Ещё у Михаила Михайловича был большой секрет, про который знали очень немногие. Как все политики, а особенно деятельные и самовлюблённые, он любил, что называется, пописывать. Но делал это втайне от других и под странным псевдонимом Чумка-енот. Выражалось это в том, что он вёл довольно простенький дневник в одной из социальных сетей, где сообщал общественности своё мнение по тому или другому злободневному вопросу. Но пикантность ситуации заключалась в том, что манера изложения этого мнения была очень нетривиальна. В каждой публикации от Чумки-енота натурально сквозили желчь, ненависть и злая ирония. И не важно, какой темы она касалась, благородного ли дела или даже чьей-то трагедии, – подача была одинаковой для всего. Многие предполагали, что под необычным псевдонимом скрывается или полупомешанный социофоб и циник, или малолетний тролль. Как бы они удивились, узнай правду! Именно поэтому, чтобы не компрометировать себя, а между тем давать волю своим чёрным и гнусным мыслям, Минусов не писал под своим именем, а выбрал псевдоним.
– Это, разумеется, хорошо, – ответил Минусов, с недоверием поглядывая на Шведа. – Я даже не против, но тогда позвольте узнать, что тут делаю я?
Этот вопрос заставил Престольского несколько замешкаться, и единственное, что он сумел, это удивлённо приподнять брови.
– Простите, Михаил Михайлович, но как что? – переспросил он.
– Вот и я хочу узнать, что я тут сейчас делаю?
Минусов тупо уставился на Престольского своим косым взглядом, даже не моргая. Наконец сообразив, что ответа на свой вопрос не получит, он выкинул такой номер: встал и с благородством, какое только мог изобразить, вымолвил:
– Нет, раз так, то прошу прощения, и позвольте мне откланяться.
Затем он обиженно привстал над столиком и, даже как бы перегнувшись, одним глазом из-под брови посмотрел на Престольского. Так поступают подслеповатые люди, когда наклоняют голову чуть вперёд, чтобы рассмотреть собеседника получше.
– Михал Михалыч, Михал Михалыч, – запротестовал Престольский, но Минусов уже вышел из-за стола и направился к выходу.
Несмотря на то что начал он своё шествие довольно бодро, уже подходя к двери, Михаил Михайлович немного замешкался, и дальше могла случиться неловкая сцена, но его уже догнал Престольский, и они зашептались.
– Нет, Лёня, дорогой, ты меня не понимаешь, – тихо гнусавил Минусов, осторожно взяв двумя пальцами Престольского за свитер. – Я этого человека не знаю. Кто он такой – одному богу известно… Нет, ты меня послушай. Дело наше такое, оно имеет такой оттенок, что в конце видится очень серьёзным. Очень, слышишь!
– Михал Михалыч, – запел в ответ Престольский, – поверьте мне, я Сашу знаю хорошо. Да и он меня так же отлично знает и в курсе многих моих дел.
– Лёня, Лёня, – в тон возражал Минусов, – ты меня не слышишь и не хочешь слышать. Кстати, я ничуть не одобряю, что он в курсе всех твоих дел, но не в этом суть. Ты пойми – пишут мне. Я звоню тебе…
– При всём уважении, я не думаю, Михаил Михайлович, что пишут вам одному.
– Пусть так, Лёня, пусть ты сто раз прав. Но я отвечаю за своё письмо, понимаешь, за своё! Я звоню тебе, ты приходишь, и что же я вижу? Ты не один! А привёл кого-то! Кого? Да, может, он агент?! Ведь сколько было случаев, когда информация сливалась куда следует, а мы и не знали об этом? Помнишь? А мы сейчас ведь важное обсуждать собрались. Стратегию, слышишь?!
– Михаил Михайлович, Саша чудаковатый малый, но не более. Да, года два назад отошёл от дел…
– Вот видишь! – восторжествовал Минусов. – А где он был всё это время?
– Да здесь, по городу болтался. В нём как раз можно быть уверенным.
– В наше время, Лёня, ни в ком быть уверенным нельзя.
– А когда было можно?
– Согласен, – кивнул Минусов. – Но сейчас всё так изменилось. Но, в самом деле, что это за человек? Швед… Швед… Он не из тех?
– Да будет вам! – ответил Престольский, не совсем понимая, на что намекает Минусов. – Нет. Он идейный.
