С каждым последующим днем Кате казалось, что дерзкие прикосновения этого лестного отшельника, а именно так про себя она называла Ивана, становятся более настойчивыми. И она видела, что в последнее время он даже не собирался скрывать своего жадного интереса к ней. На днях он ладонью обхватил ее грудь, якобы перепутав с талией, а вчера, когда разминал с мазью ноги, непозволительно высоко запустил руки под ее рубашку, и когда Катя недовольно зыркнула на него, Иван с вызовом посмотрел на нее, и руку убрал не сразу. На все его попытки смутить ее и нагло прикоснуться, Катюша молчала и делала вид, что не замечает этого. Девушка понимала, что скандалы не приведут ни к чему хорошему. И не знала, чего еще можно было ожидать от этого высокого молчуна с пронзительными темно-зелеными глазами и мрачным выражением на лице. Сейчас она полностью зависела он этого мужчины. И порой ей безумно хотелось убежать, забыть эту маленькую избушку, которая стала для нее одновременно и пристанищем, и ловушкой. И ей было необходимо как можно скорее покинуть это глухое место.
Катя молчала долго, отчего-то нервно теребя ложку. Иван решил, что она задумалась о своем и, похоже, не собирается продолжать разговор. Он прокашлялся, чтобы привлечь ее внимание, и сказал:
– Катерина Васильевна, так что вы думаете о том, чтобы утеплить избу?
– Не думаю, что меня это касается, – ответила она безразлично.
– Отчего же?
– Оттого, что я намереваюсь уехать отсюда и как можно скорее, – заметила она тихо, но твердо.
– Уехать? Вот еще новость! – как-то раздосадовано вспылил он.
– Иван Алексеевич, я живу у вас месяц. Я уже почти здорова. Мне более неудобно стеснять вас своим присутствием.
– Катюша, вы не стесняете меня. И вообще, не пойму, к чему вы завели этот разговор? – спросил напряженно он.
– Вы могли бы отвезти меня в деревню?
– Я же уже говорил вам, что там опасно, – быстро выпалил Иван, вперив в нее недовольный взор.
– Да, помню. Но я не про ближайшее село говорю. В округе же есть и другие деревни?
– Какие еще другие? Поблизости только эта. В остальные я не ходил. Они, скорее всего, не ближе двадцати семи верст. И дорогу до них я не знаю.
– А Сарское село далеко отсюда?
– До него тоже верст тридцать будет, не меньше. Только в ту сторону через болота идти. Ибо эта чаща с трех сторон окружена топями. А если по длинному пути, минуя болота, то верст сорок с лишним будет.
– Но ведь тридцать верст можно за день пройти.
– За два, если летом. А на снегоступах ход гораздо медленнее. Да и тропа теперь вся занесена, – объяснил он. – И вообще, я не пойму, зачем вы версты считаете, Катерина Васильевна? Ходить-то вы все равно не можете, – закончил он холодно.
– Но вы могли бы меня отнести, – предложила она неуверенно, устремив на него чистый пронзительный голубой взор.
– Как это отнести? – спросил Иван, нахмурившись, прекрасно понимая, о чем она говорит.
– Вы же принесли меня сюда, когда нашли в лесу…
Он долго пристально смотрел в ее взволнованное красивое лицо и лихорадочно искал в своих мыслях нужный ответ, чтобы закончить этот неприятный разговор. Потому что он совершенно не жаждал куда-либо нести ее.
– Да, я принес вас. Но скажу я вам, вы совсем не легкая ноша. Я пару раз отдыхал. И едва добрался до избушки. Тяжко прямо, – не моргнув глазом, соврал Иван, прекрасно зная, что девушка очень легка. Когда переносил ее на руках с места на место, он даже поднимал ее без напряжения. А той ночью на его плече она показалась ему не тяжелее волчицы. Оттого в тот злополучный день, когда спас ее, он добрался до своей избушки довольно быстро, ибо перемещался на своих снегоступах, не снижая привычного темпа, которым ходил по лесам. Тяжелой ношей Иван считал лишь убитую тушу вепря, которая могла весить до дюжины пудов. Но всего этого он, естественно, не собирался рассказывать Катюше, преследуя свои тайные интересы. И, уверенно смотря на нее, продолжил: – Только на рассвете добрался. А это почти полночи. Выдохся. Просто уж больно жалко было вас. Вот и терпел из последних сил. А нынче уж увольте. Не смогу я донести вас так далеко. И путь-то сейчас в три раза больше надобен, да и зима теперь.
