– Извините, но почему вы говорите мне все это?
– Я просто развиваю свою мысль, – говорит она. – На тему «надо позволять себе чувствовать». Если бы я просто глушила себя, то, наверное, увязла бы в каких-нибудь новых бессмысленных отношениях и повторила все свои старые ошибки. У отрицательных эмоций есть свое назначение, вы понимаете?
– Конечно. – Я пытаюсь отрешиться от ее болтовни, но голос у нее такой тихий и успокаивающий, раздражающе приятный. Это словно передача в прямом эфире, которую я вынужден слушать, но втайне полагаю, что это не так уж плохо.
– Я сказала своей соседке, что не буду заводить никаких отношений минимум год, – продолжает она. – Я просто хочу найти себя – я понимаю, что это заезженная фразочка, но мне все равно. Я хочу чаще говорить «да» и делать то, чего не делала раньше, знакомиться с новыми людьми, заводить новых друзей. Все в этом духе. Вы, вероятно, считаете меня сумасшедшей, но мне просто кажется, что сейчас самое время. Я просто хочу побыть одиночкой, понимаете? Самой по себе.
Я сжимаю губы. Если бы я был в настроении поболтать, я мог бы сказать ей, насколько я ценю тот факт, что мы одинаково смотрим на вещи. В мире не так уж много девушек – особенно девушек, выглядящих так, как она, – которые не бросаются на каждого встречного мужчину, отчаянно пытаясь окольцевать его, чтобы не проводить следующий Новый год, весенний отпуск или свадебный сезон в одиночестве.
– Вы сказали, что отбываете на следующей неделе? – уточняет она. – А что вы делаете до этого?
Я морщусь и на секунду задумываюсь: не использует ли она какую-нибудь реверсивную психологию или тактику «помани и откажи», чтобы подцепить меня? Я прежде видел, как девушки это делают… сначала притворяются незаинтересованными и вообще противницами любви, поскольку думают, что это заставит тебя сильнее их хотеть, а потом, когда решат, что ты схватил наживку, подсекают.
К несчастью для них, со мной такая хрень не работает.
По сути, обычно получается совершенно наоборот – меня это отвращает и сбивает с настроя. Самое худшее, что может сделать женщина, – недооценить мои мыслительные способности.
– Не волнуйтесь, я не собираюсь звать вас на свидание. Я просто чувствую себя виноватой за вашу машину, – продолжает она. – Я уверена, что у вас были какие-то планы, какие-то дела, и ужасно неприятно остаться без машины на неделю. Если вас нужно будет куда-нибудь отвезти, созвонитесь со мной. Мой номер должен быть в тех бумагах, которые дал вам коп.
Сместив свое кресло, я делаю глубокий вдох. Это самое меньшее, что она может сделать, – возить меня по всему Лос-Анджелесу, словно личный шофер; но я терпеть не могу полагаться на кого-то, особенно на какую-то цыпочку, которую я даже не знаю.
– Я справлюсь, – заверяю я.
У мамы в гараже есть старый «Mercury Sable» – сказать по правде, я понятия не имею, на ходу ли он до сих пор, но я буду держать пальцы скрещенными. Вероятно, остаток вечера я провожусь с ним, и когда удостоверюсь, что он способен ездить, то направлюсь в Пасадену, чтобы начать ремонтировать «Порше».
– Вы думаете, с вашей машиной все будет в порядке? – спрашивает она.
– Надеюсь. – Я на девяносто процентов уверен, что все будет в порядке, но узнать точно смогу только тогда, когда проведу тщательный осмотр. А до тех пор пусть чувствует себя виноватой, мне плевать.
– Это клевая машина. Мне нравится, что она такая неброская. Ее явно недооценивают, а ведь это классика, – говорит она.
Именно это я и люблю в своей машинке.
– Спасибо.
Я снова указываю направление, и мы едем в молчании добрых десять минут – новый рекорд, – прежде чем она указывает на рекламный щит над «Taco Bell».
– О, смотрите! Завтра вечером в «Минтце» играют «Panoramic Sunrise», – восклицает она, подскакивая на сиденье. – Как я могла не знать? Я их обожаю!
Я утвердительно хмыкаю. Я тоже их люблю.
