Как моральный философ Смит интересовался мотивами людей, побуждающими их к труду и к производству товаров для рынка. Он полагал, что в определенной мере им вполне может быть присуще бескорыстие. Люди – это социальные существа, которые, в принципе, испытывают взаимную симпатию, считал Смит. Однако он был в достаточной степени реалистом, чтобы понимать: вся истина этим не исчерпывается. Большинству людей скорее также свойственна сильная тяга к удобству и удовлетворению собственных интересов. Поэтому нельзя полагаться на то, что товары, требующиеся для народного хозяйства, будут производиться просто на добровольной основе. Для этого необходимы сильные экономические стимулы для отдельных индивидуумов, особенно когда производственный процесс организован в соответствии с принципом разделения труда, так как тот, кто не производит товар для себя, будет рассчитывать, что за свой труд он, по всем правилам, получит определенное вознаграждение.
Поэтому важнейшим стимулом для производства товаров является для Смита доход, который может получить каждый отдельный индивид. Часто цитируемая фраза из его книги 1776 г. звучит так: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов». Именно личная выгода, следуя этому высказыванию, и есть та важнейшая движущая сила, необходимая для того, чтобы увеличить благосостояние нации и всех людей, ее составляющих.
В другом месте своей книги Смит описывает этот механизм с помощью знаменитой метафоры о невидимой руке рынка. Не только ремесленник и рабочий, но и капиталист, принимая свои решения, «невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения». Преследуя личные интересы, они служат интересам всего общества. Напротив, к идее служения общему благу Смит относился скептически: «Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы много хорошего было сделано теми, которые делали вид, что они ведут торговлю ради блага общества».
Это весьма категорическое высказывание, и, возможно, Смит здесь ударился в крайность. Не следует забывать, что эти слова были в первую очередь направлены против меркантилистов, которые отстаивали идеи, противоположные идеям рынка и конкуренции. Сам Смит однажды написал, что ошибочные взгляды в известном смысле похожи на кривой ивовый прут: его сначала надо с силой согнуть в другую сторону, чтобы вновь сделать его прямым.
Действительно, меркантилизм приносил удивительные плоды. В то время одной из важнейших опор системы ограничения конкуренции была цеховая организация производства, которую скорее можно было бы назвать цеховой дезорганизацией. Отнюдь не каждый мог стать, например, булочником, даже если у него для этого были все необходимые задатки. Цеховые уставы содержали жесткие требования к тем, кто хотел получить соответствующую профессию. Так, предписанный срок ученичества составлял во Франции пять лет, а в Англии – целые семь лет. Затем еще пять лет надо было проработать подмастерьем, прежде чем стать мастером и получить право обзавестись собственным делом. Помимо того чтобы не допустить излишней конкуренции, например, в шляпном производстве, никто не мог иметь больше двух учеников. Мастер, нарушивший это правило, должен был заплатить штраф в размере пяти фунтов, из которых половина шла в королевскую казну, половина – доносчику.
Но и это еще не все. Каждый ремесленный цех мог выполнять только совершенно определенные виды работ, и при этом он не должен был перебегать дорогу другим цехам. Смит, среди прочего, сообщает о том, что каретник не имел права делать колеса и был обязан покупать их у колесника. Сходные предписания в Германии сохранились до нашего времени. Тот, кто, например, желает установить у себя новый кухонный гарнитур, должен обратиться к трем разным ремесленникам. Поскольку столяру не разрешено отключать воду, а слесарь-сантехник, в свою очередь, не имеет права производить электротехнические работы. В результате за несколько несложных операций приходится трижды компенсировать мастерам транспортные расходы и выплачивать им почасовую заработную плату. Предполагается, что таким образом обеспечиваются высокое качество работ и безопасность клиента. Однако на практике нередко все сводится к тому, что клиент сам берется за работу или нанимает шабашника, что вряд ли можно назвать нормальным.
Меркантилистский образ мышления все еще до конца не изжит и в других отраслях экономики и сферах предпринимательской деятельности. Немецкий закон против ограничений конкуренции, принятый в 1957 г., провозгласил принцип свободы конкуренции. Однако большая часть его положений посвящена так называемым исключениям, прежде всего на транспорте, в энергетическом хозяйстве и страховании. Только в середине 80-х годов в Германии применительно к этим областям были осуществлены меры по либерализации, причем не столько руководствуясь здравым смыслом, сколько под давлением требований европейского внутреннего рынка.
Во многих странах за рамки действия свободных рыночных сил выведено также сельское хозяйство. В качестве причины называют, главным образом необходимость обеспечить снабжение населения продовольствием в кризисные периоды. Однако по большинству продуктов, на которые распространяются меры регулирования, уровень самообеспеченности Европейского союза превышает 100 %, т. е. они даже экспортируются их на мировой рынок. Поэтому истинная причина ограничения конкуренции, видимо, заключается скорее в финансовых интересах сельхозпроизводителей, которые имеют очень влиятельное политическое лобби.
