– Собирайся и поедем в больницу! – решительно заявила женщина.
Согласно воспоминаниям Богданова, больница была местом, где местные жрецы лечили больных и убогих. Вот там появляться не стоило. Догматик понятия не имел, насколько широки познания о теле и душе у местных врачевателей, его там могли опознать как пришельца и оккупанта.
– Никаких больниц! – жестко сказал Тай.
Дина молча посмотрела на него и кивнула. На секунду ей показалось, что сквозь родное, хоть и побитое лицо, промелькнуло другое. И голос, странные оттенки, даже не акцент, что-то едва уловимое. На что женщины всегда реагируют, хотя не всегда понимают, что это. Она всегда считала Диму в какой-то степени ребенком, но этот голос принадлежал сильному, властному и очень старому.
– Пусть промоют и зашьют хотя бы… – неуверенно сказала она вслед выходящему из ванной комнаты мужу.
– Хорошая идея, – согласился Тай, с вздохом облегчения усаживаясь в мягкое, сибаритское кресло – дай нитку и иголку.
Женщина поискала в шкафу, достала катушку ниток, маникюрные ножницы и несколько иголок в булавочнице. Что-то случилось с ее мужем, и перемена ее напугала до чертиков. Мягкий, добродушный, за десятилетия, проведенные вместе, она изучила все способы управлять мужем, не заталкивая его под каблук. Тай взял инструмент и обратил внимание на недовольное лицо Дины. Оглянулся и кряхтя поднялся. Конечно, женщина не хотела, чтобы он испоганил мягкую обивку кресел и прямоугольную шкуру какого-то пестрого зверя на полу. Гладкие плитки в ванной отмыть от крови гораздо легче. Он уселся на каменное сиденье и принялся разматывать бинты обратно.
Идея зашить рану оказалась гениальной. Тяжелые тела обитателей этого мира плохо заживали, если соединить края кожи, дело пойдет быстрее. Он прижал рану так и эдак, примеряя где лучше зашивать. Потом принялся отрезать крохотными ножницами те куски, что все равно мешали. Было больно, но куда легче, чем делать это руками. Тай не заметил, что Дина подошла к открытой двери с упаковкой стерильных бинтов. Женщина увидела, как ее муж деловито обрезает лишнее и накладывает крупные стежки, как патологоанатом. При этом его лицо было спокойным и сосредоточенным, он даже не ругался. Это оказалось последней каплей, она тихо сползла по стене в обмороке.
Глава 4.
– Я сказал, нет! – Тай хмурился, хотя от этого болело лицо.
– Почему?! – выкрикнула Кубана и стукнула по зеркалу изнутри – Кто она тебе?
– Что это, как думаешь? – спросил догматик.
Кубана уставилась на чучело уродливого животного. Серый мех на спине и белый на животе. Длинные уши безвольно повисли. Вместо глаз были какие-то камешки. Чучело было изрядно потасканным, мех кое-где свалялся. Было совершенно непонятно, как это животное вообще могло передвигаться. Красавица пожала плечами.
– Урод какой-то, – ответила она, потом снова хлопнула по стеклу – как это связано с тем, что ты мне не даешь вселиться в тело этой самки?
– Это называется «игрушка», – терпеливо объяснял Тай – а значит у этих двоих есть детеныш.
– Да плевать мне на их детеныша!
– А мне нет, – резко ответил догматик – детеныш уже остался без одного из родителей. Если лишить его второго, он может погибнуть.
– Какой ужас, – усмехнулась Кубана – это Тяжелый Мир, они дохнут как мухи. Одним детенышем больше, одним меньше…. Какая разница?
Тай устало закатил глаза. В этот момент он уже жалел, что не расколотил все зеркала в квартире и не предоставил тварям зазеркалья разобраться с хвостатой проблемой самим. Впрочем, на Внутренний Круг не попадают нетерпеливые. Догматик принялся объяснять:
– Кубана, у них мышление разделено на эмоции, инстинкты и сознание. Один из важнейших инстинктов – забота о потомстве. Если мы угробим родителей в полном составе, то детеныш поднимет вой и примчатся воины-полицейские. Долго мы сможем прикидываться? К тому же неизвестно как на это отреагирует Посадник. С полицейскими мы может и справимся, а вот взвод Паду нам не по зубам.