– Идейный? Это очень опасно, Лёня! Идейные первые предают. Ибо им деньги не нужны! Приноси им хоть миллион рублей, а они отказываться станут. Ибо не ради денег живут. Но зато потом возьмут, да и всё. Переймут чужую идею, оправдают её у себя в голове и за свою почитать начнут. На этой почве ни себя, ни своих близких, ни друзей не пожалеют. Непредсказуемые они и опасные!
– Этот не из таких, – успокаивал Престольский, косясь на сидящего за столиком Шведа, перед которым уже поставили чайник с чаем и чашки.
Самого Шведа в это время, не считая, разумеется, шептавшихся, привлёк внимание один паренёк. Он сидел лицом к Александру Ильичу и чуть наискосок, через столик. По всей вероятности, он был не один: на стуле напротив него висела розовая женская курточка, а сам он читал книгу и потягивал вино из высокого бокала.
Молодому человеку на вид было не больше девятнадцати-двадцати лет, и несмотря на общую юную миловидность и мягкость черт, дополняемых удлинёнными каштановыми волосами, на его лице уже ясно проступили тени усов и бороды. Картина, представшая перед Шведом, была, в общем-то, до пошлости обыкновенной для кафе: девушка соседа по столику, очевидно, отлучилась в уборную, а сам он в её отсутствие решил заглянуть в книгу. Такое объяснение данной сцены было как будто исчерпывающим. Но Шведа в ней что-то насторожило. Он не мог понять, что именно, но ему казалось, что какая-то деталь тут лишняя или, напротив, в сюжете чего-то не хватает. И это что-то смущало его до невозможности, но что конкретно, ответить себе он не мог. С минуту он внимательно и, может быть, даже чересчур откровенно рассматривал молодого человека, но, так и не найдя ответа на свой вопрос, отвернулся и принялся пить чай, иногда поглядывая в сторону совещавшихся Минусова и Престольского.
– С другой стороны, ты говоришь, что ему деньги не нужны, – вдруг что-то сообразил Минусов, мечтательно отворачиваясь от Престольского.
– Михаил Михайлович, я этого не говорил, но думаю, что вы правильно поняли. Дадим ему немного – и хватит. Но он пригодиться может. Трубят в рог, надо собирать части!
– Эх, части! Какие, Лёня, сейчас могут быть части? Время ушло. А моё-то и подавно.
– Это вы зря, Михал Михалыч, это вы зря! Ваша политическая карьера только начинается!
Минусов недовольно и небрежно махнул рукой, но эта фраза ему польстила, и он вернулся к столику.
Когда все вновь расселись, Престольский налил себе чаю, а Минусов заказал ещё чашку кофе. Небольшое собрание было объявлено открытым.
– Господа, – торжественно и важно начал Минусов, словно перед ним сидели не двое слушателей, а целый зал почитателей, – не буду ходить вокруг да около, а сразу приступлю к делу. Терять время нам совсем ни к чему. Нам всем нужно быстрее к семьям, к жёнам, детям, внукам… Кхм. Словом, кому куда. Так вот. На данный момент дело обстоит так. На днях я получил письмо из администрации нашей губернии за подписью некоего Капризова. Что там сказано, я сообщу чуть позже. В этом письме вот этот самый Капризов значится как советник Сенчука по работе с общественными проектами. Первое, что меня удивило, это то, что я о таком советнике никогда не слышал. И, разумеется, не знал о его назначении на эту должность. А всё-таки он так подписался.
– Вам-то откуда знать всех советников? – неуклюже вставил Швед. Александр Ильич был совсем не глуп и понимал, о чём шептались Минусов и Престольский. И ощущая, как презрительно смотрят на него косые глаза Минусова, злился и невольно отвечал тем же.
– Кхм… Кхм… Александр… Александр Ильич, так, кажется? – засуетился, начиная раздражаться, Минусов.
Теперь он видел в Шведе не столько угрозу, сколько конкурента в финансовом плане. И для того, чтобы сразу осадить неожиданного нахлебника и показать, кто тут у руля, а кто подсел как пассажир, решил поступить так, как всегда поступал в таких случаях – нахально перейти на личности и сообщить, с кем тот имеет дело.
