительственного органа как болезненный факт, вызванный случайным стечением обстоятельств, – значит противоречить всякому методу. Все вынуждает нас видеть в этом нормальное явление, зависящее от самой структуры высших обществ, так как оно прогрессирует постоянно и непрерывно по мере приближения обществ к этому типу», и т. д., и т. д. (p. 201–202)
*
101
«Всякий раз, когда мы сталкиваемся с правительственным аппаратом, наделенным большой властью, нужно стараться искать основание ее не в особом положении управляющих, но в природе управляемых им обществ. Надо наболюдать, каковы общие верования, общие чувства, которые, воплощаясь в какой-нибудь личности или семье, сообщили ей такое могущество». (p. 213–214)
**
102
См.: Les Formes élémentaires de la Vie religieuse, 2
e
103
Г-н Марсель Брион рассуждает о начале этого завоевания человеческого прошлого в своем сочинении «La Résurrection des Villes mortes» (2 vol. Paris, 1938).
104
Совершенно понятно, что нет одной цивилизации, состояние которой мы могли бы представить как самое развитое, и что разные общества в ходе человеческой истории развили некие цивилизации, каждая из которых дошла до определенного расцвета, иногда довольно низкого относительно нашего, иногда равного ему, а в некоторых отношениях его превосходящего. Сказанное стало столь общим местом, что я не считаю нужным на этом останавливаться.
105
Дикман написал об этом следующее: «В момент, когда первые конкретные социальные группы являются нам в Египте, в частности, в изображениях, фигурирующих на додинастических сланцевых палетках
*
Dykmans106
«Я признаю, что если благодаря древним авторам я смог подтвердить некоторые счастливые предположения, касающиеся дикарей, то благодаря обычаям дикарей я смог легче понять и объяснить многое из того, что есть у древних авторов» (Lafitau. La Vie et les Mœurs des Sauvages américains, comparées aux Mœurs des premiers temps. Amsterdam, 1742, t. I, p. 3).
107
В 1859 г.
108
Идея единого первобытного общества была сформулирована Спенсером в следующих выражениях: «Понятия физиологов значительно продвинулись вперед с открытием того, что организмы, которые в своем зрелом возрасте кажутся не имеющими ничего общего между собою, на своих первых ступенях развития чрезвычайно подобны друг другу; и даже что все организмы выходят из некой общей структуры. Если общества развились и если постепенно усилилась взаимная зависимость их частей, возникшая вследствие кооперации, то следует предположить, что как бы ни различались структуры этих развитых общественных тел, существует единая рудиментарная структура, из которой все они происходят» (Principles of Sociology, t. II, § 464)
*
109
Морган представил свою систему в 1877 г. в весьма нашумевшей книге «Ancient Society or researches in the lines of human progress from savagery through barbarism to civilization».
110
Чем больше успехи увлекательной науки, именуемой сегодня «социальной антропологией», и чем внимательнее изучаются данные, собранные исследователями, тем больше кажется, что далекие от того, чтобы быть сходными, общества, называемые «первобытными», фундаментально различаются между собой. Идея прогрессивной дифференциации, начиная с некой модели, по-видимому, должна быть целиком отброшена. Еще не время разворачивать новые перспективы, предлагаемые нам этим фактом.
111
Аристотель. Политика, кн. I, гл. I*.
112
Об общественном договоре, кн. I, гл. II.
113
«Pensées sur divers sujets». Бональд также писал: «Каждая отдельная семья образует сама по себе домашнее общество, независимое по природе» (Législation primitive, livre II, ch. IX).
114
Аристотель. Указ. соч.**.
115
Patriarcha, or the natural rights of kings. London, 1684.
116
Vico. La Science nouvelle, trad. Belgioso. Paris, 1844, p. 212
*
117
«An essay concerning certain false principles» – первый из двух его трактатов о правлении
**
118
В 1861 г. английский юрист Самнер Мейн показывает, наконец, живой образ патриархальной семьи, которую единодушно рассматривали как первоначальное общество. Мейну не преподавали римское право, поэтому, когда он столкнулся с его наиболее древними нормами, их контраст с современной юриспруденцией вызвал у него нечто вроде интеллектуального шока, и ему вдруг представился образ жизни, который они предполагали. С тех пор он узнал, как ни один историк, patres
*
Samner Maine*
119
В излучине реки Нигер. См.: L. Tauxier Le Noir du Yatenga. Paris, 1917.