– Правда? Честное слово, когда я говорю о них, люди ведут себя так, словно я разговариваю на иностранном языке. Как будто никто никогда о них не слышал.
Я не говорю ей о том, что их ведущий вокалист – кузен моего зятя, так уж получилось.
– Послушайте, нельзя ли прекратить эту светскую беседу? Ничего личного, я просто этого не люблю.
Марица поворачивается ко мне, лицо ее мрачнеет.
– А, да. Конечно. Я как раз собиралась спросить вас, не хотите ли вы пойти со мной на концерт, но…
Я, даже не задумавшись, отвечаю:
– Я занят.
– Занят… – медленно произносит Марица. Она мне не поверила, но мне все равно.
– Мне нужно чинить машину, – поясняю я свои слова – не то чтобы я должен был ей что-то доказывать.
Она сжимает руль, отодвигается к самой спинке своего кресла и смотрит вперед.
– Ладно, хорошо. Неважно.
После часа, проведенного в приятной тишине, мы наконец-то добираемся до жилого комплекса, где находится квартира моей матери. Я выхожу из «Приуса» и начинаю нагружаться пакетами из багажника. Понадобится сделать по меньшей мере три ходки вверх и вниз на два лестничных пролета. Может быть, даже четыре.
– Давайте, я помогу, – говорит Марица-официантка и тоже берет пакеты, прежде чем я успеваю сказать «нет».
Она сопровождает меня до квартиры 3-C, и когда мы заходим внутрь, я говорю, что пакеты нужно сложить на кухонный стол. Еще одна ходка – и все покупки перенесены. Но на этот раз она останавливается в дверях, сунув руки в задние карманы шорт.
Я понимаю, что она все еще в своей рабочей форме – белой блузке на пуговицах и коротких черных шортах. Формальная одежда – но не слишком формальная, в Калифорнии половина местных девиц носит такое в жару.
Подняв брови, я пожимаю плечами.
– Вам что-нибудь нужно?
– Пойдемте со мной на концерт, – предлагает она. – Я куплю вам билет.
Я хмурюсь.
– Нет. И нет.
– Почему?
– Я же сказал вам, что занят. – Я стараюсь говорить тихо. Если мама спит и проснется от звуков незнакомого женского голоса в своей квартире, то будет донимать меня бесконечно – и даже лежа на смертном одре. «Мой дом – не бордель, – заявит она насмешливо, но серьезно. – Свои «развлечения» таскай по другим местам».
– Хорошо. Просто, кроме вас, я не знаю никого, кто хотя бы слышал об этой группе. Я решила, что это может быть весело. И я чувствую себя в долгу перед вами после того, как врезалась в вашу машину.
Я делаю медленный вдох, рассматривая ее в угасающем вечернем свете.
Она хороша собой, с округлостями во всех нужных местах, с сексуальной улыбкой, шелковистыми волосами и темными глазами, которые при любом всплеске эмоций чертовски привлекательно озаряются внутренним светом… но она не из тех девушек, с которыми я хотел бы провести одну из последних ночей перед командировкой.
Во-первых, она чертовски много треплется.
И она слишком любит философствовать.
Слишком оптимистична.
Слишком самоуверенна.
Никакая красота не может искупить тот факт, что она не в моем вкусе. Даже близко не в моем.
– Вы что, решили, будто я напрашиваюсь на свидание? – Она фыркает. – Вот еще. Я даже не помню вашего имени. Кстати, не напомните?
Выдохнув, я провожу ладонью по волосам.
– Исайя.
– Верно, Исайя. – Она склоняет голову набок. – В общем, не льстите себе, потому что, если бы я даже искала парня для свиданок, вы не тот, кого бы я выбрала, так что…
– Это взаимно.
– Ничего себе. – Марица поднимает руку и поворачивается, чтобы уйти. – Ну, ладно, я… я даже не знаю, что вам еще сказать. Поздравляю. Вам удалось дважды за один день лишить меня дара речи, и это достижение.
Слава богу.
Но уже почти выйдя за дверь, она останавливается на пороге и оборачивается ко мне.
– Знаете… я не врала, когда разговаривала с вами в машине. Сейчас я многим вещам в своей жизни говорю «да». Новым людям. Новому опыту. Может быть, вы подумали, что я вешаюсь на вас, но клянусь своей жизнью, Исайя… это не так. Я просто хотела повеселиться на концерте вечером в пятницу. – Марица пожимает плечами. – Правда, я все время забываю, что некоторым людям нравится быть унылыми задницами.
