– Мы ж не в покере, чтобы блефовать, – наконец ответила я. – И руку отпусти. Что ты второй день лапаешь меня?
Кажется, Никита ничуть не смутился, но запястье все же отпустил.
– Как думаешь, что я тебе за это сделаю? – спросил он. Тогда я осмелилась поднять голову и посмотреть на Ярового. Лицо парня было не рассерженным, а каким-то насмешливым, словно его забавляло все, что сейчас происходит.
– Ударишь? Снова толкнешь в грязь? – не удержалась я.
Тогда Никита внезапно стушевался. Схватил мое лицо теплыми ладонями и склонился ближе. Его серые глаза тут же приобрели зеленоватый отлив. Так всегда происходило, когда Никита злился. Забавно, но за то время, что мы не общались, я совсем забыла об этом.
– Какая же ты упрямая, Верона, – не отрывая взгляд, проговорил Никита. – Упрямая глупая девочка, которая думает, что всегда будет так, как она захочет.
Я даже возмутиться не успела. Только хотела толкнуть Никиту руками в грудь и сказать, чтоб не смел больше никогда меня трогать, как Яровой сам убрал ладони от моего лица и, резко развернувшись, направился прочь по коридору. Я лишь уткнулась растерянным взглядом в его спину. Поверить не могу, что раньше искренне считала Никиту самым лучшим человеком на земле.
Глава четвертая
Весь последний урок я гипнотизировала модно выбритый затылок Василевского. Никто в параллели не одевался так стильно и дорого, как Марк. Он уверенно отвечал с места на вопросы учителя, а еще пару раз довольно забавно пошутил. Все девчонки, как по команде, расхохотались. Я тоже не смогла сдержать улыбку. Только Ирка склонилась ко мне и зашипела:
– Все прослушала. А че они надрываются?
Я лишь отмахнулась от Третьяковой. Что и говорить, Марк Василевский появился в нашем классе эффектно, затмив всех остальных парней. Даже ловеласа Даню и его дружка Ярового. Хотя это только Третьяков носит в гимназии корону и флиртует со всеми напропалую. Иллюзий по поводу Никиты никто из девочек особо не строил. Яровой всегда держался холодно с одноклассницами. Хотя, конечно, несколько раз я видела его во дворе с какими-то незнакомыми девчонками, которых он приглашал к себе. Я наблюдала из окна, затаив дыхание и боясь, что Яровой вот-вот обернется и привычно глянет на наши окна. Но с тех пор как однажды мы крупно поссорились, Никита больше никогда не смотрел на окно моей комнаты.
А Марк с первого дня понравился многим одноклассницам, в том числе и Соболь, которая к тому времени уже встречалась с Максом Кузьменко. Марк отлично учится, свободно говорит на двух иностранных языках и получил разряд кандидата в мастера спорта по легкой атлетике. Василевский вписался в наш класс, будто всегда был в нем, да еще и тут же занял лидерские позиции, влюбив в себя не только старшеклассниц, но и учителей. Может, другие парни, как Даня, и затаили злобу на Василевского, но никто в открытую с Марком не конфликтовал. Вообще от Василевского веяло уверенностью, спокойствием и вечерним ласковым солнцем. Сразу было заметно, что парень из обеспеченной и любящей семьи. Всегда на позитиве, всегда придет на помощь… За наш первый совместный учебный год мне удалось выявить в нем всего лишь один минус: ему нравятся абсолютно все. На девчонок он смотрит одинаково, никого не выделяя; и с парнями держится дружелюбно и приветливо. Будто мы, его новые одноклассники, однородная масса, к которой нужен одинаковый подход. Разве можно относиться ко всем ровно? Именно поэтому, когда Марк вдруг начал уделять мне внимание, я стала намного чаще думать о нем. Было интересно, чем я вдруг заинтересовала этого парня. В конце концов, в какой-то момент Василевский занял все мои мысли.
В конце урока мне пришлось отвлечься от любования Марком, потому как в класс вошла Лидия Андреевна. Директриса долго извинялась перед русичкой, говорила, что не займет много времени. Рассказала о предстоящей поездке в летнюю школу, огласила список фамилий. Не удержавшись, я все-таки обернулась к Никите и встретилась с его холодными серыми глазами. Как чувствовала, что в этот момент он сверлил меня ненавидящим взглядом. Я едва удержалась, чтобы язвительно не расхохотаться. Не знаю, откуда вдруг во мне взялось желание насолить Яровому. До недавнего времени казалось, что Никита – пустое место и мне в принципе все равно, что он чувствует.
