Торговали на блошином рынке преимущественно пенсионерки. Кто-то выкладывал свои немудрёные товары на картонки, кому-то прилавком служили перевёрнутые дощатые ящики. Лежали пучки зелени, стояли баночки и ведёрки с садовой клубникой. Тут и там пестрели красочными картинками вскрытые пачки сигарет, реже перед продавщицами теснились ряды разнокалиберных бутылок с креплёным вином, водкой, коньячными настойками и пивом. Ну и без жареных семечек, разумеется, дело тоже не обошлось.
Не желая переплачивать, я решил для начала присмотреться к ценам и прошёлся по рынку. Заметил книги, но это распродавал домашнюю библиотеку похмельного вида мужичок с трясущимися руками. Ничего интересного, сплошь собрания сочинений классиков из школьной программы. Дальше в небольшую пирамидку составили банки тушёнки, рядышком лежала стопка грампластинок, поблёскивали на солнце значки отличий и памятные знаки, висела на импровизированной вешалке ношеная одежда. Тут же продавались тарелки и чашки из разных наборов, а седовласый дедок предлагал купить прибалтийский радиоприёмник «VEF» и видавшую виды электробритву «Харькiв». Его соседки разложила на газете наручные часы «Луч» с растрескавшимся кожаным ремешком, несколько отвёрток, набор гаечных ключей и фотоаппарат «Киев».
Пошелестев в карманах купюрами, я выудил пару мятых десяток и протянул их благообразного вида старушке, взамен получил бутылку «Ячменного колоса» и пять рублёвых бумажек сдачи. Пробку удалось без труда сбить, зацепив краешком о столбик дорожного ограждения и надавив сверху ладонью, но особого удовольствия глоток пенного напитка не доставил. «Колос» оказался тёплым и довольно мерзким на вкус.
Я запоздало глянул на полукруглую этикетку, сориентировался по вырезанным на её краю отметинам и не особо удивился, обнаружив, что срок годности пива истёк ещё два дня назад. И ладно бы оно хранилось в тени, так нет – на самом солнцепёке стояло. Ещё и бутылочное стекло «чебурашки» как на грех оказалось не зелёным или коричневым, а прозрачным.
«Ну, Гера, за тебя! Земля пухом!»
Через силу я сделал ещё несколько глотков, и тут кто-то осторожно тронул меня за плечо.
– Уважаемый, допьёте, бутылку не выбрасывайте! – попросил заросший густой бородой мужичок в драной болоньевой куртке, грязных штанах и кирзовых сапогах.
Вашу ж мать! Ума не приложу, как не саданул в развороте локтем.
Я в сердцах выматерился, сунул бичу бутылку с остатками пива и зашагал к перекрёстку мимо парковки, где помимо молоковоза стоял пыльный «запорожец», на лобовом стекле которого лежала картонка со сделанной от руки надписью: «Куплю золото». Ни в легковушке, ни возле неё никого не было.
Пристававший к прохожим мальчишка лет десяти со всклокоченными рыжими волосами протянул ко мне руку и заканючил:
– Дядь, дай пять рублей хлебушка купить…
На вороте рубахи темнели засохшие потёки «Момента», поэтому я молча прошёл мимо и направился к жёлтой бочке с надписью «КВАС».
– Покойника в бочке нет, надеюсь? – пошутил, припомнив историю из криминальной хроники недавнего прошлого.
Продавщица смерила меня мрачным взглядом и коротко обронила:
– Нет!
– Точно? А сегодня проверяли?
Тётка начала закипать и раздражённо спросила:
– Молодой человек, вы квас покупать будете или позубоскалить пришли?
Я сунул ей три рубля и встал у бочки с кружкой тёмного кваса, холодного и вкусного, ничем не уступавшего прежнему. Несколько глотков начисто прогнали кисловатый привкус пива, а дальше уже я прикладывался к стеклянной кружке без всякой спешки. Когда она опустела, вернул тару продавщице, дождался троллейбуса восьмого маршрута, проехал несколько остановок и двинулся в обход двухэтажных домов к зданию общественной бани, где на первом этаже располагалась ещё и парикмахерская.
