– Ну? – сказал Алексей.
– Ну, он пошёл погулять и не вернулся. А потом приходит дед и говорит мне, мол, возьми лопату и пойди убери кота с дороги. Я сначала не понял, зачем мне лопата. Но я не стал спорить, взял лопату и пошёл к дороге. И когда я пришёл на то место, то всё понял. Там кота раскатали так, что от него остался только серенький коврик… красивый такой, хоть возле двери стели. Ни крови, ни внутренностей – ничего! Только коврик. Ну, я лопатой соскрёб его с асфальта и…
– А зачем ты нам всё это рассказываешь? – спросил Геннадий Юрьевич.
– Да просто, когда я увидел, во что превратился джетлайнер, то сразу, почему-то мне вспомнился тот кот. Как я его соскребал. Джетлайнер сейчас выглядит так же, как и кот моего прадеда.
Алексей глубоко вздохнул, а профессор взглянул на него и ехидно заметил:
– Ну, что? Вы ещё не жалеете, что познакомились с милой молодой девушкой? Ха! Вам то, что! У вас только джетлайнер! А у меня целый санаторий и всё, что в нём было! Так что, я пострадал больше, чем вы. Но, в принципе, это и правильно. Потому что, я-то знаю… Нику девятнадцать лет!.. А вы только первый день! Так что, у вас ещё всё впереди! Она ещё покажет, на что способна.
– Вы хотите сказать, что она приносит несчастья? – спросил Алексей.
– Эх… Не обращайте на меня внимания! Это я просто брюзжу. По-стариковски брюзжу!
Он пошёл к инкубатору, чтобы проверить, как идёт процесс восстановления, и как раз в этот момент из коридора донеслись голоса.
– Наконец-то, нас пришли спасать! – сказал профессор. – Спасатели, блин. И года не прошло!
Он быстро пошёл навстречу людям, спускающимся по лестнице. Когда несколько человек поравнялись с входом в лабораторию, Геннадий Юрьевич встал перед ними и расставил руки в стороны.
– Так, всё, господа! – сказал он. – Дальше вы не пройдёте, потому что это секретная лаборатория, где производятся разные секреты, а секреты должны оставаться секретами, потому что это секреты, а не что бы то ни было ещё, о которых вы все ничего не должны знать! Хотя, я уже раскрыл вам всё, что только можно было раскрыть. Так что, эта лаборатория давно перестала быть секретной. Но всё равно, я вас сюда не пущу.
Люди, одетые в форму спасателей, остановились перед дверью.
– Здравствуйте, – сказал один мужчина, снимая с лица стеклянную маску. – Вы единственные выжившие, кого нам удалось найти. Сейчас ведутся поиски пострадавших, пожар полностью потушен. Работают службы. Скажите, где ещё в здании могли находиться люди?
– Все люди здесь. И все живы, как видите, – ответил профессор.
– Вы хотите сказать, что в здании больше не было никого?
– Да, так оно и есть. Во всём санатории были только кибернетические люди, роботы, киборги… называйте, как хотите. Из обычных людей – только мы.
– Расследование показало, – продолжал спасатель, – что взрыв произошёл вследствие применения плазменной взрывчатки. А после, произошла детонация различных видов вооружения, среди которых могли быть и высокотехнологичные взрывчатые вещества, применение которых запрещено законом. Как вы можете это объяснить?
– Уважаемый спасатель, – съехидничал Геннадий Юрьевич, – а скажите мне, пожалуйста, кто вы, и имеете ли вы право задавать мне такие вопросы?
– Я майор Козлов. МЧС. И я имею право задавать вам ЛЮБЫЕ вопросы, потому что прибыл сюда по приказу высокопоставленных лиц. У меня есть приказ расследовать это дело, выявить причины и, если есть виновные, покарать их. Так же, я имею соответствующий ордер, который могу предоставить, чтобы отпали всяческие лишние вопросы.
Говоря это, майор сделал знак своим людям, чтобы они прошли в лабораторию.
Спасатели отстранили профессора и нахально вступили в святая святых…
Видя такую наглость, Геннадий Юрьевич не удержался и повысил голос:
– Майор Козлов! Уберите отсюда ваше стадо! Это закрытая, частная, СЕКРЕТНАЯ лаборатория, куда доступ разрешён только одному человеку – мне! А вас тут быть не должно!
