Через десять минут Андрей услышал звонок «домофона».
– Это я, – расслышал он слабый голос Оксаны.
Через пару минут она входила в его квартиру. Вошла она медленно, тихо, как привидение. В руках у нее была большая сумка, та, в которую они положили коробку с пистолетами. Она уронила сумку пол. Судя по грохоту, коробка была полной. Андрей с удивлением смотрел на Оксану. Он не мог ее узнать. Ее лицо было белым, как мел, губы дрожали. Она вся дрожала, дрожала всем телом…
– Что случилось? – с опаской спросил Андрей.
Глядя мимо него, Оксана с трудом проговорила:
– Я его убила…
У нее тут же подкосились ноги. Андрей едва успел ее подхватить.
Оксана уже подходила к отделению полиции, как у нее зазвонил телефон.
– Мама? Что у тебя с голосом? – испуганно спросила Оксана.
– Он так избил меня, что я не могу говорить, – сквозь слезы причитала мать. – День Победы отметил. Он живого места на мне не оставил. Доченька, я не знаю, что делать. Он сейчас заснул. Я боюсь, что будет, когда он проснется. Доченька…
– Мамочка, боже! Звони в полицию!
– Я боюсь.
– Я сама позвоню… – Тут Оксана ощутила тяжесть в руке от сумки, и огонь завладел ее головою. – Мама, я скоро буду!
От образа, придуманного Оксаной для посещения отделения полиции, не осталось и следа в тот момент, когда она вбегала в подъезд своего дома.
Дверь открыла мать.
– Мамочка! – испугавшись синего с подтеками, окровавленного лица матери, крикнула Оксана и бросилась ей на шею, слезы брызнули у нее из глаз.
– Он проснулся, – прошептала мать. – Что ты хочешь сделать?
– Я тебе… Я тебе… – Оксана плакала.
– Ну, кто там еще? – раздался из комнаты отвратительный пьяный хрип.
Оксана осталась стоять на пороге, она опустила глаза и принялась глубоко вдыхать воздух. Она опустила сумку на пол, и что-то пряча в полах платья, направилась в комнату.
– Доченька… – успела простонать мать.
– А, это ты, шлюха? – прорычал Толя. – Все-таки хочешь, чтоб я тебя трахнул? Ну, иди сюда, дочурка. Иди, иди. – Отчим медленно, шатаясь во все стороны, поднялся с дивана и сделал шаг в сторону Оксаны. – Или тебя сначала отделать, как твою мать, такую же шлюху. Я узнал, я все узнал, ты украла мои деньги, тварь! Так, что я сначала отделаю тебя, сучка! – Он с трудом сделал еще один шаг.
Слезы текли из глаз Оксаны. Страх, гнев, чувство вопиющей несправедливости, как она думала, преследовавшей ее и ее мать всю жизнь, овладели ею. Она горела, она полыхала.
– Ты больше никого не тронешь, тварь, – сквозь слезы промолвила Оксана, подняла руку, в которой она сжимала пистолет, и направила его в грудь отчима.
– Эй, дуреха, ты чего? – округлив глаза, спросил тот.
Оксана нажала на курок. Звук выстрела оглушил ее, дым заволок глаза. Толя распластался посреди комнаты и слабо подергивал ногами. Пуля, как после выяснилось, вошла прямо в сердце.
– Доченька, боже мой! – Мать вбежала в комнату
– Мамочка! – Оксана крепко обняла мать.
– Что ж теперь будет?
– Мама, – как можно тверже произнесла Оксана. – Прошу тебя, не сдавай меня сразу! Боже, я не знаю, что говорю. Пожалуйста! Мне надо уходить. Я принесла тебе твои деньги. Я как-нибудь справлюсь.
Мать безвольно опустилась на стул и примолкла, глядя на залитый кровью ковер.
– Мама, я люблю тебя! – Оксана бросилась к ней на шею и принялась целовать ее лицо. – Мамочка! Мама! Все будет хорошо, вот увидишь. И по телевизору ты меня увидишь, как я тебе и обещала. Мама! Мама, мне пора. Прощай!
Оксана еще раз обняла мать и выбежала из квартиры.
– Оксана, доченька… – в никуда проговорила мать.
Андрей отнес Оксану в спальню, уложил на кровать и закутал в одеяло. Дрожь пробивалась наружу. Оксана силилась что-то сказать, но не могла.
– Я сейчас. – Андрей начал рыться в аптечке, скудно наполненной лекарствами, но ничего подходящего не нашел. – Да что я!
Он забежал на кухню, вытащил из бара бутылку коньяка, наполнил бокал и вернулся к Оксане. Та так съежилась, что казалось, она уменьшилась в размерах.
– На, выпей.
Коньяк выплескивался наружу, лишь с пятой попытки она смогла сделать глоток, потом еще, еще.
– Я еще налью.
Оксана выпила еще. Тепло расплылось по телу, она ощутила свою гибкость. Через несколько минут она перестала дрожать.
– Тебе бы ванну принять, да поспать, – сказал Андрей.
– Ванну не могу, можно я останусь так, лежать? – будто маленький ребенок спросила Оксана. – И можно мне еще глоток?
Коньяк произвел свое волшебное действие. Оксана лежала все также, съежившись, но было видно, что она успокоилась.
– Спи, – сказал Андрей.
– Пожалуйста, останься со мной. Андрей, пожалуйста.
– Конечно.
Андрей прилег рядом, со спины, и обнял Оксану, держа ее руку.
В Мехико Гевара поселился на квартире пуэрто-риканского деятеля Националистической партии, которая выступала за независимость Пуэрто-Рико и была вне закона из-за учиненной ее активистами стрельбы в конгрессе США.
– Сергей Сергеевич, это Андрей, может, помните меня? Я часто бывал у вас со стареньким «Фордом». Да, да, да. У меня теперь другой аппарат, новый, но я звоню вам по другому вопросу, деликатному. Я как-то слышал, вы говорили об этом. Может в шутку, может, нет. Могу я к вам подъехать?
– Теперь дело пойдет гораздо быстрее, поверь, – говорил, собираясь, Андрей. – Где твои вещи, в какой ячейке?
Оксана ответила.
– Твое фото уже в отделении, и они гадают, из какого из трех пистолетов, ты стреляла. Но это уже не шутки, и ресурсы включат на полную. Вот мой рюкзак. Если будет скучно, можешь собрать для меня вещи, которые посчитаешь нужными. А также то, что можно забрать с кухни и из инструментов, ну, это я уже сам… Я скоро вернусь.
– Мне страшно, – призналась Оксана.
– Мы со всем разберемся, – уверенно сказал Андрей и выбежал из квартиры.
В банках он обналичил все свои карточки. Сумма получилась внушительная. «Не все так плохо». После он приехал в автосервис.
– Сергей Сергеевич, отойдемте, пожалуйста, – предложил Андрей.
– Интригуешь, Андрюша.
– Я имел в виду ваш разговор о номерах.
– О, как! – удивился Сергей Сергеевич. – Тебе?
– Мне.
– Как такой приличный молодой человек мог попасть в очень неприличную ситуацию?
– Долго рассказывать. И документы на машину, – продолжил Андрей.
– Это серьезно. С твоим именем?
– Нет. И права.
– Что, может тебе и паспорт поддельный нужен?
– А вы можете?
Сергей Сергеевич рассмеялся.
– Это не моя специализация. Срок?
– Как можно быстрее.
– Это недешево.
– Я понимаю.
– Два дня, и вот сумма, – Сергей Сергеевич написал на листочке бумаги. – И лучше все сейчас. Сам понимаешь.
Андрей отсчитал нужную сумму денег и передал Сергей Сергеевичу.
– Отличный мотор! Как сумел?
– Кредит.
– Молодежь! Тачку оставляй, спрячу. Позвоню, как будет готово. Бывай.
Забрав вещи Оксаны с вокзала, Андрей вернулся домой.
– Как я это потащу? – увидев, сколько всего Оксана затолкала ему в рюкзак, спросил он.
– Сам просил.
– Ладно, остальное я сам выберу. Глупый вопрос, возможно… у тебя есть, где можно пару дней перекантоваться?
– Говоришь, как заправский уголовник. Придумаю.
– Прощай, моя ипотечная квартира. Прощайте, мои кредиты. Грустно…
Только сейчас Андрей осознал, что так запросто, в один миг, прощается со своей прежней жизнью, фактически, ломает ее, и отправляется в неизвестность.
За небольшую плату Андрею с Оксаной позволили провести две ночи в каморке одного из ночных клубов, в которых как-то бывала Оксана.
Через два дня на автомобиле с новыми номерами и с новыми документами Андрей с Оксаной выехали из Москвы.
– 6 –
– Ох, дуреха, ты дуреха! И когда ты образумишься? Тридцать лет уж за спиной, а она ни при муже! – сетовала мать на Марию. – На тебя обращать внимание уж скоро перестанут. Ну, что, что ты так смотришь на меня? Забудь о нем! Чудес не бывает. Пятнадцать лет в три года не превратятся. А он уже три года, как сидит.
– Мама! – воскликнула Мария. – Довольно меня мучить!
Мария хлопнув дверью, вышла из дома.
Случилось это четыре с половиной года назад в Волгодонске, в самом центре. Она прогуливалась после работы, как услышала за спиной твердый мужской голос:
– Прошу прощения, девушка, разрешите вручить вам этот замечательный букет. Он настолько красив, что подойдет только самой красивой девушке.
Это был Слава, Вячеслав Кортнев, майор в отставке, всю жизнь отслуживший на Дальнем востоке, а после отставки устроившийся на работу в Ростовскую АЭС. Ему было под пятьдесят, ей не было тридцати. Она мгновенно в него влюбилась. Когда мать узнала о разнице в возрасте, чуть с ума не сошла. Но отставной майор произвел на нее такое приятное впечатление, что она сдалась при первой же встрече с ним.
Через год они начали планировать свадьбу. Но тут произошел случай, перевернувший всю их жизнь. Маша работала официанткой в одном из ресторанов Волгодонска. О работе они со Славой договорились заранее. Сразу после свадьбы она увольняется и превращается в домохозяйку. А если уж очень не терпится, то идет работать на станцию, к нему. «Официантка это не та профессия, которой можно гордиться и работать всю жизнь». А Маша выросла в деревне, всю жизнь в огороде, ни образования, ни связей. Отца она не знала. Всю жизнь с матерью, всю жизнь на земле. Лишь позже, когда ей минуло двадцать пять лет, они сумели продать свой деревенский дом и переехать на окраину Волгодонска, также в отдельный дом.
А случай был такой. Маша заканчивала смену, а Слава ждал ее в том же ресторане, где они и собирались поужинать. К слову сказать, именно в этот день отставной майор намеревался сделать Маше предложение руки и сердца. До окончания смены оставалось пятнадцать минут, нарядное платье Маша приготовила.
За одним из столов гуляла компания, судя по всему относительно высокопоставленных чинов города. Все они были в изрядном подпитии. И один из них стал приставать к Маше. Причем приставания он сопровождал грязными шутками, да намеками, вызывавшими дружный смех компании. Ни прошло и двадцати секунд, как возле их столика возник Вячеслав и попросил извиниться перед девушкой. Он был послан в той же грязной форме и под тот же громкий хохот. Недолго думая, Вячеслав схватил обидчика за шиворот и вытащил из-за стола. Все тут же поднялись со своих мест, а через минуту завязалась драка. А итогом драки стал труп того самого обидчика Маши. Слава не рассчитал силы. И был это труп заместителя начальника РОВД. Несмотря на то, что убийство было непредумышленным и предполагало максимум четыре года лишения свободы, дело обыграли так, что Вячеслав получил пятнадцать лет колонии строгого режима и был отправлен отбывать срок в Пермский край.
А Мария писала обращения во все возможные органы власти, ждала и надеялась на чудо. Она ждала своего любимого Славу, и ни о ком другом думать не хотела.
Странная вещь – жизнь.
Мартовский снег не хотел таять. Он не то, что не таял, он продолжал плавно оседать на землю, готовую к весне. Морозило.
– Слышь, Могила, и долго мы в этой берлоге торчать будем? – спросил Кортнев.
– Ты, Корт, меня слушай, это моя третья ходка. Рано еще. К тому же снег пошел. Следы, как на ладони. Скажу, когда по округе лазать перестанут. Тут, если что, подземный ход есть. Укроемся, не выдернут.
– И ты уверен, что об этом месте никто не знает?
– Что ты по десять раз одно и то же гоняешь? Знают, кому надо. Для добрых воров ничего не жалко.
– Я не вор.
– Ты свой, брат. Один бы я не слинял. Ты так подсобил, что я все тебе выложил. Ты наш, нашей братии.
– Наконец, хочу спросить тебя, вы всю страну тайниками законопатили?
– А как же. Как узнать, в какой зоне окажешься? Эта карта бесценна. Кое-где и деньгами разжиться можно. Оружием! На Кавказе его море. Как после войны раскидали, так и осталось. Кому без надобности, возвращает.
– И не один тайник не открыли?
– Все может быть, Корт, я не все знаю.
– Тут все, и паспорта новые сделать можно?
– Вот ты докопался. Память короткая? Это, как энциклопедия, как путеводитель по воровской земле. Только я не хочу так быстро разбегаться. Понял?
– Да понял я, понял. Давай спать.
Уже неделю, как Кортнев сбежал из колонии вместе с вором по кличке Могила. Так называемый справочник, которым Могила обещал поделиться с Вячеславом, был довольно объемным, и не всегда понятно написанным. Но одно, где-то в самом конце, Кортнев отметил сразу. Было это написано как бы между строк, но смысл он понял. И состоял он в том, что если путеводитель этот попадет в руки чужого, не входящего в братву, к которой принадлежал Могила, человеку, его надлежит немедленно кончить. При Могиле Кортнев редко брал справочник в руки, лишь так, полистать, да картинки посмотреть, поэтому он был уверен в том, что Могила не знает о том, что Вячеслав ждет от того удара в спину. Хоть он и помог Могиле сбежать. Хоть и достиг на зоне уважения, чем он поначалу не гордился, но после привык, и к концу второго года был в авторитете, о чем узнали не только в его колонии. И случилось это не потому, что все знали, за что он сидел, конкретно, за кого, а просто был он сам по себе таким. И сейчас он ясно осознавал, что он уже далеко не майор Российской армии, он Корт, блатной, авторитет.
Когда съестные запасы начали подходить к концу, на удачу, снег прекратил падать, а наоборот, начал таять, они вышли из укрытия и двинулись на запад. Начиналась весна.
«Маша, я иду к тебе, – с содроганием сердца, думал Вячеслав. – Скоро мы снова будем вместе!»
Могила с Кортневым искали брод через реку. Было это уже километрах в ста от колонии. До первого тайника оставалось совсем немного.
– Умыться бы, – сказал Могила. – Давно такой воды не было. – Он присел на корточки на берегу и зачерпнул воду руками.
– Согласен, – сказал Кортнев, в тоже время, заметив незнакомые нотки в интонации Могилы. Он присел на корточки, но просто смотрел на воду.
Могила закончил умываться и поднялся, отходя от берега. Вячеслав продолжал сидеть, не теребя речную гладь. Он еле расслышал шаги за спиной и тут же в отражении реки увидел, как Могила замахивается ножом. Кортнев в мгновение ока отскочил, перехватил руку Могилы, выбил нож, и оттолкнул нападавшего ногой. Нож лежал возле ног Вячеслава.
– Я ждал этого, – сказал он. – Ты не представляешь, как тяжело мне было засыпать каждый раз, зная, что ты можешь во сне перерезать мне горло. Кстати, почему ты этого не сделал? – Кортнев подобрал нож.
– Ты брат, в авторитете. Я уважаю тебе. Хочешь верь, хочешь нет. Не хотел, чтоб ты сдох, как собака. Не правильно это.
– А в спину правильно? – Кортнев подходил к Могиле.
– Э, ну что ты. Давай мирно разбежимся, прямо здесь. Я Могила, ты знаешь.
– Знаю, что сдашь меня своим корешам. Ведь эту библию я тебе не отдам.
Могила зло смотрел на Кортнева. Он был в отчаянии.
– Есть еще перо? – спросил Вячеслав.
– Одно, ты же знаешь.
– Тогда, прости.
Кортнев вонзил нож в сердце Могилы.
Мария работала официанткой в том же ресторане. Несколько раз, после того, как Славу отправили отбывать срок, она пыталась устроиться либо на саму станцию, либо на предприятия, смежные с ней, либо каким-то образом, имеющим к ней отношение, либо на какой другой завод города, ее никуда не брали.
Май полыхал, весна бежала навстречу лету, которое здесь уже было в самом разгаре. Весна рвала душу Маши. Слезы уже не спасали, закралась опасная тоска.
Ее смена подходила к концу. За окном было еще светло, и она собиралась по окончании работы прогуляться по городу. Домой идти не хотелось. Последний разговор с матерью не пускал ее в родные объятия. А такого рода разговоры неумолимо набирали обороты и учащались в последнее время. Мария услышала, как хлопнула входная дверь.
– Маш, обслужи последнего на сегодня, хорошо?
– Без проблем, – ответила та.
Она взяла меню и направилась к мужчине, который только что вошел и, присев у входа, развернул газету, полностью, таким образом, закрыв себя.
«Интересный гражданин, – подумала Мария. – Кто газеты тут читает, да и, вообще, читает газеты?»