– Эх, Федор Никифорович! Мы с мужем тоже молились Богу, когда удирали со Львова в июне 41-го! Слава Богу остались живы! И давайте еще раз выпьем за Победу! Пусть наши дети радуются, что мы живые!
После ухода гостей я спросил у отца, почему он не воевал летчиком. Отец был навеселе и в хорошем настроении. Он улыбнулся и спросил:
– Ты, очень хочешь это знать?
– Ты раньше мне обещал, и я уже подрос.
–Ну тогда слушай.
–Кажется это было в июне 1939-го. Тебе исполнилось два годика. Летали мы с напарником вдоль нашей границы с Польшей. Долетели до Минска. Столица Белоруссии находилась почти у самой границы. Это только в сентябре наши войска вошли в Западную Белоруссию, которая была тогда в составе Польши.
– Вы разведывали эту территорию?
– Во – во! Разведку вели! Задание мы выполнили, но не рассчитали с топливом. Ветер был встречный, когда возвращались. Пролетели над Проскуровым, уже Буг видим, и тут над самой Винницей начал глохнуть двигатель! Самолет начал резко снижаться, но мог еще планировать. До аэродрома оставалось совсем немного, но уже начался плавный штопор. Мой напарник закричал: – Федя! Прыгай! и он выпрыгнул из кабины. Мне казалось, что я смогу выйти из штопора. Ведь нас этому учили! Но, случилось непоправимое. Самолет перешел в винтовой штопор, скорость падения возросла, крылом зацепило парашют моего друга, смяло купол на высоте около ста метров. Я уже не видел, кто раньше встретился с землей. Потом в санчасти друзья рассказывали, что упали мы почти одновременно, а друга еще и придавило крылом. А потом самолет ударился носом. Возможно, его тело послужило самолету подушкой, благодаря чему я и спасся. У меня поломаны были ноги, руки, челюсти, частично позвоночник. Слава Богу мозги уцелели, а то мог оказаться идиотом. Такое случалось. Через полгода меня выписали из госпиталя с заключением медкомиссии – «к летноой службе не пригоден».
– Тебя уволили из армии?
– Мне присвоили старшего лейтенанта и дали должность в штабе управления полетами. Психологически я не восстановился. Смерть друга стояла перед глазами. Вскоре перед войной меня забрали в систему НКВД. На бывших летчиков у них был спрос. Мне сказали: «Вы откомандировываетесь в распоряжение военного коменданта города Сталино». А направили меня туда, потому что я в авиацию ушел с Харьковского тракторного завода. Я знал, что такое машиностроительное производство, знал оборудование. Ведь немцы в первые дни войны усиленно бомбили промышленные центры! Надо было срочно эвакуировать заводы на Урал, в Поволжье. Этим занималось НКВД.
– Что такое НКВД?
– Народный комиссариат внутренних дел. Но во время войны этот комиссариат больше занимался внешними делами. Разведкой и контрразведкой. Из него образовался потом СМЕРШ.
– А смерш как расшифровать?
– Смерть шпионам! Правда, потом от них была смерть и не только шпионам.
– Как это?
– А вот так! Расстреливали людей и по ложным обвинениям. Война, – знаешь ли! Лес рубят щепки летят! Об этом книги когда-нибудь напишут. Главное для меня, что благодаря власти НКВД мне удалось эвакуировать тебя с сестрой и мамой в глубокий тыл. Тогда многим людям, в том числе и в Донецке, пришлось пережить фашистскую оккупацию!
–Я помню, как мы с мамой ехали долго, долго в товарном вагоне. Поезд много времени простаивал на станциях, и мама и другие женщины с трудом вылезали из вагона за кипятком. Нас даже бомбили, и все женщины молились богу. Я не помню куда мы приехали. Помню только, что нас на санях отвезли в какую-то деревню.
– Вот, когда будешь вступать в комсомол, надо будет писать в анкете: – где находился во время оккупации? Знай – это был небольшой городок Актаныш в Татарской АССР. Мама работала там в леспромхозе, и я писал вам туда с фронта письма.
– Да, я помню, как однажды мама вернулась из леса и плакала. Она рассказала мне, что их с лесником волки чуть не загрызли. Они, кажется, успели развести костер, и волки побоялись огня. Помню еще, – потолок и стены в нашей комнате были обклеены газетами, и по ночам мыши бегали по потолку и сильно шуршали. Я не спал, боялся мышей.
– Ну, мыши – не волки, чего их бояться! Вот маме было страшно! Ей было страшно, что ты и твоя двухлетняя сестричка могли остаться одни без мамы!
– Помню мама после работы каждый вечер слушала черный репродуктор, который висел в нашей комнате на стене.
– Тогда, сынок, весь народ слушал Левитана! Ведь он ежедневно, по несколько раз на день, доносил до наших людей важные сводки с фронтов. Это придавало людям уверенности в Победе. И в тылу и на фронте.
Я помнил этот голос. Его хотелось слушать.В этом голосе, как мне тогда казалось, звучала и тревога и уверенная сила: «Говорит Москва! Говорит Москва…Сегодня наши войска вели упорные бои под Ленинградом и Москвой…» Я уже не вспомню, о чем Юрий Левитан говорил дальше, но его голос, хотя я и был мал, завораживал и меня и сестричку. Мама даже переставала ужинать и просила, чтобы мы не скребли ложками по металлическим мискам.
ОДНОКЛАССНИКИ
Открою я вам, друзья одноклассники, одну простую истину: в детском возрасте, пока еще ваши души не замутнены соперничеством правительств ваших стран, и вы еще не обременены родительскими проблемами, вся ваша любовь принадлежит первым людям в вашей начинающейся жизни. Вы любите свой класс и всех своих одноклассников. Эта любовь естественна и проста. Ваш класс это ваша первая и большая семья, которой вы принадлежите на всю оставшуюся жизнь. Неспроста социальные сети Интернета заполнены сайтами одноклассников. Встречи с одноклассниками, где бы и когда бы они не происходили, всегда желанны и трогательны. И забываются все обиды и злые слова, и души вновь и вновь раскрыты для объятий…
Вовка Лютый
Моим одноклассникам и друзьям, соседским мальчишкам Вовке и Женьке повезло также, как и мне, – у нас троих отцы остались живы и радовались жизни вместе со своими семьями в послевоенном Львове. С Вовкой Лютым мы жили до десятого класса в одном четырехэтажном доме. Женька жил в доме напротив, через улицу. Наша улица при поляках именовалась ул. Супинского, а при советской власти – ул. Коцюбинского. Но это разные писатели: Супинский – поляк, а Коцюбинский украинец. Это была тихая крутая улочка, взбиравшаяся от площади Пруса(польский писатель) и близлежащего Стрыйского рынка на холм Цитадель, обустроенный австрийцами крепостными сооружениями. На этой улице семья Лютых поселилась в сентябре 1939 года после раздела польской территории между немцами, украинцами и русскими.
Родители Вовки оба служили в мобильном погранотряде, сформированном в Харькове. Этот механизированный отряд вошел во Львов сразу вслед за советскими танками. Основное материальное имущество отряда (автомашины, разного вида оружие, ограждения для границы, обмундирование и множество других предметов) было размещено в западной части города, по ул. Городецкой недалеко от центрального железнодорожного вокзала. Приведу некоторые выдержки из статьи Д. Веденеева «В преддверии великой войны», напечатанной в «Секретных материалах» №8, 2013, которые дают представление о масштабах противостояния НКВД и ОУН:
«Приказом НКВД СССР №001121 от 20 сентября 1939 года создаются Белорусский и Украинский пограничные округа, которые с 15 октября взяли под охрану государственную границу. В составе Украинского округа погранвойск (УО ПВ) действовало 9 отрядов, для их усиления перебросили 6-й Львовский, 16-й мотострелковый и 21-й кавалерийский полк оперативных войск, авиаэскадрилью НКВД. На украинском и белорусском отрезках границы сосредоточили до половины погранвойск западной части СССР. Только в 1940г. состоялось 95 боевых столкновений между ПВ и боевыми группами (боевиками) ОУН (убито 82, ранено 41, захвачено в плен 387 повстанцев, однако 111 сумело прорваться в СССР, а 417 – за границу из Украины). На пограничников возложили перекрытие каналов связи между подпольем в Украине и его руководящими заграничными центрами, пресечение перехода границы вооруженными формированиями ОУН. Лишь по обвинению в причастности к ОУН арестовали в 1940-м свыше 35 тыс. граждан.Каждый десятый осужденный получил «высшую меру».
…В сентябре – декабре 1939-го в суды передали 10000 дел на социально враждебных элементов из числа зажиточных слоев населения. Секретным постановлением правительства СССР №34 от 6 января 1941г. предусматривалось принудительное переселение из региона на Восток 60 тыс. крестьянских семейств. Утвержденная приказом НКВД СССР №0064 от 28 марта 1941г. инструкция по заграничной работе наставляла на оперативную разработку националистических организаций, создание агентурных позиций в их среде. Доклады о деятельности ОУН в Украине и за рубежом систематически шли к И. Сталину».
Отец Вовки был автомехаником, а мать вела бухгалтерию отряда и заведовала складом обмундирования. Их семье начальство предоставило шикарную по тем временам трехкомнатную квартиру в доме люкс на третьем этаже. Эту квартиру покинули богатые польские граждане, эмигрировавшие в Соединенные Штаты. Отец Вовки был классным автомеханикам и к тому же разбирался и в танковых двигателях. По воскресным дням мать прогуливалась с Вовкой вдвоем по городу. Отца часто вызывали на службу и по воскресеньям.
– Смотри, Вовочка, в каких красивых домах жили польские буржуи! – восхищалась мать. А какой у них оперный театр! Мы в него обязательно сходим все втроем, когда папа будет иметь время.
Иногда с такой прогулки отец подвозил их домой на машине, имея несколько свободных минут от начальства. Отцу часто приходилось быть водителем у высоких командиров. Пока рядом в центральной Европе шла война, семья Вовки жила счастливо и относительно спокойно, если не считать одного происшествия. Вовка родился в августе 1935-го, в школу ему было рано, а во Львове детсадиков для советских служащих в ту пору не было. Поэтому за Вовкой по просьбе матери присматривала дворничиха, пани Настася. Ее квартира располагалась в полуподвале. Квартира была благоустроенной, с кухней и ванной и, как все квартиры в этом люксовском доме отапливалась газом.
Пани Настася была старой девой и жила вместе с собачкой Чарусем неопределенной породы. Материнский инстинкт пани Настаси требовал заботы о живом существе. Как-то Вовка, гуляя холодным осенним утром возле дома в небольшом скверике под балконом своей квартиры, с удивлением заметил, как из подъезда их дома выскочил Чарусь, одетый в теплую шерстяную кофту темно-зеленого цвета, контрастирующую со светло-желтой окраской собачьей шерсти. Чарусь, взбодренный густым свежим воздухом, с радостным лаем сразу кинулся к Вовке. Вовка испугался и начал отбиваться от лающей собачки ногами. Собачка разозлилась от недружественной встречи соседа и, ощеря мелкие зубы, еще громче лаяла и не отставала. Вовка заорал. К счастью в это время дворничка проветривала квартиру, и в открытое окно услышала лай своей собачки и Вовкин крик. Она через окно позвала своего Чаруся, но тот не успокаивался, пока ему хозяйка не подкинула кусок колбасы.Собачка стала грызть колбасу, и Вовка успел забежать в подъезд. Быстро, хотя и с трудом, он закрыл за собой тяжелую, с прозрачным толстым стеклом дверь. Он был не по годам рослым мальчиком и легко взбежал на свой третий этаж. Звонить по телефону матери он не стал, – ему стыдно было признаваться, что он сын пограничников испугался маленькой собачонки.
