Внезапно выражение лица Элизабет изменилось, как будто щелкнули переключателем: все дружелюбие слетело с нее, и лицо превратилось в маску враждебности. Она уперлась в финансового директора ледяным немигающим взглядом.
«Генри, мне кажется, вы не играете в команде, – холодно произнесла она. – Я думаю, вам пора нас покинуть».
Ошибиться в том, что только что произошло, было невозможно. Элизабет не просто просила финансового директора выйти из кабинета, ему сказали покинуть компанию. Прямо сейчас. Мосли только что уволили.
Глава 1
Цель и смысл жизни
Элизабет Энн Холмс с юных лет знала, что станет успешным предпринимателем. В семь лет она начала проектировать машину времени и исписала целую тетрадку выкладками и чертежами. Лет в девять или десять на каком-то семейном празднике родственники начали задавать вопрос, который рано или поздно задают любому ребенку: «А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» Элизабет отвечала, не тратя ни секунды на размышление: «Миллиардером».
«А может быть, лучше президентом?» – переспрашивали ее.
«Нет, президент и так на мне женится, потому что у меня будет миллиард долларов».
И это не было бездумной детской болтовней, по воспоминаниям родственников, Элизабет говорила это с абсолютной серьезностью и целеустремленностью. Родители подогревали ее амбиции. Кристиан и Ноэль Холмс напоминали ей про славную историю предков и ожидали, что дочь пойдет по стопам деда. Чарльз Луи Флейшман эмигрировал в Соединенные Штаты из Венгрии[2] и основал успешную Fleischmann’s Yeast Company[3]. В результате к концу девятнадцатого века Флейшманы стали одним из богатейших семейств Америки.
Дочь Чарльза Луи Флейшмана, Бетти, вышла замуж за датского врача Кристиана Холмса, который и стал прапрадедушкой Элизабет Холмс. Удачно воспользовавшись семейными связями жены, доктор Холмс основал в Цинциннати, штат Орегон, больницу и медицинский факультет Университета Цинциннати. Так что на встречах с венчурными капиталистами Элизабет небезосновательно утверждала, что буквально генетически предрасположена не только к предпринимательству, но и к медицине.
Мать Элизабет, Ноэль Холмс, в девичестве Дауст, могла похвастаться не менее достойной семейной историей. Ее отец, дед Элизабет, выпускник военной академии Вестпойнт, сыграл значительную роль в реформе американской армии и ее переходе от всеобщей мобилизации к профессиональной службе по контракту. Свою карьеру он закончил на высоком посту в Пентагоне. Что неудивительно, ведь семья Даустов вела свою родословную от Луи Даву, одного из талантливейших наполеоновских генералов.
И все же успехи семьи отца больше захватывали воображение Элизабет. Впрочем, не только успехи: отец Элизабет сделал все, чтобы дочь была в курсе не только достижений далекого прапрадеда, но и более мрачных страниц семейной истории. Его отец и дед вели яркую, но не слишком упорядоченную жизнь. Оба сменили не одну супругу и оба безуспешно боролись с алкоголизмом, что, по мнению Криса, и привело к полной растрате семейного состояния.
«Я росла на всех этих историях о былом величии, – расскажет Элизабет в интервью журналу The New Yorker много лет спустя. – О людях, которые прожигали жизнь вместо того, чтобы сделать что-нибудь полезное и наполненное смыслом. О том, к чему приводит такой выбор для характера человека и качества его жизни».
* * *
Детство Элизабет провела в Вашингтоне, округ Колумбия, где отец сменил несколько должностей в государственных органах – от Государственного департамента до Агентства по международному развитию, а мать работала секретарем в Белом доме, пока не родила дочь и не уволилась. На лето Ноэль с детьми уезжала в Бока-Ратон во Флориде, где у дяди и тети Элизабет, Рона и Элизабет Дитц, был таунхаус с прекрасным видом на Береговой канал[4]. Их сын, Дэвид, был на три с половиной года младше Элизабет и на полтора – Кристиана, ее родного брата.