Катя нахмурилась, наряжено размышляя, и уже через несколько мгновений предложила:
– А если подстилку сделать из веток, типа санок? Вы бы смогли волоком меня отвезти.
– Что еще за глупость? – опешил он, нахмурившись, поразившись ее сообразительности.
Этот разговор невозможно напрягал Ивана. Он прекрасно знал, что, если бы действительно захотел, он нашел бы способ доставить девушку не только до дальней деревни, но и до Петербурга, если надо. Но он совсем не хотел, чтобы она исчезала из его избушки. Может быть, потом, чуть позже. Всем своим существом он яростно жаждал, чтобы зависимое положение Катюши при нем продолжалось и далее и она непременно находилась здесь подле него.
– Так же в санях люди зимой ездят.
– А это уж вообще глупая мысль, Катерина Васильевна, – заметил он, нахмурившись. – И к тому же морозы стоят лютые теперь, да и тропу занесло. И на подстилке этой вы замерзните насмерть. А идти мне придется почти три дня и в лесу ночевать. вы не выдержите такого.
Катюша долго молчала, инстинктивно чувствуя, что он чего-то недоговаривает или просто пытается ей внушить, что ей никак не выбраться из его логова. Это совсем не нравилось ей и вызывало неприятные думы о том, что он специально делает все, чтобы не отпускать ее отсюда. И оттого она тихо напряженно вспылила:
– Мне отчего-то кажется, Иван Алексеевич, что вы ищете предлог, чтобы я осталась здесь.
Он упер в нее темный горящий взор и лишь через минуту с вызовом произнес:
– А если и вправду ищу?
– Я уже поняла это! – воскликнула девушка. И, видя, что он начал играть в открытую, нервно сказала: – И знаете, что я вам скажу… знаете? – она замялась и, сглотнув комок в горле, выпалила: – Вы должны помочь мне выбраться из леса! Должны!
– Должен? С чего бы это?! – ехидно фыркнул он, оскалившись не по-доброму. – У меня совершенно нет желания в такой лютый мороз отправляться куда-то, да еще за сорок верст. Еды на зимовье у меня хватит на нас обоих. К тому же я охочусь постоянно. А вот весной, может быть, когда снег сойдет, да и вы поправитесь…
– Как весной? – опешила вконец Катюша.
– Вот именно! До весны даже не заикайтесь о том, – закончил он властно. Проворно встав из-за стола, Иван быстро отвернулся и отошел от девушки, видимо, намереваясь закончить этот важный для нее разговор.
– Вы не имеете права удерживать меня здесь! – возмутилась в сердцах Катюша, нервно смотря на его широкую спину и ощущая, что от негодования у нее дико стучит сердце. – Иначе я… я… – она замялась, подбирая в голове слова, и, нервно кусая губы, понимая, что не может заставить его сделать, как ей надобно.
Ибо теперь, беспомощная, с больными ногами, она полностью была в его власти, и он решил бессовестно воспользоваться этим ее немощным положением. Иван резко обернулся к ней, в три прыжка вновь приблизился к девушке и угрожающе склонился над ней.
– И что же вы сделаете, Катерина Васильевна? Закричите? Заплачете? Что еще? – с вызовом и какой-то издевкой прохрипел он ей прямо в лицо.
Катюша уже намеревалась достойно ответить этому наглецу, но, видя нескрываемую угрозу и жесткость в его темно-зеленых опасных глазах, уже через миг замерла, все же не решившись более спорить с ним.
– С вами совсем невозможно говорить, Иван Алексеевич, – обиженно вымолвила она.
– А вы и не говорите, – задиристо ответил он. – Когда молчите, вы мне больше нравитесь…
Катюша обиженно замолчала и опустила взор в свою тарелку. На ее глаза навернулись слезы. Иван, окинув темноволосую голову девушки предостерегающим взором, отошел от нее и принялся снимать со стены свое оружие, как и обычно, по вечерам, намереваясь почистить его. Катя кидала на него нервные быстрые взгляды и хмурилась. Она понимала, что более не может оставаться здесь. Ее до крайности смущали и нервировали темные пристальные взоры Ивана и его постоянные якобы нечаянные дерзкие прикосновения, когда он носил ее в баньку или растирал ноги. Какое-то внутреннее чувство подсказывало девушке, что она нравится Ивану как девица. И оттого он, видимо, преследуя свои темные желания, не хотел отпускать ее из своего лесного жилища. Но Катюша всей душой жаждала выбраться из этой глухой чащи леса и избавиться от власти этого мрачного, сурового отшельника.