– Но я вижу ещё двоих человек.
– А это всё потому, что произошёл взрыв, и охранная система взлетела на воздух! К тому же, это мои люди, которым я доверяю.
– Тогда, может быть, представитесь! Кто вы?
– Я профессор Левандовский, хозяин этих руин! А территория, на которой вы находитесь, принадлежит правительству, и находится под его особым контролем. Так что, если вы не уберёте своё стадо, господин Козлов, то вас могут ждать серьёзные неприятности.
– Вы профессор Левандовский?
– Да, и это мой санаторий, где находится секретная лаборатория. Так что, уберите своих козлов, господин Козлов!
– Не переходите на личности, уважаемый профессор! Не стоит злоупотреблять своим положением и моим терпением. Ваши слова могут быть расценены, как оскорбление.
– Прошу великодушно простить меня, майор! Но людей своих всё равно уберите.
Майор сделал знак своим людям, и они покинули лабораторию. Но сам он остался стоять, где стоял.
– Господин Левандовский. Если это действительно вы, то вам стоит пройти наверх. Там вас ждут. Мне сказали, что профессор Левандовский должен быть где-то тут, и, если я его найду в здравии, то непременно должен ему передать, чтобы он поспешил.
– А кто меня там ждёт?
– Какой-то американец, которого прислал министр иностранных дел.
– А-а! Всё понятно! Джонни переживает за меня. Ладно, сейчас приду. – Геннадий Юрьевич повернулся к пилоту и Алексею. – А вы сидите тут и никого сюда не впускайте. – Он пошёл было к лестнице, но вдруг повернулся и сказал: – И сами ничего не трогайте! И не лазьте тут, понятно? – Профессор поднялся на пару ступенек. – Сидите там, где сидите и не вставайте с места! Я сейчас приду! – Ещё две ступеньки, и снова профессор не выдержал: – Не дай бог, узнаю, что вы тут шастали в моём отсутствии! Вернусь, прибью обоих! Ладно, я пошёл.
И профессор стал подниматься по лестнице. Какой-то спасатель вручил ему стеклянную маску, закрывающую всё лицо, со встроенным преобразователем кислорода. Геннадий Юрьевич принял «подарок», надел его и глубоко вдохнул приятный свежий воздух.
Он уже шёл по коридору к большому завалу, через который нужно было перебраться, чтобы попасть в холл. Дым всё ещё валил откуда-то, но с каждой минутой, его становилось всё меньше, – пожарники работали быстро.
Перебраться через завал было трудно, – упавший кусок перекрытия почти полностью закрывал проход, а всевозможные оплавленные обломки были настолько острыми, что грозили перерезать подошву ботинок, если не аккуратно ступить куда-нибудь. Везде торчали изогнутые куски арматуры, попадались стёкла, которые не успели расплавиться вследствие плазменного взрыва. Изодранный кусок некогда белого дивана торчал из битого камня. Стены были сплошь изрешечены осколками. Сердце профессора обливалось кровью при виде этой ужасной картины. Но он стойко преодолевал трудности, как моральные, так и физические; он пробирался сквозь завал, тщательно выбирая место для следующего шага.
Наконец, он спрыгнул с последнего бетонного куска перекрытия, валяющегося на полу, и ступил на оплавленный пол, который ещё утром сиял чистотой, а теперь превратился в чёрную волнообразную массу непонятно чего.
Холл практически не пострадал, если не считать того, что весь оплавился и сгорел, но зато справа были сплошные руины: не осталось даже намёка на очертания здания.
Переступая через различный мусор, профессор вышел на улицу, миновав искорёженный остов двери. Сразу же он увидел правительственный джетлайнер министра, а перед ним стоял Джон Паркер и рассматривал нечто чёрное, лежавшее на земле.
Геннадий Юрьевич подошёл сзади и поздоровался. Мистер Паркер обернулся и воскликнул, забыв перейти на русский язык:
– Damn it! Professor! You’re alive! I’m so glad. What happened here?
– The Apocalypse has come, – ответил профессор.
– This is a disaster!
– Ja, Sie haben Recht, Johnny.
– Что? – не понял мистер Паркер.
– Я говорю, вы правы, Джонни… Это катастрофа.
– Но, как это произошло?! ЧТО произошло?!