Дети спали на матрасе на полу, а по утрам бегали на пляж купаться. Днем же наставало время игры в «Монополию». Когда Элизабет побеждала, то есть почти всегда, она настаивала на том, чтобы доиграть до самого конца, накапливая дома и отели в ожидании полного разорения Дэвида и Кристиана. В редких случаях, когда Элизабет проигрывала, она могла выбежать из дома в такой ярости, что не замечала сетчатой двери на своем пути. Ее стремление к превосходству было заметно уже в детстве.
В старших классах Элизабет не была особо популярной. Семья переехала в Хьюстон, потому что Крис Холмс перешел на работу в Tenneco. Дети Холмсов пошли в самую престижную частную школу Хьюстона – St. John’s. Элизабет на тот момент была долговязым подростком, красилась в блондинку и пыталась разобраться с расстройствами пищевого поведения.
В школе Элизабет со всей силой и рвением взялась за учебу, часто засиживаясь за уроками допоздна, и вскоре стала круглой отличницей. Так начала складываться ее привычка на долгие годы – много работы, мало сна. За успехами в учебе пришли и улучшения в отношениях с противоположным полом, Элизабет начала встречаться с сыном уважаемого хирурга. Они даже поехали вместе в Нью-Йорк, чтобы встретить новое тысячелетие на Таймс-сквер.
Приближалось время всерьез задуматься о высшем образовании, и Элизабет выбрала своей основной целью Стэнфорд. Для отличницы, которая интересовалась наукой и компьютерами, а также мечтала о том, чтобы стать предпринимателем, это был естественный выбор. Вряд ли Леланд Стэнфорд, основывая небольшой сельскохозяйственный колледж, ожидал, что в двадцатом веке его учебное заведение станет основным поставщиком кадров для Кремниевой долины. Интернет-бум был в самом разгаре, и многие из значимых компаний той эпохи, например Yahoo, были основаны или задуманы именно в аудиториях и общежитиях Стэнфорда. Когда Элизабет доучивалась в школе, два стэнфордских студента начали раскручивать свой небольшой стартап со странным названием – Google.
Ко всему прочему, университет был уже знаком Элизабет: несколько лет в конце восьмидесятых – начале девяностых ее семья жила совсем недалеко от кампуса в Вудсайде, Калифорния. Тогда Элизабет познакомилась с соседской девочкой Джесс Дрейпер, чей отец, Тим Дрейпер, был венчурным капиталистом в третьем поколении и одним из самых успешных инвесторов в стартапы Кремниевой долины.
Кроме того, было еще одно обстоятельство, связывающее ее со Стэнфордом – китайский язык. Во время своих рабочих командировок отец Элизабет часто ездил в Китай и решил, что дети должны знать этот язык. Поэтому был нанят репетитор, который приходил каждое субботнее утро. Еще не окончив школу, Элизабет упросила принять ее в качестве участницы летней университетской программы по китайскому. Вообще-то школьников туда не принимали, но Элизабет так поразила директора свободным владением языком, что для нее сделали исключение. Программа состояла из пяти недель занятий в университете и месяца стажировки в Пекине.
* * *
Элизабет поступила в Стэнфордский университет в 2002-м, окончив школу с отличием и получив президентскую стипендию – грант в три тысячи долларов, – которую могла потратить на свое образование.
Отец приучил Элизабет к мысли, что в ее жизни должны быть цель и смысл. Во время своей работы на государственной службе Крис Холмс часто сталкивался с гуманитарными миссиями, например он принимал непосредственное участие в разрешении кубинского миграционного кризиса 1980 года, когда около ста тысяч беженцев с Кубы и Гаити перебрались на переполненных лодках и плотах в США. По дому были развешаны фотографии, на которых он раздавал гуманитарную помощь в разрушенных войной городах. В результате Элизабет усвоила, что для того, чтобы действительно оставить свой след в мире, мало стать просто богатым, нужно совершить что-то для всеобщего блага. Биотехнологии же явно давали возможность достичь обеих целей. Элизабет выбрала в качестве специализации химическую технологию, позволяющую начинать работать сразу после университета.
