– Вы в завязке? – Вежливо поинтересовался толстяк, наклонив голову. – Давненько?
– Я… э-э… – Капитан растерянно поморгал глазами, но всё же смог собраться с мыслями: – Пять лет.
– Похвально, молодой человек, похвально. А курите?
– Как видите.
– Хм, ничего, жизнь отучит, – загадочно пробормотал толстый человечек, а после снова дружелюбно улыбнулся. – Не хотите ли присесть рядом?
– Благодарю покорнейше, – процедил сквозь зубы Брендон, с трудом избавившись от своего капкана. Этот толстяк почему-то сильно раздражал его своей приторной тягучей вежливостью. – Мне нужно возвращаться домой к жене.
– Нет у Вас никакой жены, мистер. Нет, умерла недавно.
Он замер, не веря своим ушам. Снег усиливался, но Брендону казалось, что игривые хлопья снежинок как будто окутывают незнакомца плотным коконом, не в силах лечь на его одежду. Толстяк ехидно скалил желтоватые зубы, пока капитан Уинтер в ступоре уставился ему в лицо.
– Я… – Голос сел, вместо слов вырвался хриплый рык. Прокашлявшись, он снова попытался заговорить: – Я не понимаю, о чём Вы говорите.
– Сара была хорошей женщиной, правда, мистер Уинтер?
– Кто Вы, чёрт подери меня в задницу, такой? – Он попытался подойти ближе, но ноги точно приросли к снегу, став железными не двигающимися прутьями.
– Но-но, спокойно, молодой человек. Я пришёл, чтобы помочь, а не нарываться на конфликт. Не волнуйтесь, я уже ухожу. Мы уходим.
– Мы?
Огромный пёс со свалявшейся шкурой выполз как будто бы из сугроба и встал у ног коротышки, злобно угрожающе скалясь на Брендона. Капитан хотел отступить, но ноги не слушались. И как он не мог заметить такого монстра среди белого снега?
– Тихо, Гласий, тихо, – повелительно скомандовал человечек, пёс послушно опустил голову. – Вы хотите, чтобы Ваша жена вернулась, мистер Уинтер?
– Я не понимаю, – прохрипел Брендон, мелко дрожа. Только сейчас он заметил, как холодно стало вокруг него, словно температура опустилась до невероятных отметок.
– Всё Вы понимаете, молодой человек. Похороните её как подобает, а потом подумайте над моими словами. Я даю Вам три дня, а после мы вернёмся, чтобы узнать ответы. И если мы их не получим, то, хм, кто знает, что произойдёт потом с Вашей жизнью. Поживём – увидим, верно же?
Брендон моргнул лишь раз, но этого хватило, чтобы уродливый пёс и странный тучный человечек испарились в ворохе снежинок. В эту же секунду тело его расслабилось, свинец в ногах расплавился, и мужчина вздрогнул, упав на колени и выпуская из руки поводки. Тяжело дыша, он попытался унять мелкую противную дрожь, но не мог побороть себя. Страх накатил ледяной волной, Брендона вывернуло на сероватый снег отвратительной желчью, и капитан просто повалился на тротуар, ловя взглядом чьё-то толстое лицо между переплетённых ветвей.
Глава 7. Время прозрения
Ну, прежде всего я могу сказать в своё оправдание, что я был молод и глуп. Да, именно так я и скажу. Вы, конечно, мне не поверите, но это какая-никакая, а отмазка.
Знаю, кто-то из вас обязательно скажет, что я был жалок уже тогда, когда потерял всё, что только мог обрести за долгие годы борьбы. Да, я был невероятно жалок, но и сейчас ничего не изменилось, поверьте мне. Быть на грани помутнения рассудка, видеть то, чего не видят другие, – это сложно, это ещё больше сводит с ума.
Буквально на днях я вспоминал, что же было не так в том толстом странном гноме, который мне привиделся. И его образ каждый раз выходил у меня ещё более туманным, чем прежде, как будто бы его владелец не позволял мне составить его портрет. Помню, что костюм на нём по швам трещал, я слышал, как вот-вот из штанов выпадет его тучная задница. Помню, что пёс был какой-то странный, от него разило падалью и болотной гнилью. Помню глазки этого хряка в человеческой одежде, или лучше бы сказать: его единственный глаз, такой ужасный, пустой, но всевидящий.