Одним из особенно наглядных примеров бессмысленных ограничений конкуренции является регулирование автомобильных грузоперевозок на дальние расстояния до его либерализации в 1992 г. В зависимости от характера перевозимых грузов действовали разрешения красного, голубого или желтого цвета. Большим спросом пользовались разрешения, которые выдавались на строго ограниченные в количественном отношении объемы грузов. Если учесть, что на рынке их продавали более чем за 100 000 долл., то можно представить себе размер прибылей, которые были получены за счет клиентов и стали возможными в условиях ограниченной конкуренции.
Официальное обоснование введения системы разрешений (концессий) сводилось к тому, что в противном случае следует опасаться разрушительной конкуренции. Примечательно, что отмена концессий не вызвала никаких разрушительных последствий. Тем не менее в этой сфере все еще действуют положения, экономическая бессмысленность которых повергала бы в изумление даже Адама Смита. Так, например, грузовой автомобиль, транспортирующий лимонад из Гамбурга в Мюнхен, не имеет права на обратном пути перевести в Северную Германию партию баварского пива, во всяком случае если этот грузовик принадлежит лимонадной фабрике. То есть, скорее всего, ему придется вернуться в Гамбург порожняком! Данное положение призвано защитить интересы специализированных автомобильных грузоперевозчиков от конкуренции со стороны автопарка промышленных и торговых предприятий. Более глубокого смысла эта мера не имеет и только приводит к совершенно ненужным экономическим и экологическим издержкам.
2. Монополия и точка Курно
История экономики показала, что государство – это не слишком добросовестный страж конкуренции. Оно часто поддается давлению влиятельных групп заинтересованных лиц и вмешивается в деятельность рынка, оправдывая такое вмешательство якобы ошибками в его функционировании или антисоциальными последствиями, к которым эти ошибки приводят. Действительно, проблемы на рынке возникают. Вряд ли кто-либо согласится, например, разрешить свободную торговлю наркотиками, поскольку зависящий от них человек не является совершеннолетним потребителем. Также невозможно найти серьезного экономиста, который, в частности, стал бы отрицать проблему загрязнения окружающей среды или наличие особенностей рынка медицинских услуг.
Однако все это специальные вопросы, каждый из которых требует тщательного анализа. Мы увидим, что в большинстве этих случаев действительной проблемой является не чрезмерная конкуренция, а ее недостаток, что, бесспорно, требует определенного вмешательства со стороны государства. Но вначале речь должна идти о том, чтобы допустить конкуренцию и обеспечить ее на длительное время там, где она представляется вполне разумной и функциональной.
Смит полагал, что угроза ограничения конкуренции главным образом исходит от политиков, которых он называл «коварными и хитрыми созданиями». Он уже в то время понял, что конкуренция также постоянно несет в себе тенденцию к самоликвидации. Так, он писал, что нет такой встречи торговцев, на которой они не пытались бы договориться между собой о ценах. Очевидно, что такие действия шли вразрез с действием «невидимой руки», которая могла проявить себя только тогда, когда все поставщики товаров на самом деле конкурировали между собой за благорасположение покупателей и тем самым постоянно были вынуждены предлагать добротные товары по выгодным ценам.
Считалось, что в качестве явления, противоположного конкуренции, выступает монополия, когда на рынке действует только один поставщик, например владелец единственного в данной местности источника воды. Можно было бы посчитать, что такой монополист всегда будет требовать за свой товар максимально высокую цену. Смит, видимо, также придерживался этой точки зрения, но она по меньшей мере вводит в заблуждение. Ведь если монополист хотел бы максимально увеличить свою совокупную прибыль, то ему пришлось бы подумать не только о цене на свой товар, но и о том его количестве, которое может быть продано. Оно будет тем меньше, чем более высокую цену за этот товар продавец потребует. То есть должна существовать своего рода средняя цена, которая позволяет монополисту получить максимальную прибыль. Заслуга французского математика и экономиста Огюстена Курно (1801–1877) состоит в том, что он в 1838 г. впервые сумел подвергнуть эту проблему точному анализу. В его честь предложенное им решение было названо точкой Курно. Эта точка показывает, какую цену монополист должен потребовать, если он желает получить максимальную прибыль.