Главным стэнфордским профессионалом в этой области был Ченнинг Робертсон. Харизматичный, красивый и веселый, он преподавал в университете с 1970 года и умел находить общий язык со студентами. Кроме того, Робертсон был однозначно самым модным из преподавателей – седеющий блондин с шикарной шевелюрой, он вполне мог прийти на лекцию в черной кожаной куртке. В его пятьдесят девять новые знакомые не давали ему и пятидесяти.
Элизабет записалась на его курс «Введение в химическую технологию» и цикл семинаров по средствам контролируемого введения лекарств. Кроме того, она убедила Робертсона разрешить ей стажироваться в его исследовательской лаборатории. Тот согласился и назначил ее в пару к аспиранту, который занимался поиском наиболее эффективных энзимов для стирального порошка.
Несмотря на долгие часы, которые Элизабет проводила в лаборатории, она ухитрялась вести активную социальную жизнь: регулярно ходила на студенческие вечеринки и начала встречаться с второкурсником по имени Джей Ти Батсон. Его очаровала уверенность и опытность Элизабет, а некоторая замкнутость только добавляла шарма. «Она не особо любила делиться переживаниями, да и в целом предпочитала держать чувства и мысли при себе», – вспоминал Батсон.
На первые зимние каникулы Элизабет вернулась в Хьюстон встречать Рождество с семьей и Дитцами, прилетевшими из Индианаполиса. Проведя всего полгода в университете, она уже подумывала бросить учебу. Во время рождественского ужина отец запустил в Элизабет самолетик с буквами P.H.D[5] на крыльях. Ее ответ был настолько резок, что граничил с грубостью: «Нет, папа, не нужна мне степень, я хочу зарабатывать деньги».
Весной того же года Элизабет сообщила Батсону, что не сможет с ним больше встречаться, поскольку собирается создать свою компанию и планирует тратить все время на нее. Батсон, которого никогда раньше вот так не бросали, был в шоке, хотя необычность причины несколько притупила переживания. В Стэнфорде Элизабет проучилась до следующей осени, съездив летом на стажировку в Сингапурский Институт генома. В 2003 году в Азии разразилась эпидемия атипичной пневмонии, и лето Элизабет провела за исследованием образцов, полученных «дедовскими» методами – иголками и мазками. В итоге она твердо решила, что должны существовать лучшие способы забора анализов.
Вернувшись домой, Элизабет засела за компьютер и проработала пять дней, прерываясь только на короткий двухчасовой сон и питаясь тем, что приносила на подносе мать. Основываясь на новых технологиях, о которых она узнала в Сингапуре, и опыте, полученном на занятиях Робертсона, она оформила патентную заявку на небольшую ручную повязку, которая должна одновременно проводить диагностику заболеваний и лечить их. Отсыпалась она в машине, пока мать везла ее из Техаса в Калифорнию к началу второго учебного года. Вернувшись в кампус, первым делом Элизабет показала патент Робертсону и работавшему там же аспиранту по имени Шанук Рой.
Много лет спустя, давая показания в суде, Робертсон будет вспоминать, как его впечатлила изобретательность Элизабет: «Она умела сочетать науку, инженерию и технологию каким-то совершенно невероятным способом, который я и вообразить не мог!» Кроме того, он был поражен целеустремленностью девушки и готовностью работать над идеей до конца. «Я никогда не встречал таких студентов, а поверьте, я повидал их немало – тысячи. Конечно, я всячески поощрял ее заниматься делом, в которое она так верила и о котором мечтала».