Одно я знаю точно, готов стреляться, чтобы доказать свою правоту: тучный уродец, а теперь я ясно вижу перед собой что-то уродливое, хотя и не слишком уверен в правдивости своего видения, был не человеком. Если покопаться в памяти, а она у меня не такая уж плохая, чёрт возьми, можно вырыть интересные детали…
Которые я мгновенно забываю.
***
В голове гудели голоса, виски пульсировали так, будто на них давили невидимые пальцы. Брендон ощущал себя застрявшим между пространством и временем, зависшим посреди впадины, отделяющей космос от реальности. Что с ним не так, чёрт возьми?
Лицо горело. Капитану показалось, как будто он падает с обрыва в бесконечную пропасть, а потом резко приземляется на застывший в лёд снег. Пробуждение было ужасным, страх липким потом пробрался под промёрзшую одежду, расплываясь по спине, ушам, рукам. Он тонул в этом страхе, самому жутком из всех, которые только могли быть. Страхе без причины, без начала, но с одним концом: дрожь во всём теле и желание избавиться от давления.
Открытые глаза ничего не видели, темнота окутала не только разум, но и всё существо мужчины. Какое-то время он не верил, что вообще жив. Когда же взгляд слабо сфокусировался на чём-то розовато-белом, мелькающем перед глазами, Брендон поморщился, тут же посмотрев в сторону. Белый снег искрами и сполохами врезался слепящим светом в напряжённые зрачки, разрезая болью мозг на несколько частей.
– Твою мать! – Взвыл Брендон, закрывая глаза дрожащими ледяными ладонями. Лицо вспыхнуло от прикосновения, как будто под кожу вонзили разом десятки иголок. Наверное, он слишком долго пролежал на холоде, как какой-нибудь труп. Брендон не сомневался, что ему грозит обморожение, если ничего не предпринять.
– Вы в порядке? – Услышал он противный женский писк над ухом. – Душка, он очнулся. Душка!
– Очнулся? – Раздался ещё один. Такой же противный, но более глубокий.
– Я думала, он умер!
Ничего не понимая, капитан Уинтер медленно сел, согнувшись, и приоткрыл глаза, из-под полуопущенных век наблюдая за обладательницами голосов. Он даже не удивился, увидев тех самых молодых мамаш, которые недавно (час назад, два, десять?) здоровались с ним на недо-французском. Да, точно, они. Шубки те же, он их ни с чем бы не спутал.
Дрожа от холода, Брендон сунул красные опухшие ладони в карманы, пытаясь найти в них бумажник, которого там не оказалось. Пачка сигарет валяется в правом, зажигалка и телефон – в левом, какой-то мелкий мусор на дне каждого, ниточки, пуговицы, крошки. И ни следов бумажника.
– Блядь, – тихо выругался капитан, выдыхая облачко густого пара.
Над головой зажглись первые фонари. Неужели прошло столько времени? Который час, чёрт подери?
Он быстро поморгал, чтобы зрение пришло в норму, и поднял голову, смотря на щебечущих мамаш. Детей с ними не было, оно и к лучшему. Провидение настроено на спокойные беседы.
– Эй, – позвал Брендон девиц, теперь даже не смотревших в его сторону. – Эй!
– Вы в порядке? – Наконец спросила одна из них. Эти две куклы были для капитана на одно лицо, абсолютно одинаковые, поэтому он не напрягался, какая из них удосужилась поинтересоваться его состоянием.
– Удивительно, что додумалась спросить, – рявкнул он, хмурясь. Едва не добавил «тупая овца», но вовремя осёкся. Рвано выдохнув, капитан продолжил чуть спокойнее, хотя его тело понемногу начинало дрожать от ярости. И холода. – Послушайте, я… я потерял бумажник. Вы не видели?
– Вы намекаете, что одна из нас украла его? – Нарисованная бровь на лице одной из мамаш изогнулась, пухлые губки надулись от негодования. Но это был максимум эмоций, на который девица оказалась способна. Отморозила себе лицевые мышцы, что ли? – Простите, не видели мы Вашего бумажника.
– Слушайте, я только…
– Нет, ну каков наглец! – Пискнула вторая кукла, и Брендон понял, чем они отличаются. У этой второй зуба не хватало. Говорит, а через дырку между зубов свист вылетает, такой противный ещё. Так и хочется врезать или дать талончик к дантисту. Лучше, конечно, врезать.