В середине рабочего дня обошлось без очереди, прямо передо мной мастер закончила стричь лопоухого школьника, так что я без промедления опустился в кресло и сказал:
– Бокс, пожалуйста.
По проводному радио передавали новости, и ничего хорошего диктору сообщить аудитории было нечего. Завершился вывод войск из Чечни, усилился рост напряжённости в Приднестровье и на территории Югославии, грузинские подразделения осаждали Цхинвал, продолжались вооружённые столкновения на межэтнической почве и в Нагорном Карабахе. И вишенкой на торте прозвучало сообщение, что инфляция за первые пять месяцев года превысила восемьсот процентов. Когда выпуск закончился и Андрей Державин запел о чужой свадьбе, меня это лишь порадовало.
Расплатившись, я отошёл к зеркалу, провёл ладонью по коротко стриженным волосам и придирчиво изучил собственное отражение. Среднего роста, жилистый и худощавый, волосы тёмные, глаза серые. Особых примет нет, разве что нос после перелома слегка искривлён, но за это взгляд особо не цепляется. Не красавец и не урод, нас таких неприметных на улицах – легион. Не должен был меня Сивый узнать, даже толком запомнить не должен был.
Выйдя на улицу, я немного постоял перед баней, оглядываясь по сторонам, затем двинулся к недавно установленной в проходе между домами железной коробке коммерческого киоска с зарешёченной витриной и крохотным окошечком выдачи покупок. Газон перед ним утоптали до каменной твёрдости, а на случай дождя на землю кинули деревянный поддон.
Левую часть витрины занимали батончики «Марс», «Сникерс» и «Баунти», шоколад «Альпен голд», жевательная резинка на любой вкус, презервативы, бритвенные станки и кассеты к ним, тампоны, игральные карты, консервированная ветчина, пакетики с растворимыми соками и баночки с кофе, фасованные кексы и рулеты. Всё сплошь импортное, всё в непривычных цветастых упаковках. За ними выстроились ряды пластиковых бутылок с газировкой, но ни «Кока-колы», ни даже «Пепси» заметить не удалось, ни одно из названий ни о чём не говорило. Над окошком расположились пачки сигарет, коробки спичек и одноразовые зажигалки, а вот товары с противоположной от него стороны витрины меня весьма и весьма заинтересовали.
Там стояло бухло. Казалось бы – государственную монополию на торговлю алкоголем отменили совсем не так давно и вот уже ассортимент мало чем уступает ликёроводочному отделу гастронома. Цены, правда, кусались, но у нас теперь рынок. Нет денег – проходи.
Невольно подумалось, что демократы не зря вещают о превосходстве частного бизнеса над неповоротливой махиной госплана. Насчёт эффективности не скажу, а вот оперативней частники – это точно. Что, впрочем, лишь добавляло убедительности известной цитате о капиталистах и трёхстах процентах прибыли.
С тёплым пивом у меня сегодня уже вышла промашка, и этой своей ошибки я решил не повторять, а стресс снять чем-нибудь покрепче. Пусть одному водку пить у нормальных людей и не принято, но очень уж весомый приключился повод. И нервы успокою, и за упокой Геры, земля ему пухом, накачу.
Пока определялся с выбором, два шкета лет пятнадцати отсчитали деньги на пару бутылок «Пшеничной» и заспорили, что брать: «Кроун Колу», «Зуко» или «Инвайт».
– На запивон «Инвайт» возьмём, – уверенно заявил тот, что был покрепче. – Его можно прямо в водку сыпать, ликёр для девок будет.
– «Зуко» тоже сыпать можно и он вкуснее, – усомнился второй.
– Он и дороже, а после стопаря разницы не почувствуешь. Ну и на фига тогда платить больше?
Я хотел уже шугануть их, но тут мимо протопал русоволосый плечистый здоровяк в перешитой по последней дембельской моде форме с лысыми погонами рядового, крылатыми колёсами автомобильных войск в петлицах и с вещевым мешком за спиной.
– Рома! – окликнул я одноклассника. – Ты зазнался или в шары долбишься?
Александр Романов, которого Ромой, такое впечатление, звали даже родители, резко обернулся и раскинул руки.
– О, Енот! Уже дембельнулся? А я только с вокзала чапаю!
Мы обнялись, и я предложил:
– Может, по пиву?
– Не откажусь, – согласился Рома и выдвинул встречное предложение: – Только давай разливного? На старом месте, а?
До пивного киоска мы запросто могли прогуляться впустую, и я засомневался.
– А был там завоз сегодня?
– Я мимо проходил, мужики стояли, – уверил меня Рома, шумно сглотнув. – И потянуло меня туда со страшной силой, еле сдержался!
Романов ещё со школы отличался неумеренной тягой к спиртному, не завернуть к пивнушке он мог лишь в силу банального отсутствия денег, но у меня в карманах шуршали банкноты, так что я махнул рукой.
– Идём!
Рома не ошибся, к будке с железными стенками, наглухо задраенной дверью и единственным оконцем для выдачи и в самом деле выстроился пяток потрёпанных мужичков и несколько парней помоложе. Первые подошли к делу со всей ответственностью и стояли с трёхлитровками и даже канистрами, вторые преимущественно шли на новый круг и дожидались своей очереди с литровыми и поллитровыми стеклянными банками, которые брали на время здесь же.
– Здоров! – поприветствовал я всех и никого одновременно. – Как пиво? Не моча ещё?
– Нормальное пиво, недавно завезли, – ответил крайний из выпивох.
Мы пристроились за ним, и пока стояли, я в двух словах поведал Роме о месте прохождения службы. Тот уважительно поцокал языком и вдруг заявил:
– А меня в Кремлёвский полк покупатель с призывного увёз.
Я стрельнул глазами на эмблемы автомобильных войск и не удержался от усмешки.
– Да ты гонишь!
– Серьёзно! – продолжил настаивать на своём Рома. – За полгода строевой задрочили до невозможности просто. А потом мы с земляком забухали в увольнительном, нас спалили и пинка под зад дали. В Тверь.
Оставалось только покачать головой, поскольку мой одноклассник точно не лепил горбатого. Был он высоким, широкоплечим и русоволосым – хоть сейчас на агитационный плакат фотографируй, – да и с законом проблем никогда не имел, армейский покупатель запросто мог счесть такого призывника годным для службы в Кремлёвском полку. Кто б его предупредил, что Рома за поллитру родину продаст.
Я ухватил одноклассника за сверкавшую надраенной медью пуговицу и подтянул к себе.
– А где ты был девятнадцатого августа девяносто первого года?
Рома заржал как конь.
– В Тверь уже перевели. Всю веселуху пропустил.
Подошла наша очередь, и я попросил наполнить две литровых банки, благо те освободились прямо перед нами. Мы отошли в сквер и расположились под деревьями. Я сел на пенёк, Рома устроился на брошенном в траву вещмешке.
– Наших видел кого? – спросил он.
Прежде чем ответить, я сделал длинный глоток пива, то оказалось ядрёным и столь холодным, что заломило зубы. И внутри будто что-то хрустнуло, надломилось. Ослабла до безумия сжатая пружина стресса, в голове стало ясно и прозрачно. Куда прозрачней, чем даже пиво в банке.
Гера мёртв, а я убил человека.
Только тут отпустил туманивший разум шок, и получилось осознать всю глубину разразившейся катастрофы.
Гера мёртв! Пусть я не видел его последние два года, но до того общался чуть ли не каждый день. Дружил с ним, ссорился, иногда даже дрался. Играл в хоккей и футбол, в карты и «банку», сидел за одной партой и трепался на переменах, пока Гера не ушёл после восьмого класса в ПТУ. Да и после – вместе пили, ходили на стрелки, в качалку и кино. А сейчас его не стало. Умер. Погиб.
И до кучи я убил человека. Может, и раньше в кого-то попадал, но впервые застрелил едва ли не в упор. Застрелил – и хрен бы с ним, но ведь могут и найти! Не менты, так бандиты, не одни бандиты, так другие. И пронзительное осознание этого напугало буквально до икоты, словно всё случилось не далее пяти минут назад. Будто время с момента перестрелки ужалось до считанных секунд.
Плохо, плохо, плохо. Ой, как же всё это плохо…
– Серый! – одёрнул меня Рома. – Уснул, что ли? Наших видел кого, спрашиваю?