Шанук отнесся к Элизабет и ее идее более спокойно. Он вырос в Чикаго в семье индийских иммигрантов, не был заражен бешеным энтузиазмом Кремниевой долины и считал себя очень уравновешенным и прагматичным человеком. С точки зрения практической реализации, патент Элизабет казался ему не готовым к воплощению. Но в итоге уверенность Робертсона и идея о создании стартапа захватили и его. Пока Элизабет оформляла бумаги на юридическое лицо, Шанук заканчивал работу для получения ученой степени. В мае 2004-го он стал первым сотрудником новой фирмы и получил миноритарную долю в бизнесе. Робертсон же вошел в совет директоров как консультант.
* * *
Для начала Элизабет и Шанук несколько месяцев снимали крошечный офис в Берлингейме[6], затем переехали в помещение побольше. Но и оно было далеко не самым престижным. Формально офис имел адрес в Менло-Парк[7], но в реальности был расположен в старой промзоне восточного Пало-Альто, где еще нередко случались гангстерские перестрелки. Как-то раз Элизабет приехала на работу с осколками стекла в волосах – кто-то прострелил боковое стекло ее машины, пуля просвистела в нескольких сантиметрах от головы.
Элизабет зарегистрировала компанию Real-Time Cures, которая из-за опечатки на первых платежных ведомостях превратилась в Real-Time Curses[8]. Позже название было изменено на «Теранос» – от сочетания слов «терапия» и «диагноз»[9]. Чтобы получить первые деньги на запуск и развитие, были использованы семейные связи: Элизабет убедила Тима Дрейпера, который был отцом ее соседа и друга детства Джесса Дрейпера, вложить миллион долларов. Дед Тима Дрейпера основал первый венчурный фонд в Кремниевой долине в конце пятидесятых, да и собственная инвестиционная компания Тима – DFJ – была известна успешными вложениями в технологические стартапы, например в сервис Hotmail. Имя Дрейпера имело определенный вес, и его наличие в списке акционеров вызывало доверие других потенциальных инвесторов.
Другой друг семьи, а точнее, старый друг отца Элизабет, кризисный менеджер на пенсии Виктор Палмиери, также вложил значительную сумму. С Крисом Холмсом он познакомился в семидесятых, когда тот работал в Государственном департаменте, а Палмиери занимался вопросами беженцев в администрации Картера[10]. Элизабет очаровала Дрейпера и Палмиери своей кипучей энергией и мечтой применить принципы микро- и нанотехнологий к диагностике человеческих заболеваний. В своей двадцатишестистраничной брошюре для привлечения инвесторов Элизабет описывала небольшое устройство, больше всего похожее на пластырь, которое будет приклеиваться на тело и забирать образцы крови прямо сквозь кожу с помощью микроигл. TeraPatch, так устройство называлось в брошюре, будет содержать микропроцессорную систему, которая проанализирует полученный образец и на основании результатов примет решение, сколько лекарства нужно ввести. Кроме того, результат анализа будет отправлен лечащему врачу через беспроводной интерфейс. В брошюре был красочный рисунок «умного пластыря» с подписанными компонентами.
Но были и те, кого презентация не впечатлила. Однажды июльским утром 2004-го Элизабет отправилась на встречу с представителями MedVenture Associates, венчурной компании, чьей специализацией были вложения в медицинские стартапы. Сидя напротив пяти партнеров-основателей, Элизабет широкими мазками рисовала эпичную картину того, как ее технология перевернет медицинский мир и изменит отношение человечества к лечению. Но когда один из представителей MedVenture попросил перейти к непосредственным деталям и рассказать, как именно микропроцессорная система Элизабет будет работать и чем она будет отличаться от аналогичной системы компании Abaksis, уже выведенной на рынок, молодая предпринимательница заметно смутилась, и атмосфера внезапно стала значительно более напряженной. Не ответив ни на один из конкретных технических вопросов, последовавших в изобилии в следующие полчаса, Элизабет вскочила и вышла с оскорбленным видом.