Тогда почему думать о том, кого даже не знала, так больно?
Засунув письмо в карман, я откинулась на спинку скамейки. Моих волос коснулись зазубренные листья изгороди – они словно пытались меня утешить. Не стоило жить прошлым, собирать ничего не значащие осколки. Лучше подумать о том, что ждет меня через восемь дней, в солнцестояние. Мне предстояло доказать свою страсть и наконец получить плащ.
Надо было читать книги Картье, силясь запомнить все, что можно.
Но стоило мне потянуться к странице, как в траве зазвучали легкие шаги, и на дорожке появилась Ориана.
– Бриенна! – поприветствовала она. Ее черные волосы были заплетены в сложную косу, спускавшуюся до талии. Коричневую кожу и платье избранной испещряли брызги краски – следы бесчисленных часов, проведенных в художественной мастерской. Ее платье навевало мысли о ярких картинах, мое же было унылым, чистым и мятым. Все шесть избранных Магналии носили одинаковые серые платья и единогласно их ненавидели: высокий ворот, простой крой, длинные рукава. Стоило доказать страсть только для того, чтобы их сбросить.
– Чем занимаешься? – поинтересовалась у меня, приближаясь, моя сестра-избранная. – Господин Картье еще не довел тебя до отчаяния?
– Нет, думаю, на этот раз у него другие планы. – Я поднялась со скамейки и взяла Ориану под локоть, придерживая стопку книг другой рукой. Мы зашагали рядом. По сравнению со мной, высокой и длинноногой, Ориана казалась маленькой и хрупкой. Мне пришлось идти медленней, чтобы не обгонять ее. – Как продвигаются твои последние картины?
Она фыркнула и наградила меня кривой улыбкой, сорвав розу с куста.
– Думаю, дело идет.
– Ты уже выбрала, какие из них выставишь в день солнцестояния?
– Да, конечно. – И Ориана начала рассказывать о полотнах, которые решила показать покровителям. Я смотрела, как она нервно крутит розу в пальцах.
– Не волнуйся, – улыбнулась я и заставила ее остановиться. Теперь мы оказались лицом к лицу. Вдали ворчал гром, в воздухе витал запах дождя. – Твои картины прекрасны. Это все не вызывает сомнений.
– Что именно? – Ориана аккуратно устроила розу у меня за ухом.
– Покровители будут бороться за тебя. Ты станешь главным призом.
– Как бы не так! У меня нет обаяния Абри, красоты Сибиллы, манер Мириай или вашего с Цири ума.
– Но твоя кисть открывает окно в другой мир, – с улыбкой возразила я. – Это истинный дар – помогать людям видеть вещи в новом свете.
– С каких это пор ты стала поэтом, дорогая?
Я засмеялась, но удар грома заглушил смех. Когда жалоба бури стихла, Ориана проговорила:
– Я должна признаться тебе кое в чем.
Начался дождь, и она потянула меня за руку, принуждая сойти с дорожки. Удивленная, я пошла за ней. Ориана была избранной, никогда не нарушавшей правил.
– И?.. – требовательно спросила я.
– Я знала, что ты в саду, и пришла попросить тебя об одолжении. Помнишь, я рисовала портреты других девочек? Чтобы не забыть вас, ведь на следующей неделе наши пути разойдутся! – Ориана взглянула на меня, ее янтарные глаза сверкали.
Я сдержала стон:
– Ори, я не могу сидеть на одном месте так долго.
– Абри смогла. А ты знаешь, какая она непоседа. И что ты вообще подразумеваешь под «не могу сидеть так долго»? Вы целыми днями просиживаете с Цири и господином Картье, сгорбившись над книгами!
Я выдавила улыбку. Целый год она просила меня позировать для нее, но я была поглощена учебой, и времени для портрета не оставалось. По утрам меня ждали занятия с Картье и Цири, а вечером – персональный урок Картье: я все еще пыталась овладеть всеми знаниями.
Пока тянулись бесконечные часы занятий, и я устало провожала взглядом солнечный зайчик, упавший на пол, мои сестры-избранные отдыхали. Сколько дней я внимала их смеху, наполнявшему Дом, силясь собраться с мыслями под взглядом Картье.
– Не знаю. – Я колебалась, сжимая книги в руках. – Предполагалось, что я буду заниматься.
Мы обогнули изгородь и столкнулись с Абри.
– Ты убедила ее? – с ходу вопросила та, и я поняла, что это была засада. – Не смотри на нас так, Бриенна.
– Как? – уточнила я. – Вам обеим известно, что если я хочу получить плащ и уехать отсюда через восемь дней с покровителем, то должна посвятить каждую минуту…
– Запоминанию скучных родословных, да, мы это знаем, – перебила меня Абри. Ее густые медные кудри рассыпались по плечам, в них застряла пара сухих листьев, словно она продиралась сквозь заросли ежевики. Абри часто учила роли под открытым небом, вместе с господином Ксавье. Иногда я видела ее из окна библиотеки. Она бродила по лужайке, размазывая по лифу ягоды, словно фальшивую кровь, и повторяя вслух свои строчки. Увидев, что подол ее платья испачкан грязью и черным соком, я поняла, что она репетировала.
– Пожалуйста, Бриенна, – умоляла меня Ориана. – Я ведь изобразила всех, кроме тебя…
– Ты захочешь, чтобы она нарисовала этот портрет, едва увидишь реквизит, который я приготовила, – заявила Абри, наградив меня зловещей улыбкой. Она была самой высокой из нас, выше меня на целую ладонь.
– Реквизит! – ахнула я. – Слушайте, я не стану…
Гром загрохотал вновь, заглушив мой слабый протест. Прежде чем я успела ее остановить, Ориана выхватила книги у меня из рук.
– Отправлюсь вперед и все подготовлю, – заявила она, сделав три быстрых шага от меня. Как будто я не могла передумать, окажись она за пределами слышимости. – Абри, приведи ее в студию.
– Да, миледи, – откликнулась та с шутовским поклоном.
Я смотрела, как Ориана метнулась через лужайку к черному входу.
– Не хмурься, Бриенна, – одернула меня Абри. Небеса наконец разверзлись, и наши платья намокли от дождя. – Нужно наслаждаться последними деньками.
– Как наслаждаться, если я боюсь, что меня сочтут бездарной? – Я направилась к дому, на ходу вытаскивая из волос ленту, позволив косе рассыпаться по плечам, и тревожно провела по волосам рукой.
– Тебя не сочтут бездарной! – И все же Абри помедлила, а потом спросила: – Так думает господин Картье?
Я шагала через лужайку, промокшая и потрясенная мрачными перспективами, когда Абри догнала меня, схватила за руку и развернула лицом к себе.
– Пожалуйста, Бриенна. Позволь сделать этот портрет. Ради меня и Орианы.
Я вздохнула, но уголки моего рта тронула легкая улыбка.
– Ладно. Но я не могу позировать целый день.
– Ты будешь в восторге, когда увидишь реквизит, который я нашла! – повторила Абри и потянула меня к дому.
– Сколько времени это займет? – Я задыхалась, когда мы открыли двери и оказались среди теней темной прихожей, вымокшие и дрожащие.
– Немного, – ответила Абри. – Ой! Помнишь, ты помогла мне написать вторую часть моей пьесы? Где леди Чернохлеб бросили в темницу, когда она украла диадему?
– Ага. – Хотя я больше не изучала драматургию, Абри все еще просила меня помочь с сюжетами ее пьес. – Не знаешь, как ей теперь оттуда выбраться?
Она залилась нежным румянцем:
– Понятия не имею, но, прежде чем ты дашь совет, знай… я не хочу ее убивать.
Я не смогла сдержать смеха.
– Абри, это было три года назад.
Речь шла о времени, когда я считалась избранной Драматургии, и мы обе сочиняли отрывок для господина Ксавье. Абри написала комическую сценку о двух сестрах, боровшихся за одного кавалера, а я – кровавую трагедию, о дочери, свергнувшей отца с трона. Я убила всех персонажей, кроме одного, и господин Ксавье был потрясен мрачностью моего замысла.
– Если тебе не хочется ее убивать, – начала я, когда мы зашагали по коридору, – пусть найдет потайную дверь за скелетом или ей поможет стражник. Он нарушит присягу, но цена будет высокой и страшной.
– Конечно, потайная дверь! – воскликнула Абри, беря меня под руку. – Ты чертовски коварна, Бри! Хотела бы я так же хорошо придумывать сюжеты.
