Он почувствовал, что ему не хватает времени, чтобы принять решение. Нужно было вдохнуть и выдохнуть, но сделать это правильно: глубокий вдох и выдох, опущенные глаза красноречивее целого абзаца рассказали бы о чувстве вины. Снисходительный выдох и наклон головы вбок и, не дай Бог, сочувствующая понимающая улыбка, предвещая готовящуюся ложь, подобно хлысту полоснули бы друга по лицу, рассекли бы сердце надвое. Твердое и спокойное дыхание, как если бы ты собирался что-то сказать в самый искренний момент, но ты и не думал врать. Так он и сделал, а между тем думал.
Ужасно сложный вопрос дружеской лжи. Стоит ли? Где та грань в дружбе, через которую он может переступить? Станет ли от этого дружба менее искренней и надежной? Возникнет ли брешь в этом спасательном круге, или он станет крепче? В этот момент ему показалось, что он, как будто бы, ни разу в жизни не лгал другу. Нет, тогда было совсем не то. Он врал, но врал о том, что касалось его самого. Скажем, сильно ли у него болит нога, или хочет ли он последнюю конфету, в общем не важно, это не касалось другого человека, и никогда его ложь не была так глубока и близка к человеческой душе. Время неотвратимо продолжало свой ход, а решение он так и не принял. Больше медлить нельзя и не имеет смысла…
– Нет, Пол, – твердо сказал Мэттью, – я не поддался тебе. В какой-то момент я думал так сделать, но я не смог бы. Ты был сегодня упорен и быстр, а мне не хватило сил, чтобы угнаться за тобой.
Лицо Пола чуть разгладилось и успокоилось, но все еще оставалось встревоженным от искрящихся в глубине души мыслей и переживаний.
– Спасибо тебе, Мэттью, за честность, – сдавленным голосом произнес он. – Ведь я никогда прежде не занимал лидирующие места. Победа всегда была для меня чем-то далеким, чем-то невозможным. А сегодня… сегодня она стала такой близкой, осязаемой! Я прямо чувствовал, как она бьется и пульсирует у меня в руках! Честное слово, я так её и ощущал! Да это было только третье место, но оно было моим! Заслуженным! Достигнутым! И если бы ты мне поддался, я бы…
– С этого дня, Пол, ты только так и будешь бегать! – перебил его Мэттью. – только так! Даже если ты устал и пробежал чуть хуже, ты теперь будешь твердо знать, видеть, что ты можешь лучше. Это твоя победа, твой характер, твоя воля! И чтоб мне пусто было, но в твоей жизни еще будет множество первых мест, сладких побед, великих достижений, что бы не стояло на твоем пути!
– Если ты будешь верить в меня, то так оно и будет, – вдруг выпалил Пол и, покраснев, потупил взгляд. – Прости, это было глупо!
– Вздор! Человеку, любому человеку нужно, чтобы в него поверили! Да, мы остались одни на этом свете, но только лишь на время. – пылко заговорил Мэттью. – Ты помнишь день, когда мы подружились? Помнишь тех парней постарше нас, что хотели избить? Я выстоял тогда только потому, что ты поверил в меня. А я поверил в тебя, что ты не отступишь и не уйдешь, когда в разгаре драки окажешься ближе к двери. Те парни сделали тогда свой выбор и отправились в полицию, а мы сделали свой – идти упорно дальше и верить друг в друга. – Мэттью сделал шаг вперед и положил руку на плечо друга. – Моя вера в тебя живет еще с тех пор, она всегда с тобой и только так. Так что смело иди вперед и сметай все сомнения напрочь, Пол.
Пол твердо посмотрел Мэттью в глаза, свел скулы и, одними лишь губами проговорив «спасибо», развернулся и пошел в направлении домика. Может кому-нибудь это показалось бы странным, вот так развернуться и уйти, но только не ему: когда дело доходит до мужских эмоций и реакций, всё будет сказано позже и не словом, а делом. Теперь эти плечи, на которых секунду назад лежали руки Мэттью станут в разы прямее и крепче, чем еще вчера.