– Если я не ошибаюсь, конечно. Нет, я могу ошибаться, это не чуждо даже мне, – волнуясь, продолжал Минусов. – Так вы спрашиваете, Александр Ильич, откуда мне знать? Нет, если вы не знаете сами, не понимаете, откуда знать мне. Нет, я говорю так, чтоб вы знали. Ведь если вы не знаете, то чтобы вы знали, понимаете? Кто. Я. Такой. Потому что я вижу, вместо того чтобы внимательно слушать, что говорят люди информированные…
– Михаил Михайлович, успокойтесь, пожалуйста, – чувствуя, как в Минусове вновь возникает напряжение, попытался разрядить обстановку Престольский. – Саша, Саша, ну что ты начинаешь?
Но на Престольского никто не собирался даже смотреть.
– А что я такого спросил? – недоумевал Швед, вперив свой мрачный взгляд в оппонента.
– Нет, Лёня, ты пойми, я человек вежливый, интеллигентный, – гнусавил Минусов, – но когда мне задают такие вопросы…
– А вы не раздувайте. Как склочник, ей-богу! – бросил Швед.
– Нет, ну это просто катастрофически невозможно, – хлопнув по столу и откинувшись на спинку стула, простонал Минусов.
– Господа, господа, – быстро запел Престолов, – давайте успокоимся. Саша, Михал Михалыч, вы только познакомились…
– Нет, ты скажи ему, кто я, – не унимался Минусов, очевидно собираясь поразить Шведа в самое сердце.
– Секундочку, Михал Михалыч.
– Нет, Лёня, ты скажи, чтобы он понял, что вопросы такие задавать некорректно! Если человек не профессионал, то зачем же показывать свою некомпетентность сразу и всем, верно?
– А вы сами скажите, – глядя исподлобья, предложил Швед.
Минусов в ответ тоже бросил грозный взгляд и, придвинувшись к столу, наклонился и с достоинством заговорил:
– Хорошо. Хорошо! Скажу для вас лично. В первый и последний раз. Чтобы вы понимали. Нет, вполне возможно, вы тоже кто-нибудь да есть такой…
– Михаил Михайлович, да скажите вы ему наконец, пожалуйста, да продолжим, – взмолился Престолов.
– Я говорю, Лёня! Видишь, я говорю!
– Так говорите!
– Говорю же, вот! Так слушайте, Александр Исаевич…
– Ильич, – глухо поправил Швед.
– А? Что? – словно не расслышав, осведомился Минусов. – Ах, ну да-да, конечно. А я как сказал?
– Исаевич, – ответил Швед с ненавистью.
– Господа, господа, – вновь встрял Престольский, – давайте прекратим пререкаться! Словом, Саша, это лидер движения «Правый поворот»! Познакомьтесь ещё раз! Пожмите друг другу руки, я жду! Прошу вас, господа!
– Я ничего не слышал об этом движении, – не двигаясь с места и сложив руки на груди, отрезал Швед.
– Я же говорил тебе, Лёня! Сегодня грубость и невежество стали знамёнами общества.
– «Правый поворот», – продолжал Престольский, не обращая внимания на реплику, – когда-то был общероссийским политическим движением, но потом…
– Но потом, – не усидев, вмешался Минусов, – власть отключила меня от финансирования. Меня, нас… Никакой разницы. Потому что испугалась. Заграничные деньги – они непостоянны, как вы понимаете. К тому же, чтобы легализовать их тут, теперь приходится проделывать большую работу. Делиться. Короче, пришлось деятельность несколько свернуть. А в своё время мы были грандиозной силой.
Швед усмехнулся.
– А как же вы здесь оказались? Сослали?
– Что значит как? Что это значит? – Минусов удивился этому вопросу, но почему-то без возмущения.
– Михаил Михайлович наш земляк, – пояснил Престольский.
– А раньше работал в Москве, – с грустью добавил Минусов. – Поэтому вы со мной и не знакомы! Даже депутатом мог стать. Но в то время, по сути, отменили выборы вне партий, и я независимым пройти не смог. А шансы были велики.
Наступило короткое молчание. Все вдруг задумались о своём и почему-то о прошлом.
– Поэтому, – уже спокойно загнусавил Минусов, – у меня остались кое-какие связи во многих органах власти. И в местных тоже. Вот я и говорю, что такого советника, как Капризов, я не знаю.