Потом Лидия Андреевна начала горячо благодарить меня за содействие и сообщила, что одноклассники, попавшие в список, должны сказать мне спасибо за поездку. Мол, это я учла их заслуги перед гимназией и посчитала достойными путевки. Мне снова стало жутко неудобно из-за этой похвалы, потому как половина одноклассников тут же обернулись на нашу с Иркой парту.
А после урока ко мне снова подошел Марк. Да еще и в тот момент, когда из класса никто не успел выйти.
– Спасибо тебе, Вера, – улыбнулся он.
– Да не за что, – тихо произнесла я. – Ты ведь сам попросил включить тебя в список, я и включила.
Ирка закашлялась, а потом подошла ко мне и шепнула на ухо:
– Это ведь всего лишь повод поболтать с тобой. Что ты стоишь, как неживая? Улыбнись хоть!
А я не могу! Губы не шевелятся, и язык будто отсох. Я понимала, что Марк подошел не просто так, и эта мысль доставила мне удовольствие. Снова стало светло, хотя и немного неуютно. Будто я долгое время провела в темном помещении и наконец вышла на солнечный свет.
Если честно, никто из парней до этого ко мне не подкатывал, поэтому я, стоя перед Марком, ощущала себя очень глупо. Еще и Ирка постоянно меня дергала. Я чувствовала, как ноги наливаются тяжестью. А еще испугалась, что Третьякова прошептала свои наставления слишком громко, и сердце мое стучит так отчаянно, что это услышит не только Василевский, но и весь класс. Десятки взглядов уже устремились в нашу сторону.
Мало того, Марк вдруг взял меня за руку, и мы вдвоем направились к выходу. Василевский что-то говорил про лагерь, про сборы, про итоговую контрольную по химии, но я только кивала и неотрывно пялилась в его голубые глаза. Напоследок Василевский обнял меня. Тогда я совсем растерялась. В это время мимо нас пробегала Диана Руднева. Девчонка крикнула звонким голосом:
– Лидия Андреевна к нам на перемене заходила, велела тебя за список поблагодарить. Спасибо, Вер!
Я только кивнула.
– До встречи, Вера, – улыбнулся Марк.
– До встречи, – пролепетала я.
А потом ко мне подлетела рассерженная Ирка с кучей громких претензий:
– Ты что, с Рудневой разговариваешь? С этой предательницей? А почему Василевского в ответ не обняла? Ой, Вера! Какая ж ты все-таки… Нет, он точно на тебя запал!
– С чего это вдруг? – спросила я. В ногах снова легкость, будто до этого со мной случилось какое-то наваждение.
– Уж больно часто вертеться вокруг тебя стал. А ты амеба амебой! Слушай, следующий шаг обязательно должен быть за тобой. Не теряйся!
– Какой шаг? – не поняла я. – И ты не могла бы не кричать об этом на всю гимназию?
Ирка с пониманием закивала, но говорить стала ничуть не тише:
– Ну, если он не увидит твоей заинтересованности, то сольется. Поверь мне! Данька говорил, что парням нечего ловить, когда нет ответной реакции. Мол, зачем тратить время, ведь еще так много рыбы в море. Даня не истина в последней инстанции, конечно, но ты бы хоть в ответ пофлиртовала с Марком.
– Пофлиртовала? А как? – спросила я.
Ирка, взяв меня под руку, повела к гардеробу.
– Ну ты что, не флиртовала никогда? – удивилась Третьякова.
– Нет, – честно ответила я. – С кем? И тебе ли этого не знать.
Ирка только растерянно захлопала глазами.
– Действительно. Что-то я ничего такого не припомню. Ладно, не переживай, что-нибудь придумаем. Возьмем его горяченьким.
Я только рассмеялась. Третьякова такого напридумывает, мало не покажется.
У Ирки дома мы снова уселись с тарелками на балконе, но, на удивление, мне кусок в горло не лез. Заметив мое настроение, подруга спросила:
– Ты не больна?
– Да нет, просто ведь недавно обедала в столовке, – ответила я. – К тому же мы сегодня с папой в ресторан идем, там поем.