– А? – встрепенулся я, усилием воли отогнал дурные раздумья и кивнул. – Да, видел. С Герой бухали вчера. Ещё Андрюхе Фролову звонили, но ему в ночную смену было, не пришёл.
– Они где трудятся?
– Гера сам по себе вертится, Дюша на трубном, – сказал я. – Стас Рыжов, говорят, на ханку плотно подсел. Лёня Гуревич у бати на подхвате, тот сборкой польской мебели занялся.
– Толстый как обычно при Лёне? – спросил Рома о закадычном друге нашего одноклассника, отпил пива и вдруг прищёлкнул пальцами. – Слушай, я же на вокзале в Москве Воробья встретил! Деловой стал, сил нет! Пальцы веером, сопли пузырями, носки в дырочку!
– Он чего в Москве забыл?
– Челнок же! Из Турции шмотки таскает. Говорит, в Лужниках вещевой рынок открывают, там торговать будет.
– Прямо на стадионе, что ли?
– Хэзэ.
Банки опустели, пришлось вновь становиться в очередь, но прямо перед нами на окошко нацепили листок с надписью «Перерыв». Толпа недовольно заворчала, кто-то из хвоста решил не терять время и попытать удачи на других точках. Мне никуда уходить и в голову не пришло. Литр холодного и почти неразбавленного пива подарил приятную расслабленность, хотелось накатить ещё и окончательно позабыть о случившемся, словно и не было ничего. А ведь если разобраться, то ничего и не было…
Мы с Ромой какое-то время перемывали косточки одноклассникам и вспоминали одноклассниц, а потом я не выдержал и стукнулся кулаком в киоск.
– Ну долго ещё ждать?!
Окошко приоткрылось, стала видна тётка, влезшая на табурет и шуровавшая в бочке с пивом деревянным веслом. Там же примостилось несколько вёдер, бутылка водки и пачка стирального порошка. Три в одном: дополнительный объём, крепость и пена.
Пива мне как-то резко расхотелось. Я поставил банки на полку перед оконцем и потянул Рому прочь.
– Пойдём лучше чего покрепче возьмём.
Но одноклассник замотал короткостриженой головой.
– Не, Серый, в другой раз. Ещё пересечёмся. А сейчас бежать пора. Давай, покеда!
Мы попрощались, и Рома зашагал в одну сторону, а я двинулся в другую. Дошёл до «Союзпечати» и купил четвёртый том собрания сочинений Рекса Стаута, озаглавленный «Если бы смерть спала». На сдачу выдали пятидесятирублёвую биметаллическую монету; серебристый обод, жёлтый кругляш – таких и не видел раньше.
Книгу я сунул за пояс, но не спереди, а сзади; так и приседать можно, и нагибаться, а выпасть – не выпадет, и руки свободны. Ну и не прицепится никто с дурацкими вопросами, типа: «Енот, ты в натуре читать умеешь, что ли?»
Как в воду глядел: во дворе соседней девятиэтажки, через который срезал путь, толпилось десятка два взбудораженных пацанов лет семнадцати-восемнадцати на вид. На ссору во время футбольного матча сходка нисколько не походила, как не напоминала она и разборки.
Тут и там мелькали знакомые лица, я приметил Санька и маякнул ему, а когда татарчонок подошёл, спросил:
– Что у вас за кипеш?
– Пацана убили.
На миг я опешил, но сразу сообразил, что речь идёт не о Гере, и уточнил:
– Это как?
– Да двое наших в двухэтажках у малолеток мопед отжали, а те шоблу собрали, похватали арматуру и за ними ломанулись. В посёлке нагнали, Таракан ноги сделал, а Шнурок мопед не бросил, решил на базаре с темы съехать. Ну его и замесили наглухо.
Я припомнил милицейский автомобиль в частном секторе, кивнул и спросил:
– Ответку готовите?
– Ну да. Не одолжишь на день пусковое? У тебя же было.
– Вот ты вспомнил! – только и развёл я руками. Самодельное пусковое устройство для сигнальных ракет наверняка до сих пор валялось где-то в комнате, но заниматься его спешными поисками у меня сейчас не было никакого желания.
– Ну ладно, так схожу.