– С кем ты разговариваешь? – застонала на ложе Дина.
– Ни с кем, – соврал Тай.
– Нет, – у нее еще кружилась голова, но она приходила в себя – я слышала женский голос.
– Отдыхай, – догматик подумывал просто развернуться и уйти, но Дина, он был уверен, предпримет все усилия для его розыска.
– Мне такой кошмарный сон… – начала рассказывать женщина, потом увидела, что муж все еще сидит голый, а живот стягивает грубая повязка.
Страх захлестнул Дину. Поворот головы, манера держаться, интонации, все было другим. Невозможно подделать человека, с которым прожил два десятка лет. Тот, кто сидел на краю кровати не был ее мужем. Она посмотрела в зеркало трюмо. Там отражался Дима, но как-то странно. Он двигался и что-то говорил. Хотя сидящий на кровати молчал и не шевелился.
– Кто ты?! – крикнула она и вжалась в стену – Где мой муж?!
– Меня зовут Тай, – догматик решил сказать правду – Твой муж умер где-то сутки назад. Мне жаль. – последнее не было правдой, но память мертвеца подсказала нужную ритуальную фразу.
«Надо звонить в психушку, надо звонить в психушку…» Мысль колотилась в внезапно опустевшей голове Дины, как шарик в детской погремушке. При этом ничего не задевая и не выводя из ступора. Кому нужны психиатры, она еще не решила. Да и не способна была что-то решать в этот момент. Тай встал, Дина сжалась на кровати, но он даже не пытался прикоснуться к ней.
– Я тебе говорила! – язвительно сказала Кубана – Теперь она сойдет с ума и в тело нельзя будет вселиться!
– Это еще кто? – деревянным голосом спросила Дина.
Она поверила этому чужаку. Ее муж действительно мертв. Сейчас ее эмоции отключились, осталось лишь холодное равнодушие и ощущение нависшей беды и горя. Тай не хотел причинять ей страдания, но не знал щадящего способа сообщить подобные новости. Надо было дать ей якорь. Что-то, за что она сможет зацепиться и не утонуть в безумии.
– Детеныш, – сказал он негромко – помни, у тебя есть детеныш.
– Сашка, Сашенька, – Дина еще не осознавала, но в беспросветной тьме ее горя забрезжил свет.
Еще одна череда воспоминаний пришла из памяти прошлого владельца: маленький человечек с золотистыми волосами. А следом какие-то прямоугольные куски папируса, слово «деньги» и «заначка». Богданов даже мертвый пытался позаботиться о семье. Тай пошел на кухню и достал из-за шкафа конверт. Согласно мертвопедии Богданова этих прямоугольников хватит семье на полгода. Конверт он положил на кровать рядом с застывшей Диной. Та вдруг подняла на него взгляд и спросила с отчаянной тоской и храбростью:
– Ты убил его?
– Нет, – Тай понятия не имел, что произошло на самом деле, но был уверен, что не стал причиной смерти Богданова – я занял уже пустующий дом.
– Ему там хорошо? – у женщины потекли слезы и это было хорошо, со слезами уходит горе.
– Он в раю, – соврал Тай – это прекрасное место.
Дина молчала какое-то время. Тай видел, что ее душа страдает, но отступила от грани раскола. Ее царапает действительность, но не разрывает на куски. Пришло время уходить.
– Прощай, не ищи меня и не пытайся связаться со мной.
Догматик направился к дверям. На его счастье, Дина уже достаточно пришла в себя, чтобы обратить внимание на одну существенную деталь.
– Так ты далеко не уйдешь, – сказала она.
– Что не так? – удивился Тай.
– Тебе нужна одежда, – Дина тяжело сползла с кровати и принялась рыться в шкафу – Вот, Димке она все равно уже не понадобится.
Дина зарыдала в голос и бросив одежду, скрючилась на кровати. Тай одел нижнюю часть, потом верхнюю. Были еще короткие одеяния для нижней части «трусы», но он не видел, чтобы на улице кто-то их носил. Видимо это тоже была ритуальная одежда не на каждый день. Потом он вспомнил как раздевался и сообразил повторить все в обратном порядке. Позади раздался смешок. Против ожиданий, смеялась не Кубана, а Дина. Правда в ее голосе было слишком много горечи.