Кажется, это и было причиной потери аппетита, хотя Третьякова все списала на мою любовь к Василевскому. Но чем ближе был час икс – совместный ужин с Катериной, тем сильнее я нервничала, и идти мне никуда не хотелось. Чувствовала, как от волнения подкатывает тошнота. Но не пойти я не могла. Поэтому, спустя пару часов спустившись домой от Ирки, принялась за сборы.
Сильно наряжаться для незнакомой женщины, которая, возможно, даже когда-нибудь переедет к нам, не хотелось. Но папа все-таки будет ждать меня в приличном месте – дорогом ресторане, поэтому я достала из шкафа платье, которое надевала лишь раз, на свадьбу троюродной сестры в прошлом году. Его отец купил без моего ведома. Наверное, снова думал, что мне лет двенадцать, иначе как объяснить всю нелепость этого наряда? Светло-голубое, с пышной юбкой и рукавами-фонариками. В нем я напоминала себе куклу Тутти из «Трех толстяков», а еще казалась младше своих лет. Стоя в этом дурацком платье перед зеркалом, почему-то представила себе, как незнакомая женщина потреплет меня по щеке и, сюсюкая, проговорит отцу что-то вроде: «Ой, какая она у тебя холёсенькая!» Тошнить начало сильнее. Тогда я взяла из косметички черный карандаш и как следует подвела глаза, совсем как Амелия Циглер. Теперь мой вид получился еще более странным. Воздушное нарядное платье совсем не гармонировало с тяжелым макияжем. Наверняка папина новая пассия решит, что я сложный подросток, которому не хватает внимания. А мне его вообще хватает? Ведь на самом деле я часто чувствую себя одинокой. И какая, к черту, разница, что подумает обо мне какая-то Катерина? Я отлипла от зеркала, выбежала в прихожую и, схватив с вешалки джинсовку, выскочила за дверь.
Отец встретил меня у входа в ресторан. Он стоял на крыльце и с кем-то болтал по телефону. Я терпеливо топталась рядом в ожидании, когда он завершит разговор.
– Привет, – проговорил папа, положив трубку и рассеянно чмокнув меня в макушку. Потом схватил за плечи и отстранил от себя. Внимательно оглядел лицо. – А ты обычно так и красишься? Не замечал раньше.
– Обычно – нет, – сказала я. Все-таки зря я, наверное, совершила этот небольшой акт протеста. Думала, папа ничего не заметит. – Но сегодня же необычный вечер, – добавила я язвительно.
– Да, да, – закивал отец, явно не уловив мой сарказм. – Ну что, заходим внутрь? Катерина звонила. Она немного задерживается.
– Не отличается твоя Катерина пунктуальностью, – проворчала я.
– Перестань! – рассмеялся отец. – Она тебе понравится.
Я лишь натянуто улыбнулась в ответ. Сама почему-то в этом очень сомневалась.
В нарядном просторном зале ресторана наигрывал оркестр. Мы заняли столик у окна. Отец с рассеянным видом взял меню и протянул мне.
– Выбирай, что хочешь.
А сам сцепил руки замком и неотрывно следил за дверью. Волнуется. У меня точно такая же привычка сцеплять руки до побелевших костяшек. Например, когда я плохо готовлюсь к урокам и боюсь, что меня вызовут, сижу за партой в такой же позе.
– Я тут впервые, сам выбирай, – наконец отодвинула я от себя папку с меню.
– Хорошо.
Отец подозвал официанта и сделал заказ. Потом снова посмотрел на дверь, и вдруг его лицо просветлело. Папа как-то странно и незнакомо для меня улыбался. Никогда прежде не видела на его лице такую улыбку – влюбленного и счастливого человека. Тогда я, заинтересовавшись, тоже повернулась к входу в зал. И то, что я увидела, если честно, привело меня в шок.
– Пап, это что, шутка? – нахмурившись, спросила я.
– А что такое? – взволнованно спросил отец.
Я не сводила взгляда с миниатюрной брюнетки, которая, звонко стуча каблучками, приближалась к нашему столику. Сколько же ей лет?
– Ты бы еще с девчонкой из параллельного класса замутил, – прошипела я.
– Я же говорил, у вас много общего, – отмахнулся отец, вставая на ноги, чтобы поприветствовать свою новую пассию.
– Она моя ровесница? – ахнула я.
– За кого ты меня принимаешь? – оскорбился отец. – Катерине двадцать пять.