– А-а-а! – отмахнулся профессор. – Долго рассказывать! Просто, я лишился санатория, и всё тут.
– А где Бионика?
– В лаборатории.
– С ней всё в порядке?
– Н-н-надеюсь, да. Она в инкубаторе, на восстановлении организма. Чёрт! Я даже не представляю, выкарабкается она или нет.
– А что с ней? Она сильно ранена?
– Нет. Дело тут в другом. Это я, старый маразматик, не уследил. У неё кончился заряд, к тому же, она получила сильнейший стресс, который подействовал на мозг и на весь организм в целом. Теперь она впала в глубокую кому, и сколько эта кома продлится, одному богу известно.
– Но вы мне объясните, что произошло?
– Да! Пожалуйста.
И профессор рассказал всё, что было недавно.
Мистер Паркер выслушал и погрозил пальцем.
– А ведь министр и я говорили вам, чтобы вы не наседали на бедную девушку! И в том, что произошло, в конечном итоге виноваты именно вы, профессор! Если бы вы не устраивали этих ваших «серьёзных разговоров» с Бионикой, то ничего бы не случилось! Вы бы вовремя заметили минимальный заряд, девушка не падала бы в обморок, не пришлось бы её тащить в лабораторию, не нужно было бы расстреливать охранную систему, не было бы никакого взрыва! А бедный Леонардо до сих пор радовал бы меня своими пафосными речами! А так, он лежит теперь разорванный и заикается.
И тут Геннадий Юрьевич перевёл взгляд на тот предмет, что рассматривал мистер Паркер.
– Так это же наш дворецкий!
– Да, это он.
– Он ещё живой?
– Little bit… Он сильно заикается.
– Ещё бы! Вы бы не заикались, если бы от вас осталось только голова и ошмёток ключицы?! Привет, Лео! Ну, как ты?
– Зд-зд-зд-зд-здр-рас-тву-тве… пр-пр-пр-пр-пр-про-ф-ф-ф-фес… р-р-р-р.
– Что же ты натворил, а! Я же тебе сказал расстрелять! А ты, что сделал?
– Вз-вз-вз… взор-взор-взор-взор… взор…
– Взор бы мой тебя не видел после этого! Гад ты, вот ты кто! Оставил меня без санатория!
– Не ругайте его, Геннадий, – вступился мистер Паркер. – Он просто выполнял ваш приказ. Тем более что Владимир Сергеевич обещал вам помочь с восстановлением санатория. Кстати, как лаборатория? Не пострадала?
– Нет. Вы же знаете, мой бункер может выдержать атомную бомбу. Бетон на основе нитрита бора, аэрографитная подушка, титановая арматура, осьмиевая пластина над всей лабораторией, карбин… в общем коробка, которая окружает лабораторию уцелеет даже когда наша планета разлетится на куски! И вот, когда Земля разлетится – в космосе будет парить моя лаборатория среди бесчисленных обломков нашей планеты!
– Я рад, что вы не теряете чувство юмора, профессор. Вы отлично держитесь!
– А что мне ещё остаётся делать? Сегодня у меня вообще сумасшедший день: то Бионика сбежала, то я чуть не был арестован! А теперь ещё и санаторий взлетел на воздух! Весело! Не скучно! Да… Что произошло, то произошло, и изменить уже ничего нельзя.
– Да, но министр пообещал заняться восстановлением санатория.
– Да, вы говорили… А что он хочет сделать?
– Он сказал, что нагонит сюда технику. Снесут оставшееся здание, так как оно находится в аварийном состоянии, и построят новое.
– Да что вы говорите! Передайте Владимиру Сергеевичу мою самую искреннюю благодарность! Не думал я, что он настолько проникнется тем, что здесь произошло. Значит, он выделит деньги?
– Он уже занимается этим вопросом.
– Это очень хорошо, – сказал профессор и, сделав небольшую паузу, сказал: – А как насчёт нашего полёта? Мне ещё нужно лететь в столицу, или без этого уже можно обойтись?
– Я думаю, что всё-таки вам придётся слетать в Москву. Я тут связывался с некоторыми людьми, и они сказали, что Роскосмос в принципе не против полёта на Европу, но остаётся провести бумажную волокиту, и для этого нужно ваше присутствие, так как прибегать к электронной переписке, они почему-то не хотят.