– Ты точно из другого мира, – сказала она – давай помогу.
Тай, благодаря Дине, узнал, что штаны застегиваются впереди. А еще, что пиджак не заправляется в трусы. Так было намного удобнее. Догматику хотелось отблагодарить женщину, но он не знал, как. Идею она подсказала сама:
– Кто та женщина, с которой ты разговаривал? – она уже ничему не удивлялась – я слышала ее слова, но как-то невнятно.
Тай протянул руку к виску женщины. Дина отдернула голову.
– Я научу тебя видеть, если хочешь, – объяснил Тай.
Она дрожала, пока холодные, мертвые пальцы ее мужа касались ее кожи. Догматик выровнял некоторые нейронные заторы в ее мозге, чтобы она видела во всем спектре, включая духовный.
– Привет, самка! – Кубана небрежно махнула рукой из зеркала.
– Что это?
– Это моя спутница, – представил ее Тай – ее зовут Кубана…
– Какой ужас! – Дина смотрела на существо, покрытое золотыми и серыми полосками, гладкая кожа блестела от жира, а на голове вместо волос росли длинные иглы как у дикобраза.
– На себя посмотри! – огрызнулась Кубана.
– Ты выглядишь так же? – ошарашенно спросила Дина.
– Нет, – едко заметила оскорбленная Кубана – из нас двоих, красавица я, а он урод!
Тай понял, что его дар может стать проклятием. В этом Тяжелом Мире, разумные были одного вида, а теперь Дина будет видеть то, что им недоступно. Возможно на блокировку этих способностей у людей, были свои причины. Вот только вернуть все как было он уже не мог. Догматик пожал плечами, каждый из них в любом случае однажды столкнется с реальностью. Просто у Дины это произошло при жизни.
– Ты знал, – задумчиво сказала Дина – где у Димки заначка. Может быть мой муж….
– Извини, Дина – мягко ответил Тай – это лишь следы на песке и их смоет прилив. Твой муж умер и его не вернешь.
– Уходи! – женщина села на кровать – Уходите оба.
– Прощай, – тихо сказал Тай и вышел за двери.
Выходя из подъезда, он надел темные очки, которые нашел в комнате. Теперь Кубана могла отражаться рядом с ним, и они могли тихонько разговаривать. Конечно, его примут за скорбным умом, но если избегать людных мест и не привлекать внимания, то можно было проскочить.
– Зря ты не дал мне занять ее тело, – Кубана испытывала раздражение к Дине из-за ее реакции на внешность – она все равно слетит с катушек и оставит детеныша одного.
– Утихомирься! – буркнул Тай – Мы сейчас пойдем в место, где они умирают, там быстренько подберем тебе незанятое тело.
– И что это за место? – подозрительно спросила красавица.
– Больница, – Тай был доволен, что отыскал наконец в обрывках воспоминаний Богданова что-то стоящее – они добровольно собираются там для смерти. Уверен, ты найдешь там себе красивое тело.
Идти пришлось долго. Люди передвигались на экипажах, но Тай опасался нарушить еще какой-нибудь обряд и предпочел идти пешком. Наконец он увидел вывеску, которая согласно мертвопедии Богданова, была больницей «Психоневрологический диспансер, Вологодской областной психиатрической больницы». Двухэтажное здание сочилось страданием в ментальном диапазоне. Да и воспоминания Богданова об этом месте были наполнены страхом и брезгливостью. Но Тай был уверен, что тут они найдут искомое.
Глава 5.
Иерархия в медицинских коллективах не всегда такая очевидная, как полагают обыватели. Главврача может затолкать под каблук бухгалтер, а талантливый хирург иногда плюет на авторитет начальства. Санитары в морге вообще ведут себя как неприкасаемые. Потому что найти желающих каждый день смотреть на закономерный итог жизни, не так просто. Ну и, конечно, технички и санитарки. Отдельная каста. С одной стороны, самая низшая квалификация, с другой им вообще нечего терять.