Она улыбнулась мне, и я пожалела, что страх сцены помешал мне стать госпожой Драматургии.
Абри, должно быть, почувствовала то же самое. Она сжала мою руку и прошептала:
– Знаю: еще не поздно. Можешь написать пьесу из двух актов, поразить господина Картье, и…
– Абри, – беззлобно оборвала ее я.
– Вот как две избранные Дома Магналии проводят неделю, оставшуюся до солнцестояния? – внезапно раздался чей-то голос.
Мы с Абри замерли в коридоре, неожиданно столкнувшись с Терезой, госпожой Интриги. Скрестив на груди руки, она неодобрительно смотрела в нашу сторону. Ее брови поднялись, острый нос нацелился на нас, как клюв хищной птицы. Наши грязные промокшие платья были ей отвратительны.
– Ведете себя как дети, а не как женщины, которые вот-вот получат плащи.
– Тысяча извинений, госпожа Тереза, – прошептала я, опускаясь в глубоком реверансе. Абри сделала то же самое, хотя без всякого почтения.
– Переоденьтесь, пока мадам вас не увидела.
Мы с Абри чуть не отдавили друг другу пятки, торопясь скорей от нее уйти, и вскоре вывалились из коридора в прихожую, в пасть лестницы.
– Она – дьявол во плоти, – слишком громко прошептала Абри, взлетев по ступеням.
– Абри, – зашипела я и, наступив на край своего платья, услышала за спиной голос Картье.
– Бриенна!
Я ухватилась за перила, чтобы не упасть. Восстановив равновесие, обернулась и взглянула на своего наставника. Картье стоял в прихожей. Белую тунику на талии перехватывал ремень, а серые бриджи оказались почти одного оттенка с моим платьем. Он застегивал свой голубой плащ, готовясь выйти в дождь.
– Господин.
– Полагаю, ты захочешь получить еще одно персональное занятие после нашей утренней лекции с Цири? – Картье смотрел на меня, ожидая ответа, который и так знал заранее.
Я почувствовала, как перила заскользили под рукой. Мои волосы растрепались, падая на лицо непокорными каштановыми кудрями, платье промокло насквозь, с подола струилась вода, тихой капелью звеня на мраморе. Я знала, что в его глазах выгляжу просто ужасно: совсем не как валенийка, чья страсть вот-вот раскроется, и не как ученая, которую он пытался из меня вылепить. Несмотря на это, я подняла подбородок и ответила:
– Да, благодарю вас, господин Картье.
– Возможно, в следующий раз письмо не помешает нашему уроку и ты будешь более внимательна, – вдруг добавил он. Распахнув глаза, я смотрела на него, пытаясь прочесть мысли, таившиеся за бесстрастным лицом.
Он мог наказать меня за то, что я передавала письма Франсиса и Сибиллы, как за нарушение правил. Оставалось только ждать, чего он потребует.
Затем я увидела, как дернулся уголок его губ – слишком мимолетно, чтобы счесть это улыбкой, но я хотела, чтобы это была она. Он кивнул мне, прощаясь.
Я смотрела, как Картье шагнул за порог и исчез в буре, и гадала, смеялся он надо мной или жалел. Мне хотелось, чтобы он остался, и все же я испытывала облегчение от того, что он ушел.
Я поднималась по лестнице, оставляя за собой дорожку воды и раздумывая, почему Картье всегда вызывал во мне противоречивые желания.
Глава 2. Мэванский портрет
Я избегала художественной мастерской с моего первого провального года в Магналии. Но этим дождливым вечером, осторожно переступив порог, со спутанными, мокрыми волосами, я вспомнила, что значила для меня эта комната, сколько прекрасных минут она мне подарила. Мне вспомнились бесчисленные утра, когда мы с Орианой делали наброски под внимательным руководством госпожи Солен. Вспомнилось, как я впервые использовала краски, как в первый раз попыталась нарисовать иллюстрацию, как впервые принялась за гравюру. Затем мне вспомнились мрачные минуты, все еще терзавшие меня, подобно незаживающей ране. Момент, когда я осознала, что мои работы – слабые и плоские – пятнали лист, в то время как рисунки Орианы дышали жизнью. День, когда госпожа Солен отвела меня в сторону и мягко сказала: «Возможно, тебе стоит заняться музыкой, Бриенна».
– Ты пришла!