Вовка вышел на балкон и наблюдал, как Чарусь носился по скверику. Ему это надоело, и он перешел на балкон (в квартире было три балкона) с южной теплой стороны дома и стал наблюдать за полетами журавлей и других птиц в сторону югозапада. И это занятие вскоре Вовке наскучило, и он решил с кем-нибудь пообщаться по телефону. Еще не понимая смысла букв и цифр, Вовка стал крутить пальцем телефонный диск с дырочками, начиная с «0». Он набрал всего две цифры «01», и сразу же услышал мужской голос – «пожежна частына слухае». Про пожарных Вовка, как все мальчишки знал еще в Харькове, и ему вдруг захотелось посмотреть на львовских пожарных, но он не знал как это сделать.Пока он раздумывал, на другом конце телефонного провода мужской голос разволновался:
–Вас слухают! Вас слухают! Кажить адресу! Адресу швидко! Адресу кажить! – настойчиво призывал волнующийся голос. Вовка назвал улицу. – Який номер мешкання!? – орали в трубке, и Вовка, хотя и перепуганный злым голосом, назвал номер дома. Его мать заставила выучить свой адрес, несколько раз проэкзаменовав. Вовка вышел на балкон, и услышав пронзительный вой сирены с нижней части улицы, сильно перепугался. С балкона он видел, как двое пожарных в блестящих касках спрыгнули с красной машины и стали осматривать дом. Вовка заскочил в комнату, подошел ко входной двери и стал прислушиваться. За дверью было тихо. Он подошел к балконной двери, и на улице было тихо. И вдруг в коридоре раздался резкий пронзительный звонок. Вовка подбежал к входной двери, но не открывал. Снова позвонили. На сей раз звонок был долгим и тревожным. Вовка втянул голову в плечи. И снова звонок, а после него раздался голос пани Настаси:
– Влодзю! Видкрый нам будь ласка! Влодзю, не бийся, видкрывай! – узнав голос дворнички, Вовка открыл дверь. В прихожую вошли сразу трое, дворничка и пожарники. Дворничка включила освещение. Высокий пожарный стал заглядывать по комнатам. Заглянул на кухню, в ванную и даже в туалет. Потом он подошел к Вовке, положил свую огромную ручищу ему на плечо, присел, и заглядывая Вовке в лицо, сказал:
– Не можна, дзэцько бавичь так з телефоном! Розумишь? – у пожарного была добрая улыбка на лице, и Вовка ответил:
– Я больше не буду вам звонить…
– Ну,и добже! Чэкай на свою матку – Влодзю! Я зараз повернусь! – сказала пани Настася, выходя вместе с пожарными. Дворничка вскоре вернулась, сварила яйца, и они с Вовкой позавтракали и попили чаю.
Эту историю рассказал мне Владимир Михайлович Лютый, мой одноклассник и мой сосед по дому во Львове с 1946 по 1955 годы. Он приезжал ко мне в Керчь из Воронежа в 2007-ом на мое семидесятилетие. В августе 2015-го я поехал в Воронеж на восьмидесятилетие Вовки. Там он рассказал другую историю, которую мог рассказывать в школе, и которую я или забыл, или не слышал ранее.Это была его львовская история о памятном для нашего народа дне 22-го июня 1941-го.
«-Отца и мать еще ночью вызвали по телефону на службу. В квартире я остался один. Из-за перебитого ночным уходом родителей сна я проснулся поздно. Разбудил меня сильный гул и дрожание оконных стекол с южной стороны дома, в комнате, где спал. Я вышел на балкон. Солнце уже было высоко, и в сторону Солнца по небу плыла темная гудящая туча. В городе были слышны взрывы авиабомб. Это были сотни самолетов больших и малых. Все они двигались в сторону Солнца, на восток. Я сильно перепугался и стал звонить матери на работу. На мой звонок трубку никто не поднимал. Потом ко мне поднялась пани Настася.
– То ест война, Влодзю! – сказала она, входя в квартиру, – чекай на тата и маму, не выходжи з мешкання ниц ни куды! – Предупредив меня об опасности, дворничиха ушла.
– В этот день до приезда родителей, я насчитал три или четыре тучи самолетов, шедших на восток. Они шли эшелонами, один за другим все утро. Было страшно. Родители приехали взволнованными и весь вечер до сна упаковывали вещи, обсуждая стрельбу в разных районах города. Рано утром, уезжая на службу, отец мне сказал, чтобы я никому не открывал дверь и не выходил на балконы. Он сказал, что скоро за мной приедет. Он приехал уже через час и стал выносить упакованные тюки. Отец нервничал.
«– Сынок, Германия напала на нашу страну! Нам надо срочно уезжать из города! По всему Львову идут бои между бандеровскими отрядами и милицией! На нашу с мамой базу дважды пытались проникнуть вооруженные люди» – сказал отец , уже стоя с тюком на лестничной клетке.