В случае с нашим владельцем источника воды мы в целях упрощения вначале допустим, что он получает воду без сколько-либо существенных собственных издержек. Тогда его прибыль будет самой высокой ровно при той цене, при которой цена и количество продукта будут максимальными. Максимум объема продаж и максимум прибыли в этом простом примере совпадают. Например, владелец источника хотел бы продавать ровно 5 литров воды в день по цене 5 долл. за литр, что принесет ему доход в 25 долл. Увеличение цены до 6 долл. может снизить объем продаж до 4 литров, в то время как при понижении цены до 4 долл. сбыт вырастит до 6 литров. В обоих случаях дневной доход составит всего 24 долл.! То есть очевидно, что наиболее разумным будет сохранить цену на уровне 5 долл. До тех пор пока у монополиста не возникает издержек в связи с добычей воды, при этой цене он будет получать максимально возможную прибыль.
Рис. 1.1. Монополист как единственный поставщик товара может определять цену. Однако максимальный доход он получит не при самой высокой цене на товар, а при какой-то более низкой.
Несколько более сложный случай мы имеем, если у поставщика возникают определенные издержки, скажем 2 долл. на литр воды. Курно смог показать, что тогда максимально выгодная цена будет устойчиво выше, чем при бесплатном производстве. Объем сбыта, следовательно, будет меньше, так что максимальные значения объема производства и прибыли больше не совпадают.
Однако решающее значение имеет то, что монополист в любом случае может потребовать существенно более высокую цену, чем та, которая соответствует его издержкам на единицу продукции. При этом необходимо учитывать, что в этих издержках уже заложена сумма процентов на его капитал, а также надбавка за предпринимательский риск. Определенная нормальная прибыль в этом смысле должна была бы быть обеспечена и в условиях конкуренции, чтобы вообще сделать возможным данное производство в течение длительного времени. Однако монопольная прибыль в целом значительно превосходит уровень этой нормальной прибыли.
Здесь мы сталкиваемся со следующей экономической проблемой: прибыль монополиста очевидно образуется не за счет экономики в целом, она возникает просто за счет потребителей. В условиях свободной конкуренции потребители могли бы подождать, пока на рынке возникнет предложение большего количества товаров по более низкой цене. В экстремальном случае конкуренция до тех пор снижала бы цену, пока она не опустилась до уровня, достаточного только для покрытия производственных издержек в размере (в нашем примере) 2 долл. за литр. Любая более высокая цена означала бы прибыль выше среднего уровня, что привлекло бы на рынок новых поставщиков. Но так как монополист не опасается конкурентов, он может руководствоваться принципом точки Курно. В конкурентных условиях, напротив, потребители нашли бы на рынке большее количество товаров при одновременно более низких ценах.
Глава 2
Конкуренция в теории и на практике
1. От «совершенной конкуренции» к конкуренции динамической
До начала ХХ столетия интенсивность конкуренции определяли прежде всего по числу участников рынка. Считалось неоспоримым, что монополии – это всегда зло и что конкуренция функционирует тем лучше, чем больше товаропроизводителей соперничают за расположение покупателей. Несколько позже в целях подтверждения этого вывода стали предлагать различные математические модели. В том числе была разработана модель так называемой совершенной конкуренции. Эта модель исходит из существования исключительно рационально действующих индивидов, которые на идеальных рынках предлагают и покупают товары. Важное допущение в рамках этой модели состоит в том, что участники рынка способны мгновенно реагировать на любое изменение, так что даже на мгновение не может образоваться прибыль выше нормальной. Большая заслуга в деле математического описания рыночных процессов принадлежит кембриджскому экономисту Альфреду Маршаллу (1842–1924) и его лозаннскому коллеге Леону Вальрасу (1834–1910). Результаты их работы позднее получили название неоклассической модели.
Однако уже спустя немого времени появились сомнения в разумности этот модели. Действительно, математизация экономики позволила лучше понять некоторые взаимосвязи, которые еще оставались непознанными для классиков с их простоватым научным инструментарием. Так, Вальрас смог показать, что при определенных условиях на самом деле на всех рынках может установиться полное равновесие предложения и спроса. Это так называемое общее равновесие помимо всего прочего обладает еще и таким приятным свойством, что предполагает использование всех факторов производства и полное отсутствие расточительства ограниченных ресурсов. Тем самым в известной мере было представлено математическое доказательство теоремы Адама Смита о невидимой руке рынка.
Однако цена полученного доказательства оказалась непомерно высокой. Какое отношение эта модель имела к действительности? Разве в повседневной жизни мы постоянно не сталкиваемся с неравновесным состоянием отдельных рынков, в результате чего, по крайней мере временно, возникают «аномальные» прибыли или убытки? И не является ли рационально действующий homo oeconomicus, все помыслы которого направлены только на увеличение прибыли и получение максимальной выгоды, на самом деле монстром, которому чужды самые элементарные моральные нормы поведения и понимание реальности? То есть казалось, что неоклассическая модель недостаточно пригодна для практического использования. Но где тогда еще можно найти оправдание рыночному хозяйству?