Я обвела взглядом комнату и увидела Ориану, подготавливавшую для меня место. Она снова испачкалась: на щеке алело свежее пятно. В мастерской всегда царил ошеломляющий беспорядок, но я знала: это из-за того, что Ориана и госпожа Солен сами готовили краски. На самом длинном столе в комнате гнездились баночки цинковых белил и красителей, тигли и глиняные чаши, кувшины с водой, куски известняка, кипы пергамента и кальки, картонные лотки, полные яиц, большая миска с молотым мелом. Пахло скипидаром, розмарином и зелеными водорослями, которые они варили, чтобы с помощью загадочных алхимических процессов получить розовую краску.
Я осторожно обошла стол для рисования, кресла, картонки, мольберты. Ориана поставила стул у огромных окон: предполагалось, что я буду сидеть в свете грозы, пока она меня рисует.
– Следует ли мне волноваться насчет… реквизита, о котором столько твердила Абри? – спросила я.
Ориана готова была ответить, когда в комнату вошла Цири.
– Я нашла ее. Это ведь то, что нужно, Ориана? – спросила она, листая принесенную с собой книгу. Моя сестра-избранная едва не споткнулась о мольберт, идя к нам, протянула том Ориане и посмотрела на меня.
– Ты выглядишь усталой, Бриенна. Господин Картье очень тебя мучает?
Теперь ответить не успела я. Ориана ахнула от восторга, и мои глаза метнулись к странице, которой она любовалась.
– Превосходно, Цири!
– Минутку, – вмешалась я и потянулась к книге, выхватив ее из рук Орианы. – Это же одна из мэванских исторических книг господина Картье.
Я бросила взгляд на иллюстрацию, и дыхание замерло у меня в груди. Это был прекрасный портрет одной из королев Мэваны. Я узнала ее потому, что Картье занимался со мной мэванской историей. Я смотрела на Лиадан Кавана, первую королеву этой страны. Говорили, она владела магией.
Она стояла, высокая и горделивая; корона из серебряных нитей, украшенная бриллиантами, лежала на ее челе, как венок из звезд; длинные каштановые волосы были распущены, окутывая ее фигуру точно волны. Полоса синей краски, которую мэванцы называли вайдой, тянулась через лицо. На шее у королевы висел драгоценный камень размером с кулак – легендарный Камень Сумерек. Ее доспехи были как чешуя дракона, они горели кровью и золотом. Длинный меч покоился в ножнах на бедре. Одна рука королевы лежала на талии, другая – сжимала копье.
– Заставляет грезить о славном прошлом, да? – вздохнула Цири, взглянув через мое плечо. – О днях, когда королевы правили севером.
– Сейчас не время для урока истории, – заметила Ориана, осторожно забирая у меня книгу.
– Ты ведь не собираешься рисовать меня так? – спросила я с колотящимся сердцем. – Ори… это было бы дерзостью.
– А вот и нет, – возразила Цири. Она любила спорить. – Ты наполовину мэванка, Бриенна. Кто скажет, что ты не родня королеве?
Я открыла рот, чтобы возразить, но тут вошла Абри с кучей вещей в руках.
– Вот они, – объявила она, свалив все на пол.
Потрясенная, я смотрела, как Цири и Ориана копаются в куче: тусклый меч, дешевые доспехи, плащ цвета синей полуночи. Театральный реквизит, без сомнения, позаимствованный в гардеробной мастера Ксавье.
– Отлично, Бриенна, – обрадовалась Ориана, поднимаясь с нагрудником в руках. – Пожалуйста, позволь мне нарисовать тебя как мэванскую воительницу.
Все трое ждали: Ориана держала доспех, Абри – меч, Цири – плащ. Они с надеждой смотрели на меня. Мое сердце замерло от одной мысли об этом, но мэванская кровь заиграла в жилах.
– Хорошо. Но я не могу позировать целый день, – твердо заявила я. Абри издала победный вопль, Ориана улыбнулась, Цири закатила глаза.
Я стояла неподвижно, пока меня одевали. Это был поясной портрет, и то, что я оставалась в платье избранной, значения не имело. Нагрудник охватил мою грудь, наручи – руки. Синий плащ лег мне на плечи, и в животе у меня похолодело: я вспомнила о плаще страсти. Цири, должно быть, прочла мои мысли.