Мэттью проследил за тем, как спина Пола скрывается за дверью, тяжело вздохнул и, пробежавшись взглядом по лагерю, заметил вперившиеся в него голубые глаза мистера Гордона. Тот смотрел всего какую-то секунду, а затем вновь углубился в бумаги, что-то пробормотав то ли себе, то ли мистеру Андерсону. Мэттью не хотел об этом думать и, развернувшись, побрел дальше, к озеру.
Блаженные несколько часов одиночества пролетели для него как несколько минут. Он сидел на пирсе и, разложив на коленях книгу, читал, изредка отвлекаясь на плеск играющихся на мелководье рыбешек или заливистый хохот ребят на спортивной площадке. Иногда он все же нервно поглядывал на расположенную невдалеке лавочку, на которой сидел гость с неизменной стопкой бумаг, и как ему казалось, исподволь наблюдавший за ним.
Послышался легкий шорох, и на плечо Мэттью легла чья-то рука. В мгновение ока все внутри него раскалилось до красна: он так не любил, когда кто-то прерывает его одиночество. Так же быстро, как всё воспылало, всё потухло. Он узнал это легкое прикосновение. Тепло этой руки, пройдя сквозь плечо, обволокло сердце. Только ей он мог простить вторжение в его одиночество.
– Привет, Кэтрин, – мягко проговорил он.
– Как ты узнал, что это я, – удивленно спросила она и, сев рядом, свесила ноги к самой поверхности воды.
– Не знаю, просто почувствовал, – ответил он и заглянул в её светящееся от улыбки лицо. – Почему у тебя мокрые волосы?
– Только что сдавала норматив по плаванью. Сегодня улучшила свой результат. Проплыла за пятьдесят восемь и три десятые!
– Надо высушить твои волосы, а то простудишься, – сказал Мэттью и, взяв из её рук полотенце, укрыл им голову. Она рассмеялась, но противиться не стала. – А почему вы поплыли сегодня, ведь должны были завтра?
– Я не знаю точно, – донесся приглушенный голос из клубка полотенца, – должно быть из-за приезда этого человека. Все так быстро произошло, что я даже не успела как обычно поволноваться.
– Ты так говоришь, будто тебя лишили какой-то радости в жизни, – сказал Мэттью и, посмотрев поверх головы Кэтрин, вновь заметил твердый взгляд гостя, отчего ему стало немного не по себе.
– А то как же, – ответил Кэтрин, наконец выпутавшись из полотенца. – Это же целый процесс. Я бы даже сказала ритуал! Надо ночью перед этим как следует поворочаться, чтобы кровать больше не казалась уютной и пригодной для сна, затем покусать губы, оставить половину завтрака в тарелке и выпить меньше воды, чем необходимо. Затем дрожать до тех пор, пока не сделав мучительно долгий вдох, не приготовишься к прыжку. А как же иначе?
– Я прекрасно понимаю тебя, но твой нервный романтизм вызывает у меня много вопросов и сомнений.
– А ты не сомневайся, – весело проговорила Кэтрин и легонько опершись на плечо Мэттью, встала. – Ну, я пошла. Погуляем сегодня вечером?
– Встретимся как обычно, в девять под деревом у столовой? – предложил Мэттью.
– Как обычно, – кокетливо ответила девушка, наклонив голову набок и привстав на цыпочки. – Ну, я пошла, – добавила она и, махнув рукой, легкой походкой побрела по пирсу в сторону берега.
– До встречи, – сказал Мэттью, смотря ей вслед.