С этими словами она уходит, закрыв за собой дверь.
Я сжимаю переносицу двумя пальцами и выдыхаю.
– Кто это был? – спрашивает Калиста, моя сестра.
Черт.
Я понятия не имел, что она здесь, а сейчас мне предстоит допрос в испанской инквизиции.
Я качаю головой и начинаю распаковывать покупки.
– Никто.
Она выходит из темного коридора, ведущего в мамину комнату.
– Это не «никто», Исайя. Ты привел сюда девушку, а ведь раньше ты никогда не приводил девушек сюда. Кто она?
– Что ты здесь делаешь? – меняю я тему.
– Привезла маме обед.
– Хватило бы и просто сообщения, – отвечаю я. – Я кормил ее обедом пару часов назад.
Калиста машет рукой.
– Да ну, маме все равно не помешает набрать немного веса, от нее кожа да кости остались.
В этом я с ней полностью согласен.
– Она показалась мне милой – та девушка, – продолжает Калиста, садясь на потертый мамин диван и пальцами собирая волосы в хвост. – И она подловила тебя на вранье, это было забавно.
Я хватаю очередной пакет с покупками.
– Маме нужно помыть голову, – напоминаю я.
– Милая, красивая девушка приглашает тебя на концерт группы, которую ты любишь, а ты шарахаешься от нее, словно от прокаженной. – Моя сестра хихикает, не желая сворачивать с этой темы. – Держу пари, вы хорошо провели бы время вместе.
– Сомневаюсь.
– Я люблю тебя, но она была права. Ты унылая задница, – говорит Калиста. – Та девушка могла бы немного уравновесить тебя. Может быть, сделать тебя чуть более приятным в общении.
– Да срать я хотел на то, насколько я приятный.
Калиста встает и начинает помогать мне с продуктами. Она берет банку супа «Pepper Pot» и рассматривает этикетку.
– Да, знаю. В этом-то и есть твоя проблема.
– Можешь уже идти, – говорю я, оттесняя ее в сторону. – Если только не хочешь задержаться и помочь маме принять ванну.
– На самом деле мы закончили с этим как раз перед твоим приходом.
– Тогда порядок. Я сам тут справлюсь, а ты иди домой.
Калиста изгибает губы в понимающей ухмылке и поднимает руку, согнув пальцы, словно тигриные когти.
– И кто сегодня нассал тебе в кашу?
– А, не знаю. Может быть, эта милая девушка, которая раздолбала зад моего «Порше».
Сестра прикрывает ладонью рот, борясь со смехом.
– Значит, она именно поэтому подвезла тебя до дома?
– Угу.
Калиста пожимает плечами.
– Что ж, я все равно считаю, что она выглядит круто.
На ее телефоне всплывает сообщение, Калиста пролистывает его со скоростью света, потом хватает свою сумочку с ближайшего шкафа-тумбочки. Должно быть, одному из ее детей что-то нужно. Или ее мужу. Я представить себе не могу, каково это – когда в тебе кто-то постоянно нуждается.
Одна мысль об этом заставляет меня ощутить удушье, а я всю свою жизнь боролся за то, чтобы просто дышать.
– Ладно, похоже, твое желание сейчас исполнится, и я перестану приседать тебе на уши, – говорит Калиста, засовывая телефон в сумку.
Я прощаюсь с нею взмахом руки и ставлю последнюю банку с кукурузой без ГМО на полку.
– Напиши, если что-то будет нужно, – говорит она по пути к двери. Потом останавливается. – И, Исайя…
Я поднимаю взгляд, и наши глаза встречаются.
– Да?
– Не будь унылой задницей и сходи на этот долбаный концерт.
Глава 3. Марица
– Следующий, – говорит женщина в окошке выдачи предварительно заказанных билетов концертного зала «Минтц», и эти слова сулят мне чудесный вечер пятницы. – Ваше имя?
– Марица Клейборн, – отвечаю я, доставая свое удостоверение и просовывая в окошко.