120
Живость семейной памяти, какую мы находим у силми-моси, прекрасно сочетается с развитием процесса физической дезинтеграции; в самом деле, их жилище (zaka) вмещает в себя в среднем только одиннадцать или двенадцать человек. У моси, которые являются господствующим народом региона, в кантоне Кусука, например, на 3 456 человек насчитывается 24 семьи, разделенные, однако, на 228 жилищ, примерно по 15 человек в каждом. Глава семьи, или boudoukasaman, удерживает в своей полной власти только свою собственную zaka (жилище), но он осуществляет, как глава семьи, религиозные и судейские функции, и именно в его компетенции выдавать замуж дочерей семьи. Когда он умирает, ему наследует его младший брат, потом – младший брат этого последнего, до тех пор, пока эта цепочка не прервется; тогда власть переходит к старшему сыну старшего брата. Такая форма наследования очень хорошо понятна: она направлена на то, чтобы во главе семьи оставался тот, кто является наиболее близким родственником. Глава жилища называет себя zakasoba. Члены zaka в течение одной части года должны работать на него бóльшую часть своего времени, два дня из трех, а он их кормит в течение большей части года, семь месяцев из двенадцати. Наряду с семейными полями существуют и маленькие частные поля. См.: Louis Tauxier. Op. cit.
121
Bachofen. Das Mutterrecht: eine Untersuchung über die Gynoikokratie der alten Welt nach ihrer religiösen und rechtlichen Natur. Stuttgart, 1861.
122
Воодушевленный своим открытием, базельский профессор позволяет себе увлечься настолько, что даже утверждает, будто власть принадлежала Великой Матери, противостоявшей главе рода. Первая великая революция человечества будто бы заключалась в ниспровержении матриархата. Память об этом перевороте сохраняется в мифе о Беллерофонте, убийце Химеры и победителе амазонок. Являясь столь лестной для воображения, эта гипотеза не была поддержана научным миром. См. также: Briffault. The Mothers, 3 vol. London, 1927.
123
Замечательно, что начиная с 1724 г. отец Лафито наблюдал у ирокезов феномен передачи родства по материнской линии и отметил, что вследствие этого женщина оказывается в центре семьи и нации. Он установил здесь сходство с тем, чтó сообщает Геродот о ликийцах. Прошло почти полтора века после того как были сделаны эти разумные наблюдения, прежде чем из них извлекли какую-то пользу. «Именно в женщинах, – говорит Лафито, – заключается то, что составляет собственно нацию, благородство крови, генеалогическое древо, порядок рождения, сохранность семей. Именно у них вся реальная власть; страна, поля и весь урожай принадлежат им; они душа советов, арбитры мира и войны; они сохраняют государственную казну; именно им дают рабов; они совершают браки, дети являются их собственностью и именно в их крови заложен порядок наследования. Мужчины, напротив, совершенно изолированы и ограничены собственным кругом: их дети им чужие; с ними все гибнет: одной только женщиной держится хижина. Но если в этой хижине есть только мужчины, то сколько бы их ни было и сколько бы детей они ни имели, их семья угасает; и если хотя бы для почета среди них выбирают главу рода, они не работают ради самих себя; кажется, что они существуют только для того, чтобы представлять и поддерживать женщин… …Следует знать, что браки совершаются таким образом, что супруг и супруга вовсе не уходят из своих семей и из своих хижин, чтобы создать отдельную хижину. Каждый остается у себя, и дети, которые рождаются от этого брака, принадлежат женщинам, произведшим их на свет, и считаются происходящими из хижины и из семьи женщины и совершенно не связанными с семьей мужчины. Никакого имущества мужа нет в хижине женщины, для которой сам он является чужим, и в хижине женщины девочки считаются более предпочтительными наследниками, чем дети мужского пола, поскольку эти последние не имеют ничего, кроме собственного существования. Таким образом подтверждается то, что говорит Николай Дамаскин, касаясь наследования (у ликийцев), и то, что говорит Геродот, касаясь благородного сословия: поскольку дети были зависимы от своих матерей, они имели такое же значение, как и сами их матери… Женщины не осуществляют политической власти, но они передают ее…» (Op. cit., t. I, p. 66 et suiv.).