Он еще долго наблюдал за тем, как она поднимается по небольшому склону и растворяется в глубине лагеря. Взгляд его ненароком скользнул по скамье, где сидел гость, но она уже была заполнена что-то весело обсуждавшими ребятами. Просидев на пирсе еще пару часов, он захлопнул книгу и встал, когда по озерной глади поплыла легкая вечерняя дымка. Сходив на ужин, Мэттью вернулся в комнату и, немного поболтав с ребятами, прилег на кровать в ожидании назначенного для прогулки часа. Он ждал, когда наступит время, и весь лагерь погрузится в тишину и сон, чтобы тихонько прикрыв за собой дверь, незамеченным пройтись по скользкой траве и, притаившись в темноте под раскидистым деревом, ждать её появления. До девяти оставалось всего каких-то пятнадцать минут, когда неожиданно дверь их домика распахнулась, заставив всех вздрогнуть, и на пороге появился взволнованный мистер Андерсон. Он быстро обвел комнату взглядом и, упершись им в Мэттью, произнес серьезным тоном:
– Собирайся, Мэттью, тебя переводят.
Ничего не понимая, он в оцепенении сидел на кровати и каким-то отстраненным взглядом смотрел то на тренера, то на товарищей.
– То есть, как переводят? – недоумевающе спросил он и чуть не добавил: «а как же встреча?».
– Прошу, Мэттью, не задавай вопросов, просто собери вещи и через десять минут будь у входа, – сказал тренер и вышел.
На минуту в комнате воцарилась тишина. Он слышал только то, как гулко стучало сердце в его груди. На глаза навалилась пелена. Друзья, ничего не понимая, молчали. Он медленно потянул руку под кровать и достал сумку. Сначала он положил одну стопку вещей, затем вторую, и только тут до всех дошло: Мэттью уезжает! Первым тишину нарушил Пол.
– Как же так, Мэттью! – произнес он дрожащим от слез голосом.
Сэмюэль лежал на кровати с перекошенными на носу очками и, отказываясь верить в происходящее, легонько мотал из стороны в сторону головой.
– Мэттью, – только и выдохнул Фрэнк.
Мэттью молча закончил собирать вещи и, застегнув сумку, подошел и положил её у самой входной двери. Затем он выпрямился и повернулся к ребятам. В глазах его стояли слёзы.
– Вот и всё, парни, – только и вымолвил он.
Первым с кровати вскочил Пол. Он подбежал и крепко обнял Мэттью. Следом с мест сорвались Фрэнк и Сэмюэль.
– Ну как же так, Мэттью, ну как же так! – сквозь слезы сетовал Сэмюэль.
С минуту они стояли так.
– Ну, ладно вам ребята, – сказал Мэттью, – так растрогались, будто мы с вами больше не увидимся! Выше головы! – троица разжала объятия и чуть отошла в сторону.
– Увидимся? – с надеждой проговорил Сэмюэль.
– А то как же! – радостно ответил Мэттью. – Обязательно увидимся, вот посмотрите!
Дверь позади Мэттью распахнулась.
– А, всё, ты готов? – спросил мистер Андерсон. – Ну, тогда пойдем.
Мэттью развернулся, поднял сумку, но замешкался на пороге. Он обернулся и в упор посмотрел на Пола. Стремительно подойдя к нему, он одной рукой крепко обнял его и сквозь слезы шепнул серьезным тоном:
– А ты смотри у меня! Я верю в тебя! Не смей сомневайся в себе, Пол! – Заглянув на прощанье ему в глаза, он скрылся за дверью в ночной прохладе.
Мэттью шел вслед за тренером то по дорожкам, то, временами, по отсырелой траве, к воротам лагеря. Он шел опустив голову, и едва прислушивался к тому, что говорит тренер.
– Ты не переживай Мэттью, на твоем месте хотел бы оказаться каждый. Ты парень хороший, смышленый, со всем справишься. Со всем, это точно. Целеустремленный ты и серьезный…
Тренер все продолжал говорить, пока, пройдя через весь лагерь, они не оказались у ворот, за которыми уже урчал двигателем автомобиль. Тренер остановился и крепко обнял Мэттью. Тот стоял, погруженный в искренние, любящие объятия, в руках чувствовалась тяжесть сумки, а взгляд его был устремлен на одинокий темный силуэт под раскидистым деревом у столовой.
Он хлопнул дверью и, немного сдвинув на сиденье свою сумку, посмотрел вперед. Водитель внимательно осмотрел парня через зеркало заднего вида, а затем глянул на пассажирское сиденье.