Через некоторое время она, не выдержав напряжения, устремила на него отчаянный взор.
– Не пойму я вас, – заметила она нервно. – Вы что же, предлагаете мне навечно остаться здесь?
– Отчего же? – глухо ответил Иван, вновь повернув к ней лицо. – Выздоравливайте скорее, чтобы ноги ваши сами ходить могли. Да идите на все четыре стороны. А сам я вас никуда не понесу! Ибо не под силу это мне…
Глава VI. Беркут
– Итак, по рукам, – согласился довольно маленький скорняк и добродушно улыбнулся высокому отшельнику. – В течение трех следующих месяцев вы должны будете привозить мне четыре лисьи шкурки в месяц. С учетом этих пяти. Уже к апрелю мы будем в расчете
– Договорились, – кивнул Иван. – Когда я смогу забрать шубку?
– Хоть сейчас. Уже неделя, как я сшил ее на нужный размер, как вы и заказывали.
Тридцать первого декабря весь день шел снег. Катюша, печальная, скучающая, сидела у окна. Обед уже был совсем готов, и она отстраненно смотрела сквозь натянутый на окне бычий пузырь на улицу. Холодный зимний свет едва проникал внутрь избы. Лавка, на которую ее пару часов назад посадил Иван, находилась около печки, и Катюша ждала, когда закипит суп. Перед своим уходом все необходимые продукты и приправы Иван поставил на небольшой стол, для того чтобы девушке было удобнее. Катюша теперь была в избушке одна, ибо еще с утра Иван ушел по делам в ближайшую деревню.
Сегодня кончались святки. Праздничные таинственные дни, которые Катюша любила еще с детства. Она помнила, как в зеленой гостиной в родительском доме на святки собирались многочисленные гости и устраивались званые вечера с плясками и гаданиями. В усадебном доме Пашковых две недели подряд пахло свежими аппетитными пирогами и засахаренными фруктами. Катя вспоминала, как еще девочкой она сестрой и братом убегала играть на заснеженный двор, чтобы покататься с большой ледяной горы, которую по велению ее батюшки дворовые заливали каждую зиму для господских детей.
Катя не заметила, как из ее глаз полились тихие слезы, а сердце забилось частыми глухими ударами. Как давно это было. И тогда она даже подумать не могла, что ее любимые родные люди будут зверски убиты разбойниками. Она еще сама до конца не понимала, как осталась жива. И почти не верила, что все события, которые происходили с ней сейчас, были реальностью, а не плодом ее больного воображения.
Более месяца она обитала в жилище Ивана. И за все это время ее ноги так и не выздоровели. Ступней и икр она не чувствовала. Ни растирания, ни снадобье знахарки не помогли. И Катя с каждым днем все более и более отчаивалась, думая, что уже никогда не вернется к своей прежней спокойной, полной достатка и неги жизни.
Катюша закрыла на миг глаза и вспомнила иллюстрацию из одной давно прочитанной ею французской книги: высокий красивый щеголь в модном светлом камзоле, в белых чулках, в башмаках с вычурными пряжками склонялся в изысканном реверансе перед кокетливой прелестной девушкой в чудесном платье. Волосы мужчины, скрытые под завитым париком, прекрасно сочетались с высокой напудренной прической дамы. Еще с ранней юности в хорошенькой голове Катюши сложился образ будущего мужа – утонченного, галантного придворного, который умеет красиво изъясняться и говорить возвышенные комплементы своей возлюбленной. Богатый, успешный, он непременно должен занимать хорошую должность при дворе. И сейчас она в очередной раз вспомнила слова покойного отца:
– Катенька, ты достойна самого лучшего мужа.
Эта фраза еще с детства уложились в голове девушки неизменной истиной, и она мечтала когда-нибудь стать изысканной светской дамой, достойной самого желанного придворного кавалера.