– Конспирация! – съязвил Геннадий Юрьевич. – Они не хотят утечки информации. Хотя, что там утаивать?! Ну, собрались, ну, полетели! Делов-то!.. Ладно. Мне нужно возвращаться в лабораторию, а то там шастают всякие подозрительные личности и пытаются выведать мои секреты. Да и Бионика в коме… Кстати. У неё теперь новое имя.
– Новое имя? Вы решили её переименовать? – улыбнулся мистер Паркер.
– Нет, это она сама себя переименовала! Теперь её зовут Ника. Так её называет её парень…
– Кто?!
– Да-да, мистер, вы не ослышались! У нашей Ники появился мужчина! Он работает пилотом в институте… а-а-а… как же его-то… А! Алексей Витальевич. Фамилию забыл. Они провели вместе весь сегодняшний день. Чем они там занимались, понятия не имею, но надеюсь, что не чем-нибудь нехорошим…
– О-о! Так наша девочка выросла! Поздравляю!
– С чем?!
– С настоящим совершеннолетием Бионики.
– Ника… Её зовут Ника, – поправил профессор с каким-то сожалением в голосе.
– Ника. Прекрасное имя! Мне нравится. Это она сама его придумала?
– Чёрт его знает… Я даже толком не успел узнать, что они там в городе делали! Я только начал спрашивать, и тут Би… э-э… Ника потеряла сознание… а перед этим она кричала, представляете! Она кричала, проявляла чувства, её голос был полон эмоций, и что самое главное, мне кажется, что она по уши втрескалась в этого пилота!
Мистер Паркер громко рассмеялся:
– Вот это да! Правда? Так это же прекрасно!
– Не вижу ничего прекрасного!
– Ну как же! Она наконец-то стала настоящей девушкой! Она настоящий человек со своими переживаниями, горестями, радостями, мыслями, эмоциями, желаниями!.. Jesus! Наконец-то это произошло! Поздравляю, профессор! Ваш эксперимент удался на славу!
– И этот эксперимент сейчас при смерти…
– Вот как всегда он вольёт ложку дёгтя!
Профессор на этом решил завершить разговор; он попрощался с мистером Паркером, пнул на прощание дворецкого Леонардо, и поспешил обратно в лабораторию.
Леонардо обиженно смотрел одним уцелевшим глазом на своего создателя и пытался что-то произнести. Он стал заикаться ещё больше, и среди его повторяющихся бормотаний слышалась просьба: Леонардо просил профессора восстановить его тело и вернуть его к жизни. Но Геннадий Юрьевич не услышал своего дворецкого, – он спешил к своей дочери, которая была ему дороже всего на свете (хотя, он этого никому никогда не показывал).
8. Месяц спустя
Было два часа ночи; напольные часы, сделанные по образцу девятнадцатого века, только что пробили два раза, наполняя небольшой кабинет своим рвущим тишину глубоким звуком.
Полная луна отбрасывала сквозь щелку между занавесками свой тусклый белёсый свет. Тёплая летняя ночь дышала прохладой после жаркого июньского дня.
Маленький кабинет был освещён только лишь настольной лампой, что стояла на рабочем столе. За столом сидел Геннадий Юрьевич; он прикрыл глаза и, казалось, спал. Но на самом деле, это было не так. К голове профессора были прикреплены несколько датчиков. Перед ним стоял монитор, на котором постоянно мелькали слова, выстраивающиеся в предложения, а предложения – в абзацы. Текст быстро набирался, иногда останавливаясь; буквы заполняли экран – страница за страницей.
Так продолжалось некоторое время, прежде чем профессор, наконец, открыл глаза и стал всматриваться в текст.
– Хм… Недурно… – пробормотал он. – Ещё немного и можно будет запатентовать эту мою новую фигню.
«Фигнёй» профессор назвал своё новое изобретение. Это была специальная компьютерная система, которая могла подключаться к мозгу человека и считывать мысли. Геннадий Юрьевич сейчас как раз и занимался тем, что тестировал работу изобретения, над которым работал на протяжении всего этого года. Сегодня днём, он завершил программу, внёс все соответствующие коррективы, и решил проверить, как всё работает. Получилось неплохо: текст на мониторе полностью копировал мысли профессора.