– Можем ехать, – размеренно произнес мистер Гордон.
Водитель толкнул рычаг передачи и, взревев двигателем, машина понеслась по дороге сквозь нависшую ночь, легонько покачиваясь на кочках. Мэттью сидел, вжавшись в сиденье, и тревожно глядел в окно на выныривающие из темноты стволы деревьев, застигнутых в странных позах светом фар. Ему бы сейчас засыпать мистера Гордона вопросами: куда он едет, почему, для чего, как долго и прочими, но он все никак не мог поверить, что вообще едет. Перед глазами всё ещё мелькал силуэт под деревом, печальные глаза друзей, привычная комната с кроватями, круглым столом посередине и натянутой бельевой веревкой с досыхающей майкой и штанами Сэмюэля.
– Всё как-то неправильно. Всё как-то не так, – думалось Мэттью. – Может быть я вообще сплю? – он пробежался взглядом по приглушенно освещенному фарами салону автомобиля, по силуэтам сидящих впереди людей. – Да, должно быть я придремал, пока ждал часа встречи с Кэтрин. Надо немного напрячься, и я проснусь.
Мэттью зажмурил глаза и попытался выйти из сна. Из-за закрытых глаз он не увидел большой кочки на дороге и, подскочив на сиденье, больно ударился головой о стекло.
– Что за ребячество, – подумал он, потирая ушибленное место. – Соберись, наконец, и будь мужественнее.
Спустя час быстрой езды и сильной тряски они подъехали к одиноко стоявшему посередине поля пункту проверки документов. Водитель и мистер Гордон молча достали бумаги, и после быстрой проверки они снова двинулись в путь, оставив позади бело-красный шлагбаум и оранжевый всполох сигареты военнослужащего. Дорога стала гораздо ровнее и прямее, лишь сильно громыхали швы авиационных плит под колесами автомобиля, но вскоре этот гул поглотил звук набирающих мощность вертолетных двигателей и шелест лопастей. Автомобиль остановился на огромной подсвеченной площадке, и мистер Гордон, хлопнув дверью и подбежав к вертолету, скрылся в глубине его фюзеляжа. Водитель помог Мэттью выйти из автомобиля, схватил его сумку и, легонько подталкивая парня ладонью в спину, повел к грохочущему аппарату.
После длинного перелета они вновь перебрались в салон очередного автомобиля, и Мэттью, утомленный шумом и тряской вертолета, на мгновение забылся сном.
– Мы приехали, – сказал мистер Гордон, осторожно коснувшись плеча Мэттью.
Парень вылез из автомобиля и, покачиваясь от усталости, покорно проследовал за мистером Гордоном. Они прошли по длинным гулким коридорам с приглушенным светом, поднялись по нескольким унылым потрепанным лестницам и, наконец, остановились у двери. Мистер Гордон распахнул дверь и, пропустив парня внутрь, зашел следом. Щёлкнул выключатель, и комната озарилась светом единственной лампочки, замершей под потолком. Напротив двери, подсвечиваемое предрассветной серостью, располагалось окно. Справа от окна, вжавшись в угол, стояла кровать, слева стол. У двери, прибитая плашкой к стене, была вешалка с рядом крючков, некоторые из которых были погнуты. Оставшуюся часть стены занимал шкаф и умывальник.
– Боюсь в шкафу лежат вещи тебе не по размеру, так что ложись пока в своих, а завтра с утра мы все подберем, – сказал мистер Гордон и, устало вздохнув, добавил, – пойду договорюсь с поваром насчет завтрака, перенесем его на десять часов, так что подъем в девять тридцать. Спокойной ночи.
Он вышел, плавно прикрыв за собой дверь, и в коридоре раздались его неторопливые, удаляющиеся прочь гулкие шаги. Мэттью сбросил с плеча сумку на пол и подошел к кровати. Он повалился на неё, и сверху его придавило невыносимое тоскливое чувство растерянности, беспомощности и одиночества. Он поджал ноги к груди и, накрыв себя краем одеяла, задумчиво уставился в потертую ручку выдвижного ящика.