Крышка чугунка задребезжала, и Катя очнулась от своих сладостных мыслей. Она передвинула щи вбок и сняла пробу. Бульон из фазана был наваристым и имел приятный вкус. Девушка закрыла крышку и собиралась уже спуститься с лавки, но в этот момент за дверью раздался шум. Поняв, что вернулся Иван, Катюша нахмурилась, повернувшись к двери. Через минуту суровый хозяин появился на пороге, войдя в теплую избу. Его мощная высокая фигура в темном, грубом тулупе показалась Кате совсем неприглядной. Мохнатая черная шапка, нахлобученная на его голову, вызвала у нее брезгливость.
С порога пробежавшись горящим взглядом по тонкой фигурке девушки у печки, Иван уже более не упускал ее из виду и, даже перемещаясь по избе, то и дело косился глазами в ее сторону.
– Пахнет-то как вкусно! – похвалил он, опустив свою поклажу на стол.
– Щи только поспели, а пирожки с грибами в печке остывают.
Он проворно скинул свою верхнюю одежду и наскоро ополоснул руки в умывальнике.
– Вы и впрямь истинная хозяюшка, – ласково заметил Иван, приблизившись. – Я зря сомневался в вас. Вы уже закончили готовить?
– Да, – кивнула Катюша, смотря на его хитро-довольное выражение лица.
Не спрашивая ее согласия, Иван легко подхватил девушку на руки и перенес на кровать. Катя хотела возмутиться его поступком, но решила промолчать. Иван вернулся к столу и, раскрыв холщовый мешок, достал оттуда лисью шубку. С внешней стороны изделие было сшито из красивого белого сукна, украшенного позолоченной нитью, а внутри шубки был густой рыжий мех.
– Это вам подарок, Катюша, – сказал Иван тепло и улыбнулся ей. Он поднес обновку к девушке, и она отметила, что его лицо стало приветливым и даже приятным. Немного опешив, Катя сидела молча и лишь удивленно смотрела на шубку, которую Иван положил к ней на колени. Он остался стоять рядом с ней и как-то проникновенно добавил. – Я подумал, что вам обязательно нужна шубка. Я постараюсь вас носить ежедневно на улицу, и вы будете дышать свежим воздухом. Не дело это все время вам в избушке сидеть. Наденьте ее, примерьте.
Катя быстро взглянула на него и вновь перевела ошарашенный взор на шубку, заворожено погладив рыжий мягкий мех. Девушка осторожно надела эту красивую вещицу. Встав на коленки, прямо на кровати, она кокетливо начала оправлять на шее рыжий мех и уже через некоторое время улыбнулась.
– Какая теплая, да какая красивая, – пролепетала она довольно.
Иван, стоял рядом с нею и, услышав восхищение в голосе, довольно улыбнулся лишь уголками губ, созерцая неподдельную Катюшину радость, которая отчетливо читалась на ее лице.
– Я совсем забыл! – воскликнул Иван вдруг и снова направился к суме.
Он извлек небольшую мохнатую лисью шапочку, и подал девушке. Катя надела ее на темноволосую голову и довольно улыбнулась ему. Невольно в этот миг ей показалось, что лицо Ивана не просто приятно ее взору, а довольно привлекательно. Жесткая складка на его лбу разгладилась, темные брови эстетично обрамляли добрые глаза, а красиво очерченные губы выделялись на фоне темной бороды.
– Теперь я смогу гулять! Спасибо вам! – воодушевленно сказала она.
Мечтательно прикрыв глаза, Катюша театрально упала на кровать, наслаждаясь мягкостью и приятностью меха. Она тут же представила, как приезжает на санях в Петербург, одетая в такую красивую шубку. Все прохожие изысканные кавалеры заметят ее на улице и, тогда… Катя вдруг открыла глаза и похолодела. Над ней возвышалась мрачная, широкоплечая фигура лесного отшельника, который, чуть склонившись над распростертой на кровати девушкой, внимательно смотрел на нее. Это разительное отличие между образом мужчины из ее грез и человеком, который сейчас пронзительно смотрел на нее, вызвало у Кати испуганный вскрик. Она резко села на кровати и начала нервно стаскивать с себя обновки.
– Что-то не так? – встревожился Иван. – Вам не нравится?
Он пытался прочитать по глазам Катюши, что так опечалило ее, но не понимал, что все-таки случилось. Он отметил, что настроение девушки вмиг изменилось отчего-то, а ее взгляд стал ледяным. Положив шубку и шапку на край кровати, Катюша упала на подушку лицом вниз и заплакала. Стоя над ней, Иван хмурил темные брови, не понимая, что произошло и что он сделал не так, раз она так сильно расстроилась?