– Так, дамочки, послушайте, я никого не обвинял. Просто спросил, а вы кудахчете. – Он попытался подняться, но ноги не удержали, едва не уронив тело прямо в снег с блевотиной. – Сука…
– Мы знаем, где Вы живёте, мсье. Проводить?
– Вот ещё. Будут меня провожать две цыпочки, которые едва могут свою сумку с косметичкой поднять, – огрызнулся в ответ капитан, резко отдёргивая руку от грязного сугроба. – Собак моих вы обе тоже не видели?
– Да они у подъезда сидят, – беспечно бросила свистящая куколка, махнув ручкой с наманикюренными пальчиками. – Мы их видели, когда шли обратно с прогулки.
– Вы не пьяны? Мы думали, Вы выпили, у меня муж всегда так валяется, когда выпьет.
– Мой наркотиками баловался, – снова защебетала та, у которой не хватало зуба, – ну, знаете, героин, морфий, а потом вот падал и бился в конвульсиях. Так и умер, бедный. У Вас тоже приход?
Ну всё, хватит, наслушался.
– Это, конечно, очень интересно, дамы, – съязвил мужчина, всё же поднимаясь с ледяных плит тротуара и сразу упираясь рукой в ближайший фонарный столб, – но я предпочту оставить вас и не слушать об интереснейшей, без сомнений, увлекательной прогулке, о ваших муженьках-пропойцах и весь тот мусор, что вы обе хотите мне втюхать. Покорно благодарю, до свидания.
Брендон покачнулся, но совладал с собой и притяжением своего зада к земле и с самой маленькой скоростью, ведь на более быструю нужны силы, направился прочь от что-то чирикающих ему вслед недовольных девиц.
– Господи, как же они мне вынесли мозг, как же вынесли, сучки, – бормотал он, смотря себе под ноги, шаркая ботинками с налипшим на них снегом по подмёрзшему тротуару.
Тусклый свет фонарей смешивался с вечерними сумерками, хотя это и сумерками назвать было сложно, толком не освещая дорогу к дому, но Брендона это заботило меньше всего. Сейчас в его голове вдруг начали всплывать некоторые вопросы, щекотливые, если можно так сказать, вопросы, на которые он боялся ответить. Его сознание вдруг припомнило всё: и человечка с собакой, и его исчезновение, и странную угрозу. Он и о пропаже бумажника подумал, конечно, только запоздало. Не было никакого бумажника, Брендон забыл его в машине два дня назад и так больше не вспоминал.
Почему тогда сейчас вспомнил?
Бред какой-то. Не о деньгах бы ему сейчас беспокоиться, а о своей шкуре. Может, этот толстый мужик накачал его чем-то, пары какие, наркотики, прочий мусор, а он надышался-нанюхался, вот и привиделось. В таком случае, почему нет побочных эффектов? Нет, Брендон, детка, – подумалось ему, пока ноги сами с трудом несли тело до подъезда, – не может такого быть.
Собаки действительно ждали у железной двери, приветливо виляя хвостами, но не срываясь с места. Когда их хозяин справился с расстоянием и дошёл до питомцев, те радостно залаяли, вдруг начиная путаться под ногами. Брендон хмуро посмотрел на собак, пробормотал что-то вроде проклятия и открыл железную дверь, первым делом впуская животных, а после зашёл сам. Так же медленно поднялся до своей квартиры, отпер замок ключом, снова пропустил собак, ввалился сам.
Всё по кругу, если подумать здраво и рассудительно.
К бутылке больше не тянуло. Питомцы исчезли где-то в темноте квартиры, а Брендон, не разуваясь, поплёлся в кухню. Он сам себе удивлялся, как ещё не разгромил всю квартиру, стоившую когда-то им с Сарой целое состояние, а теперь такую пустую, скучную, унылую. Капитан готов был сбыть за гроши первому встречному ненавистное помещение, даже память о жене не могла его остановить.
Когда рука потянулась к бутылке, в голове выстрелила мысль и сразу затерялась в лабиринтах разума.