Я только удрученно вздохнула. Катерина оказалась тоненькой, словно тростиночка. С длинными темными волосами и подтянутой фигурой без единого изъяна. А еще с неестественным загаром. Видела бы эту девицу Ирка, обязательно бы высмеяла и обозвала «муклой». Мы с Третьяковой часто таких «Катерин» обсуждали.
Брюнетка широко и как-то дерзко улыбалась. Она не похожа на маму. Совсем. Моя мама – высокая натуральная блондинка с карими глазами и рассеянной доброй улыбкой. Сроду бы не подумала, что папу может привлечь совершенно иной тип женщины. Отец чмокнул Катерину в щеку и помог сесть.
– Простите, задержалась, – низким голосом проговорила брюнетка. – Долго ждете?
– Что ты… – начал папа.
– Долго, – сказала я, перебив отца.
Тогда Катерина подняла на меня карие глаза и улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами.
– Прости, Вера. Я больше так не буду.
Мне показалось или в ее голосе звучала ирония? Хотя улыбка в тот момент была довольно искренней. Из-за этого я немного стушевалась.
– Ладно, что уж…
За столом воцарилось неловкое молчание. Отец попеременно смотрел то на меня, то на брюнетку…
– Как дела в школе? – наконец спросил он. Мы с Катериной переглянулись.
– Разве мы здесь собрались для того, чтобы обсуждать мою школу? – искренне удивилась я. Папу никогда не интересовал этот вопрос, а тут вдруг вспомнил.
– И все-таки? – Теперь отец в волнении потирал руки.
– Нормально, – пожала я плечами. – Написали почти все годовые контрольные. Директриса утвердила список для лагеря.
Про лагерь я сказала нарочно, а то отец наверняка об этой поездке уже позабыл. Теперь мне еще больше не хотелось оставаться под присмотром разукрашенной Катерины.
– Для какого лагеря? – оживилась брюнетка. Вряд ли ее это особо интересовало, но возникшая до этого пауза достигла высшей точки, и молчать нам было уже просто неприлично.
– Для обычного, летнего, – ответила я, ковыряя вилкой белую скатерть. Говорить о том, что он еще образовательный с ежедневными занятиями по разным предметам, мне не хотелось. Катерина и так смотрела на меня свысока, как на маленького несмышленого ребенка.
– Вера у нас общественница, – ответил отец за меня. – Правая рука директрисы.
– Ну уж не правая рука, – возразила я.
– Общественница? – снова удивилась Катерина.
– Бывшая жена называет Веру Шурочкой из «Служебного романа».
Катерина как-то неестественно захихикала, а я впервые в жизни почему-то почувствовала себя неуютно из-за того, чем занимаюсь.
– Ну да, я люблю помогать другим, – сказала я.
– Ты, наверное, еще и отличница? – спросила Катерина. И из ее уст это прозвучало так, будто учиться на хорошие оценки – что-то забавное и недостойное. И все-таки хорошо, что я не сказала о направленности лагеря.
– У меня проблемы с физикой и химией, – призналась я.
Мне надоело, что мы обсуждаем мои школьные дела, а эта профурсетка еще и откровенно смеется.
– А вы с кем живете, Катерина? – спросила я без всякого перехода.
– Снимаю квартиру с подругой.
– А работаете где?
– Пока ищу себя, – призналась девушка.
– У-у, ну понятно, – сказала я, даже не пытаясь скрыть раздражение.
Отец почуял, что запахло жареным, и принялся расхваливать Катерине блюдо, которое он заказал, пока мы ее ждали. Я видела, что папа пытается найти между мной и Катериной какую-то общую тему, но из этой затеи у него ничего не получалось. Честно сказать, я не могла понять, чем же мы похожи, кроме того, что эта пигалица на шпильках может слушать ту же музыку, что и я.
Без стеснения я пялилась на Катерину, пока она разглядывала диковинное блюдо, которое наконец принес нам официант. Вздернутый нос, черные как смоль волосы, длинные ресницы. И пухлые губы – наверняка не свои. Но многим мужчинам такие девушки бесспорно нравятся. Поверить не могу, что мой отец попал в это число. Есть в этой девушке что-то, кроме внешности типичной инстадивы? Катерина подняла голову, и мы встретились взглядами. Заметив, как я таращусь на нее, брюнетка натянуто улыбнулась: