– Ох, бедненькая! Идите, конечно, идите! Зубы запускать нельзя!
И я поехала на выставку. В зале кроме меня никого не было. Но большинство работ было уже продано. Впрочем, я ничего покупать не собиралась. Смотрительница сегодня была другая. Я спросила:
– Извините, а автор сегодня будет?
– Вроде недавно был, может, еще заглянет, – совершенно безразличным тоном ответила женщина.
И вдруг мой взгляд наткнулся на совсем небольшой кувшин, ничем как будто бы не примечательный, из темной словно бы старинной глины, такое впечатление, что его нашли на раскопках… Я пригляделась, таблички с надписью «Продано» не было видно.
– Скажите, а этот кувшин продается?
– Таблички нету? Значит, продается.
– А сколько он стоит?
– Да откуда мне знать! – раздраженно бросила женщина. – Сейчас позвоню. Вы в самом деле хотите купить или же просто так интересуетесь, а то мне лишний раз зазря с этой мегерой общаться нет резона.
Очень интересно, кого она имеет в виду? Уж не Анетту ли Бергстрем?
– Я бы купила, но я ж не знаю, сколько стоит, может, мне это не по карману, – улыбнулась я женщине.
– Да тут все дорого, сам-то Гончар легко сбавляет цену, а вот его мегера…
– Кто? Жена?
– Ну, похоже на то. Так что, девушка, звонить? Какой там номер у экспоната?
Я сообщила номер.
Женщина позвонила.
– Алло, здравствуйте. Тут девушка хочет купить кувшинчик, ценой интересуется. Вы сможете подождать четверть часа? – обратилась она ко мне.
– Конечно, подожду!
– Она сама придет, – проворчала смотрительница. И вдруг лицо ее расплылось в улыбке. – Ой, а вот и автор!
Я оглянулась. Передо мной стоял Мирослав!
– Глаша? Вы? Как вы сюда попали?
– Ну, для начала здравствуйте, Мирослав! – Я протянула ему руку.
Он, чуть помедлив, схватил ее и крепко пожал.
– Так каким ветром вас сюда занесло?
– Обычным! Как любого посетителя… Вот хочу купить вон тот кувшин, если он мне по карману.
– Я вам его подарю!
– Ну что вы, с какой стати?
– Мне просто хочется!
– Послушайте, я и так уж перед вами в неоплатном долгу, так еще и это…
– Прекрасная женщина не может быть в долгу перед мужиком, я хочу подарить вам этот кувшин и подарю. Но выставка закрывается только завтра… Вот что, дайте мне ваш телефон, я позвоню, мы встретимся, и я вам его вручу. Идет?
О! Он хочет назначить мне свидание? Что ж…
Я достала из сумочки свою визитку.
Тут появилась фру Бергстрем. Она была чрезвычайно, не по-скандинавски, элегантна, весьма красива, но в глазах застыла настороженность.
– О, Мирек, ты уже тут! Девушка, это вы покупатель?
– Да, но господин Гончар уже назвал мне цену. К сожалению, она для меня непосильна. Всего доброго!
И я быстро ретировалась. И все же я не зря сюда пришла! Это явно мой мужчина! Но интересно, он действительно позвонит и подарит мне этот кувшин? Вот и поглядим! Меня переполнял восторг, хотя я вовсе не была уверена в том, что все состоится. Какое лицо! Так и хочется смотреть! И как он сказал: «Прекрасная женщина не может быть в долгу перед мужиком…» Эту фразу сказал тот человек, из аэропорта Шёнефельд… А у этого, из выставочного зала, глаза сразу погасли при появлении фру Бергстрем. Испугался? Но он считает меня прекрасной женщиной… Или это просто клише – прекрасная женщина? Нет, ведь он захотел подарить мне этот кувшин, а значит, встретиться со мной. Выставка закрывается завтра. Вероятно, они будут как-то отмечать это событие, и раньше, чем послезавтра, звонка ждать не следует… А скорее всего и вообще не следует ждать. Может, это просто был порыв художника, порыв пройдет, станет жалко дарить кувшин… Но что-то мне подсказывало, что он непременно позвонит и подарит кувшин. В нем изумительно будут смотреться красные розы, например, или астры… Вот удивится Марьяшка, когда увидит у меня этот кувшин! Полный обалдемон!
– Глашенька, как ваши зубки? – встретила меня Евгения Давыдовна.
– Хорошо, что вовремя пошла!
– Было больно?
– Так, слегка. Ничего страшного!
– А я так боюсь зубных врачей, ужас просто! Но у вас сегодня совсем другой вид!
Каждую свободную минуту я мысленно возвращалась к Мирославу и его мегере. Неужто это его жена? О, тогда мне не поздоровится! А какие у него глаза! Глубокие, красивые, но мне на мгновение показалось, что он взглянул на нее даже с некоторым испугом. Если бы не его действия в аэропорту, я бы подумала, что он просто прикидывается мужиком… Но тут меня вызвали к Андрею Олеговичу.
– Глашенька, завтра утром летим во Франкфурт.
– На Майне или на Одере? – уточнила я.
– На Майне, на Майне, – улыбнулся Андрей Олегович.
– Надолго?
– На два дня. А что, у вас какие-то планы?
– Нет-нет, я просто спросила. А что там? Переговоры?
– Нет, конференция, черт бы ее побрал. Не люблю Франкфурт, скучный город! Вы там бывали?
– Нет.
– Ну, ежели вас не волнует музей Гёте, то…
– Да нет, не волнует!
– Ну ничего… Пробежитесь по магазинам… если время позволит.
– Надо что-то купить Людмиле Арсеньевне?
– Да нет, – засмеялся он, – просто девочки любят бегать по магазинам. Только не говорите, что вы не из их числа!
– Даже не собираюсь!
– Значит, завтра в семь утра за вами заедет Володя. Чего вам самой таскаться. Сперва за вами, потом за мной. Благо вы тут рядышком живете.
– Спасибо.
– Уже мечтаю о каше!
Он мечтает о каше, а мои мечты о Мирославе, похоже, накрылись медным тазом. А впрочем… Если хочет меня увидеть, подождет. А он может и вовсе не позвонить…
И мы улетели во Франкфурт.
На время работы я, естественно, отключаю телефон. И забываю обо всем на свете. И освободилась я лишь под вечер, да и то на полтора часа, Андрея Олеговича пригласили на ужин. И меня с ним, разумеется. Но до ужина у себя в номере я включила телефон. Там было три неотвеченных звонка. И все от Мирослава. Надо же! Я перезвонила ему.
– Глаша? Куда вы пропали? Я уж решил, что вы нарочно выключили телефон.
– Простите, Мирослав, я работала, я сейчас во Франкфурте…
– А я надеялся с вами сегодня увидеться… Вы когда вернетесь?
– Послезавтра.
– Я могу пригласить вас послезавтра на ужин? Скажем, в восемь часов.
– Ну, если самолет не опоздает…
– Тогда в восемь в «Бавариусе» на Комсомольском проспекте. Знаете, где это?
– Знаю. Хорошо. Я приду.
– Очень на это надеюсь, Глаша. И про кувшин я не забыл.
– Спасибо вам!
– Глаша, отчего такое сияние? Можно узнать?
– Да так…
– Вам позвонил молодой человек? И сказал что-то приятное?
– Да!
– Вы так сияете… А можно нескромный вопрос?
– Валяйте!
– Уж не ваш ли это герой из Шёнефельда?
– Он самый! – засмеялась я.
– Выходит, он вас нашел?
– Нет, мы случайно столкнулись в доме художника.
– Вы обрадовались?
– Если честно, очень!
– А чем он занимается, если не секрет?
– Он гончар.
– В каком смысле?
– В двух смыслах. Он гончар по профессии и по фамилии.
– Он делает горшки?
– О, видели бы вы эти горшки… Просто чудо! Вот, хотите взглянуть?
И я показала ему в телефоне четыре амфоры с танцовщицами.
– Слушайте, и вправду великолепно! Он не просто гончар этот ваш Гончар, он настоящий художник! Надо же! А можно еще нескромный вопрос? – лукаво взглянул на меня академик.
– Можно.
– Он назначил вам свидание?
– Да. Но я уехала.
– Ничего, вернетесь. А он… свободен?
– Не знаю. Обручального кольца нет, но есть некая дама… как я поняла, дама-патронесса, шведская галеристка… А впрочем, зачем вам, Андрей Олегович, вся эта чепуха?
– А я, знаете ли, жутко любопытный, – засмеялся академик. – Люда утверждает, что у меня это старческое… А у вас, Глаша, есть фотография этого Гончара?
– Чего нет, того нет!
Мне почему-то не хотелось показывать ему фотографию. Вот не хотелось и все!
– Жалко! Любопытно было бы взглянуть хоть одним глазком на вашего героя…
– Любопытство заедает?
– Что ж вы не добавили «старческое»? – засмеялся он.
– Из деликатности! – заявила я.
Он со смехом погрозил мне пальцем. На этом инцидент был исчерпан.
Но вечером у себя в номере я открыла его фотографию. Какое лицо! Смотрела бы и смотрела.
На другой день после завтрака – у нас было два часа до встречи с партнерами – я пошла пройтись по улицам, просто так, без всякой цели, оставив академика в гостинице. И вдруг я увидела небольшой магазинчик с товарами для животных. В витрине сидел здоровенный игрушечный кот, перед которым стояла мисочка с кормом. Мисочка была такая красивая – ярко-желтая с лиловыми цветочками. Машук! Я вошла в магазин, мне показали много разных мисочек, спросили, какой у меня кот, узкомордый или широкомордый, с плоским носом или нет. Я ткнула пальцем в фотографию сибирского кота – по стенам были развешаны снимки разных пород. Но как оказалось, мисочка с витрины годилась только для узкомордых. И в результате я купила Машуку целый сервиз, три мисочки – для сухого корма, для влажного и для воды. Одна темно-синяя с красными птичками, другая зеленая с розовыми мышками и желтенькая с зелеными травками. Красотища!
Хозяйка магазина расспрашивала меня про моего кота, рассказывала про своих двух британских кошек, в результате, когда я посмотрела на часы, стало ясно, что надо очень спешно возвращаться в отель. И первый, кого я увидела на улице, был Андрей Олегович, который нервно прохаживался перед входом в отель.
– Глаша! Наконец-то! Где вас черти носят?
– Что-то случилось?
– Нет, но я вдруг испугался, что вы заблудитесь… Я так не люблю Франкфурт!
– Господи, Андрей Олегович, у нас еще полчаса времени! Я бегу переодеваться. Встречаемся в лобби! Да, вот эта коробочка – мой подарок Машуку!
– Подарок Машуку? А что это?
– Набор красивых мисочек!
– С ума сойти! Спасибо! Думаю, это не столько Машука обрадует, сколько Люду. Но так или иначе, спасибо вам огромное. Бегите переодевайтесь!
Удивительное дело, мой шеф, ученый с мировым именем, удачливый бизнесмен одновременно, а общаться с ним так легко и приятно! Как много значит, когда человек занимает свое место. И к тому же хорошо воспитан!
В день отлета я с самого утра начала волноваться, улетит ли вовремя наш самолет. Полезла в Интернет. Вроде бы с погодой и в Москве, и во Франкфурте проблем не ожидается.
Но все прошло благополучно. Меня, как повелось в последнее время, завезли домой, я спокойно приняла душ, навела красоту, оделась и заказала такси. И чего я, дура, так волнуюсь? Давненько не ходила на свидания? Да нет, не так уж давно, примерно полгода назад… Но так я не волновалась, кажется, еще никогда.
Я вышла из такси и сразу увидела Мирослава. Он стоял, держа в руке высокую коробку. Кувшин! И как-то нервно озирался.
– Мирослав! – окликнула я его.
Он расплылся в улыбке и кинулся ко мне.
– О! Глаша, как я рад вас видеть! Умница, не опоздали! Вот, это ваш кувшин! Только знаете, что я подумал: идти с такой прелестной девушкой в пивной ресторан… как-то не того… У меня есть другая идея. Вернее, даже две…
– Излагайте!
– Тут недалеко, на набережной есть ресторан-поплавок. А еще можно сесть на кораблик с рестораном и поплыть по реке, благо сегодня хорошая погода…
– Мне вторая идея нравится больше, только там, кажется, надо заранее заказывать столики…
– А я заказал на всякий случай. На худой конец отменил бы… – улыбнулся он своей невозможной улыбкой.
– Какой вы предусмотрительный.
Он тут же вызвал такси, оно подъехало через минуту. И вскоре мы уже поднялись на борт небольшого парохода.
– Господа желают сидеть на свежем воздухе или в помещении?
– Господа желают на свежем воздухе! Правда, Глаша?
– Конечно!
Нам сразу подали меню, я начала его листать, а Мирослав смотрел только на меня.
– Глаша, Глаша, вы верите в судьбу?
– Вы о чем, Мирослав?
– А я верю… Знаете, почему я исчез, не взяв ваш телефон, не назвался даже…
– И почему?
– Испугался!
– И чего вы испугались?
– Понимаете, когда я там, в Шёнефельде, подошел к вам… и обнял вас… и ощутил запах ваших духов… ваш запах, я вдруг понял, что… это судьба… Но в моей жизни так сложно все завязано, и запутано и я уже привык к этим путам… и испугался, что, порвав их, я повисну… просто повисну в пустоте. И я смалодушничал… А потом уговаривал себя, внушал себе, что я, собственно, ничегошеньки об этой девушке не знаю, скорее всего у нее есть муж или любимый человек, и ей уже не семнадцать, это в семнадцать лет кажется невесть какой радостью повиснуть в пустоте… в шалаше и что там еще…
Он говорил с такой мукой в глазах и в голосе, так горячо, даже лихорадочно, но его слова казались мне музыкой, и хоть мне давно уже не семнадцать, я, кажется, была готова повиснуть с ним в любой пустоте… хоть в вакууме, хоть в космосе… Но я молчала. Что он еще скажет?
– И вдруг я увидел вас на выставке… Вы были совсем другая… Элегантная, на каблуках, но запах… ваш запах… он никуда не делся… Это запах судьбы… Моей судьбы.
– Господа уже сделали выбор? – подошел к нам официант.
– Ох, простите, еще пять минут! – смутился Мирослав. И принялся просматривать меню. Но я видела, что он едва сдерживается… – Послушайте, можно уже принять заказ! – кивнул он стоявшему чуть поодаль официанту.
– Глаша, что вы пьете?
– Да, пожалуй, бокал сухого вина, белого.
– Дайте бутылку шардоне! – распорядился Мирослав.
Официант отошел.
– Глаша, милая, простите, вы, вероятно, подумали, что я или псих, или алкоголик, может, я немного псих, но не алкаш, это точно. Но я действительно верю в знаки судьбы… А вы?
– Пожалуй, раньше не верила, а теперь…
– Что теперь?
– Понимаете, там, в Берлине, я жутко испугалась, все это было как в дурном кино… Но когда я добралась до дома, я вдруг подумала, что если бы не вы, моя жизнь могла бы просто рухнуть, страшно подумать, что было бы, если бы вдруг меня обыскали, а даже если нет, то ко мне явился бы тот тип… Короче, я подумала, что моя жизнь… что теперь что-то должно измениться к лучшему. И буквально в тот же день мне предложили новую работу, которая к тому же находится в десяти минутах ходьбы от дома, а раньше я тратила полтора часа только в один конец. И знаете, я пошла и купила себе чемодан… С рюкзаком больше не езжу!
– Да вы просто умница, Глаша… А что вас привело на мою выставку?
– Не что, а кто. Моя подруга Марьяна. Она постоянно ходит на всякие выставки… И я пришла просто в восторг, особенно от этих амфор с танцовщицами… Можно я задам, вероятно, идиотский вопрос…
– Валяйте! – улыбнулся он.
– Я понимаю, вы делаете эти сосуды из глины, удивительной красоты сосуды, а вот этих танцовщиц вы тоже сами рисовали?
– Да. Сам. Меня тогда захлестывали эмоции… Я попробовал… Вроде получилось…
– Вроде! Да это шедевр!
– Ну, так уж и шедевр…
– Но ведь эти танцовщицы все разные… У каждой своя судьба… И название… Оно пробуждает фантазию, ты придумываешь жизнь каждой из них… Вот красная… это сама страсть… но какая-то разрушительная что ли…
– Боже мой, Глаша! Вы чудо! Вы так тонко и точно все поняли! А кто вы по профессии, Глаша?
– Толмач!
– То есть? Переводчик?
– Ну да. Окончила филфак, раньше работала в рекламной структуре, а сейчас в НПО.
– Что это такое?
– Научно-производственное объединение. Я люблю путешествовать, а на этой работе уж раз в десять дней непременно где-нибудь бываю с шефом. Он хороший добрый человек, мы с ним, можно сказать, друзья.
– А сколько ему лет?
– Много! Хорошо за шестьдесят.
– И он не домогается?
– Да боже сохрани!
– Вы не замужем?
– Нет. Была когда-то, но развелась. Давно.
– И вы живете одна?
– Да. Мирослав, вы вот все выспросили обо мне, а я о вас ничегошеньки не знаю. Только знаю, что вы очень талантливый художник. И еще – что вы когда-то работали на таможне, или это не совсем так? Вы на таможне не работали, а перевозили что-то таким вот образом, запихивая товар кому-то в рюкзак? Я права?
Он смотрел на меня очень пристально.
– Вы еще и умная… – хмыкнул он. – Было дело! Но я тогда был совсем молодым идиотом. Меня кидало из стороны в сторону и вот занесло ненароком в контрабандисты. Но я не выдержал… Совестно было… Такой вот совестливый оказался контрабандист. Просто если бы я только своей свободой рисковал, а выходило, что в основном чужой. Это мне не нравилось. И я слинял далеко, аж на Дальний Восток, ходил в море с рыбаками, чтобы меня не нашли прежние дружбаны. В ресторане во Владике пел-плясал. Имел успех, один продюсер предлагал мне начать эстрадную карьеру…
– Ничего себе!
– Одним словом, искал себя… А потом меня занесло в Среднюю Азию, в Самарканд. И я случайно попал в мастерскую к гончару… Когда увидел, как он мнет руками глину, как на гончарном круге получаются у него кувшины, чаши, вазы… Я напросился к нему в ученики… И вот когда я впервые коснулся глины… я ощутил, что хочу заниматься только этим… Мой учитель, Аскар-ака, говорил, что у меня талантливые пальцы… что я скоро его превзойду, я радовался как дурак… Конечно, сперва мои изделия никуда не годились, но постепенно в руках появилась уверенность и мои пиалы и кувшины имели уже надлежащий вид. Тогда Аскар-ака начал учить меня расписывать посуду, обжигать в печи… Я проучился у него полтора года, а потом…