– Письмо точно из администрации? Не фальшивка? – предположил Швед.
– Нет, письмо определённо оттуда, – заверил Престольский, полагаясь на прозорливость Минусова, который бы не стал лишний раз собираться, привлекая к себе внимание, даже если бы был только намёк на подделку.
– Ну так что пишут? – нетерпеливо спросил Швед.
Минусов пожал плечами.
– Я и пытаюсь рассказать, а вы не даёте.
– Хорошо, умолкаю, – сдался Швед.
– Значит, мы определили, что советника по фамилии Капризов мы не знаем. Письмо подлинное. Значит, путём несложных логических умозаключений мы выводим, что этот человек там новый. А раз новый и сразу пишет нам, то, скорее всего, он сюда прислан из столицы.
– Опять! Откуда такая уверенность? – возмутился Швед.
– А это уже, дорогой Александр Ильич, – заулыбался Минусов гниловатыми зубами, – выходит из того, что он нам написал.
Все молча, стиснув зубы, уставились на Минусова.
Михаил Михайлович неторопливо и даже торжественно полез во внутренний карман пиджака и достал сложенный вчетверо лист, на котором вслед за адресом электронной почты Минусова было напечатано следующее:
Уважаемый Михаил Михайлович!
Приглашаю Вас принять участие в работе конференции по вопросу «Взаимодействие органов государственной власти Рошинской губернии и гражданского общества».
На конференции будут обсуждаться вопросы как взаимодействия различных органов местной государственной власти с гражданским обществом, так и помощь в развитии и реализации прав представителей гражданского общества с целью повышения качества связи между этими институтами, а также процессы поиска оптимального решения во избежание возможных недоразумений.
О желании участвовать в конференции со стороны других представителей общественности просьба сообщить заранее, назвав имена и организации (если таковые имеются).
Конференция состоится NN. NN. NN в 10:00 по адресу: г. Рошинск, ул. Театральная, д. 2.
К сроку прошу вас подготовить вопросы и предложения.
С уважением,
советник губернатора
по работе с общественными проектами Д. К. Капризов
Швед с большим любопытством прочёл письмо и вернул Минусову.
– Но я так и не понял, откуда уверенность, что этот самый Капризов из Москвы? – спросил он.
– Саша, так из письма видно, – потирая руки, заговорил Престольский, который тоже впервые прочёл документ – Тут ясно, чёрным по белому написано, что они хотят договариваться. Вот же: «…процессы поиска оптимального решения во избежание возможных недоразумений». Они боятся. Хе-хе. А раз боятся и так резко изменили риторику, то очевидно же, что у этого Капризова полномочий побольше, чем у любого другого. Иначе бы прислали письмо от имени заместителя губернатора или ещё кого-нибудь. А тут он сам напрямую пишет. А раз такие полномочия, то кто их ему ещё мог дать, как не Москва?
Швед задумался. Его взгляд вновь упал на молодого человека с книжкой. Его спутница так и не появилась, а на столике вместо бокала с вином уже стояла чашка кофе.
– Поэтому предлагаю выработать стратегию заранее, – заключил Минусов. – Чтобы не было путаницы.
– Нас слишком много, – заметил Престольский. – Письмо не только же вам. Мы не успеем.
Минусов хитро усмехнулся.
– Те, которые другие, пусть думают сами. Нам что важно, господа? Чтобы мы нашли консенсус в своём кругу. И чем больше предложений и вопросов мы выдвинем, тем больше шансов поставить власть в тупик. А значит, и поиметь кое-чего. Если мы добьёмся грантов на наше развитие – пусть и как откупные, разумеется, – это уже большое дело. Плотина начинает прорываться уже от первой трещинки. И, главное, – массовость, массовость, господа. Нельзя забывать, что нас много, нас больше, чем тех, что за стенами замка сидят. И пусть они трепещут, зная об этом!
– Тогда я позвоню Стуликову и этим… ребятам из «Рассвета», – задумчиво проговорил Престольский. – И тогда мы выдадим свой список, как просят.
– Не нравится мне «Рассвет», Леонид, – с нажимом произнёс Минусов. – Всё дело могут испортить. Пока мы ведём себя мирно и интеллигентно, нам, видишь, сами писать будут. Но как только перегнём палку… А этот Стуликов – тот самый?