Холеные тетки из бухгалтерии и даже врачи высшей квалификации, предпочитали жаться к стеночке, лишь бы не пройти по «токо-намытому». Всегда оставался реальный шанс схлопотать за это грязной тряпкой.
Большинство санитарок были искренними и добрыми людьми. Они действительно сочувствовали пациентам. Не забыли о сострадании. Да, иногда ворчали, но доброе слово, сказанное в нужный момент пациенту, иногда помогало лучше лекарств. Как всегда, уродливые черты самые выпуклые и заметные. Поэтому злобная техничка с ведром и тряпкой, стала штампом. Именно такими их и воспринимали окружающие.
Тихоновна очень старалась поддерживать этот образ. Она работала в больнице дольше всех. И даже старожилы не представляли себе больницу без ее сгорбленной фигуры и гнусавого, бубнящего, монотонного монолога.
Ее не звали на церемонии поздравления с днем рождения других сотрудников. Собрания она посещала крайне редко и то пристраивалась где-нибудь в дальнем уголке и злобно что-то шипела оттуда. Новые сотрудники иногда пытались начать общаться с бабушкой, но напарывались на ядовитый характер и быстро теряли интерес к санитарке. Даже бухгалтерия, славящаяся своей бесцеремонностью, выдавала зарплату Тихоновне молча и без едких комментариев.
Если бы кто-то полез в личное дело Тихоновны, то на первый взгляд не нашел ничего необычного. Возраст шестьдесят два года, рабочий стаж сорок пять лет… Вот только глянув в эти документы на следующий год, любопытный бы увидел, что ей все так же шестьдесят два года. Иногда в больницу заходили бывшие сотрудники, уже давно вышедшие на пенсию. Им голову приходило, что бабуся, уже бывшая старой, когда они юными сотрудниками пришли в эти стены, давно должна была умереть. Но никто не поднял этого вопроса. Кому охота на старости лет оказаться пациентом дурдома?
К тому же Тихоновна вызывала у всех окружающих подсознательный ужас. Хотя что могло быть страшного в согнутой ревматизмом бабке, никто объяснить не мог. На самом деле санитаркой Тихоновна работала уже сто двадцать пять лет. С того момента как была основана психиатрическая лечебница в поселке Кувшиново.
Три раза люди начинали обращать внимание на ее долголетие. И каждый раз все заканчивалось плачевно для любопытных. Тихоновна лишь на миг показывала свой истинный облик, и правдолюбец тотчас оказывался пациентом. Посадник требовал от нее время от времени менять облик, но она плевать хотела на его требования. В конце концов Давэр сдался и устроил ей перевод в центр города, где всем было плевать, а окрестные жители обходили диспансер десятой дорогой.
Сегодня Тихоновна была злобна больше обычного. Внутри звенело недовольство молодых. Тридцатый и почти насквозь проржавевший седьмой, сдерживали пока внутренний бунт, но надолго ее самоконтроля не хватит. Слишком долго длилась размеренная, спокойная жизнь. Тихоновна приходила на смену, возила тряпкой по этажам и лестницам, шла домой в пустую нежилую квартиру. Там, приняв истинный облик, взвод Паду становился в охранный порядок, чутко слушая окрестности. Годами единственным пришельцем с Колец был Посадник. Молодые жаждали крови. Впрочем, старые ее тоже жаждали, но они понимали цену. Ржавчина на них уже проявилась.
Двадцать три года назад в квартиру вломился грабитель. Тридцатый и седьмой тогда не смогли сдержать молодых. Бандита взвод Паду кромсал долго и жестоко. Чтобы не визжал, они первым делом выдрали ему голосовые связки. Месяц Тихоновна «болела». Ссохшийся труп валялся в пустой квартире по сей день. Посадник поругался для виду, но он знал насколько взвод Паду мечтает измазать себя кровью. Напиться теплой, полной боли и железа, крови. Она была пищей, героином и способом самоубийства для взвода Паду. Только кровь могла повредить металлические тела Паду. Ни вода, ни кислота, не оставят следов на острых шипах. А вот кровь и боль приносили радость, ржавчину и разрушение.