Бросив взгляд на небольшие часы, висящие на стене, Брендон отметил, что уже почти половина пятого. Почему это его так волнует? Напрочь позабыл, как будто кто-то разом перемешал все его мысли и не дал им встать на место. О чём-то он должен был помнить, о чём-то важном, о чём-то, что будет сегодня…
«Похороны», – прошептал в голове отвратительный голос, заставивший капитана вздрогнуть всем телом.
Похороны.
Брендон выехал на Парк-авеню медленнее, чем ему хотелось бы. Почти десять минут он искал свой парадный костюм, – чёрные брюки и рубашка, туго повязанный галстук, роскошный пиджак – начищал ботинки, одевался. Когда вышел из дома, вспомнил, что забыл хотя бы сделать вид, что причесался, а, вернувшись в квартиру, обнаружил, что не оставил собакам поесть. Только в без пяти минут пятого ему удалось сесть в машину и выехать на дорогу.
По пути его встречали фонари, стоя прямо, по-парадному, как будто приветствовали его. Автомобили проносились мимо, на перекрёстке он едва не влился в чужой поток. Вечер сгустил сумерки до фиолетовой темноты, звёзды лениво рассыпались по небу, перемигиваясь между собой. Брендон старался не думать ни о чём.
По радио играли хиты восьмидесятых годов, его устраивало это. Дважды даже включали Queen, неизменные «We will rock you» и «Bohemian Rhapsody», и Брендон чувствовал себя немного лучше, когда слышал знакомые ритмы. Но потом даже музыка перестала его привлекать, мысли с каждой секундой становились всё мрачнее. Чем дальше он ехал, следуя теперь параллельно Беннетт авеню, тем сильнее становилось ощущение жжения в груди.
Смерть никому не может дать покоя, вот и он мучился, не в силах себя отвлечь. Проскочив Дайкман-стрит и направляясь к переправе до Марбл-Хилл, он слушал радио, где теперь передавали экстренные новости, и всей душой надеялся, что его хоть кто-нибудь собьёт. Этого не произошло и до шоссе Генри Гудзона он добрался без происшествий.
Автомобиль двигался быстро, Брендон старался гнать как можно сильнее. Обычно на Бродвее в это время полно полицейских, но что-то подсказывало ему: никто не остановит, а остановят – почти сразу отпустят, как только увидят значок и удостоверение. Он оказался прав, толпы людей, поток машин и ни один коп не успел его притормозить. Сегодня удачный день, верно, Брендон, детка?
Когда и Бродвей, и следующее после поворота небольшое шоссе остались позади, а по радио транслировали песни Boney M, «Chevrolet» выехал на Бронкс Ривер паркуэй. Здесь поток машин сократился почти вдвое, никто в здравом уме не станет ехать этой дорогой домой – слишком долго. Свет фар выловил впереди указатель «Вудланское кладбище», мужчина мельком глянул на часы: ехал почти сорок пять минут, недурно.
У ворот уже ждал катафалк и несколько людей в чёрном. С ними стоял высокий человек в сутане. Брендон почему-то неожиданно пожалел, что нанял священника.
Капитан остановил машину у въезда на кладбище, нехотя вылез из салона, резко хлопнув дверцей. Присутствующие невольно вздрогнули. Один из них, Брендон узнал по хриплому голосу, вышел вперёд, протянул руку.
– Добрый вечер. Вы мистер Уинтер?
– Я. – Он пожал протянутую руку, оглядел всех, стоявших в свете двух тусклых фонарей. – Простите, если опоздал, чёртовы пробки.
– Нет, Вы вовремя, всё уже готово. Следуйте за нами, мистер Уинтер.
Четверо крепких мужчин подошли к катафалку и бережно вытащили деревянную коробку за позолоченные ручки. Взвалив коробку на плечи, они медленно двинулись через ворота к свежевырытой могиле. Брендон с замиранием сердца наблюдал за ними, боялся, что кто-нибудь может оступиться и уронить драгоценную деревянную коробку – гроб с его любимой женой.
Священник встал у самого края могилы, сжимая дрожащими замёрзшими руками небольшую книжицу, мужчины осторожно опустили гроб в зияющую в земле дыру, отошли на несколько шагов, почтительно склонив головы. Знают своё дело, подумалось капитану. Когда святой отец нараспев начал читать заупокойную молитву, Брендон невольно сгорбился, сникнув под тяжестью произносимых слов.