Женщина – на ее руках вытатуированы изображения голых красоток, а волосы, подстриженные под каре с челкой, окрашены в роскошный лавандовый цвет, – смотрит на мои водительские права и начинает рыться в стопке билетов, лежащей слева от нее.
Минуту спустя она хмурится, словно не найдя моего билета.
Но я покупала его вчера через Интернет – он должен быть здесь.
– Мне приходило подтверждение по электронной почте, могу показать, – говорю я, копаясь в своей бездонной винтажной сумке в поисках телефона. Сумку мне подарила мама перед тем, как они с отцом переехали в прошлом году в Нью-Йорк, потому что, похоже, свихнулись и устали от жаркого солнца. Мое дыхание учащается. Если я не увижу выступление «Panoramic Sunrise», я буду плакать – а ведь я не плакса.
– Нашла. – Женщина берет пластиковый бейджик на широком шнурке. – Он был в ВИП-стопке.
Моя челюсть отвисает сама по себе, и я плотно стискиваю зубы. Я не покупала ВИП-билет. Они стоят по пятьсот баксов – это за место в отдельном секторе зала перед сценой, отдельный бар, возможность пройти за кулисы, чтобы лично приветствовать музыкантов, а также шанс выпить с ними пива после закрытия бара.
Я покупала билет общего доступа за семьдесят пять долларов.
Я знаю, что это так…
– Вот, возьмите. – Женщина протягивает мне в окошко бейджик вместе с моим водительским удостоверением, улыбается и смотрит поверх моего плеча. – Следующий!
Я хватаю шнурок и надеваю на шею, пока никто не успел заявить, что это большая ошибка, и отобрать его у меня. Пробираясь ко входу на контроль, я ожидаю, что в любую секунду эта ошибка разъяснится, но билетер просто сканирует мой бейдж и взмахом руки указывает мне на менее многолюдную часть зала, предназначенную для ВИПов. Войдя, я нахожу место за пустым столиком на двоих в каких-то шести футах от сцены.
Мой пульс ускоряется, я не могу удержаться от глупой улыбки, когда вижу стоящие на сцене гитары и микрофоны. «Panoramic Sunrise» – мой наркотик. Он успокаивает, расслабляет, наполняет меня одновременно уютом и энергией. Их негромкие мелодии – инди-рок, фольк-рок, называйте, как хотите, – резонируют с самыми глубинными областями моей души, и я не могу объяснить или даже полностью понять этого. К тому же ведущий вокалист похож на Адама Левина, только еще горячее, так что…
– Вам принести что-нибудь выпить? – Симпатичная официантка с высоким «конским хвостом» и оранжево-красной помадой подходит к моему столику. – Коктейль?
– Наверное, амаретто с кока-колой. Спасибо.
Они всегда начинают выступление со своего лучшего хита, «Flipside», и это моя самая любимая песня в мире. Местами она грустная, местами веселая, но в основном скорбная и ироничная.
– Это место занято? – спрашивает какой-то мужчина, останавливаясь позади меня.
Я оглядываюсь через плечо на голос, но к тому времени, как я фокусирую взгляд на этом точеном лице, он уже усаживается рядом со мной.
– Опять вы, – говорю я, выпрямляясь.
Исайя Торрес держит за горлышко бутылку пива «Корона».
– Вот это благодарность за ВИП-билет, – отвечает он, делая глоток пенного напитка и пристально глядя на меня.
Я склоняю голову набок, пытаясь осмыслить это. Пару минут назад я убедила себя, что вся эта штука с ВИП-местом была результатом некой удачной ошибки.
– Откуда вы узнали, что я буду здесь сегодня вечером? – спрашиваю я.
– Догадался, – отвечает он. – К тому же я знаю людей, которые знают людей, которые могут кое-что разузнать.
Возвращается официантка с моим коктейлем, и я протягиваю ей карточку, чтобы открыть счет, потом снова перевожу взгляд на Исайю.
– Ну, хорошо. Спасибо вам за это, – говорю я ему, сжимая шнурок, висящий у меня на шее. Соскользнув с высокого стула, я высматриваю место перед сценой, потому что группа разогрева уже начинает занимать свои места.
– Куда вы? – спрашивает он.
– Я собираюсь насладиться концертом. Именно за этим я пришла.
Я оставляю его за столиком на двоих. На сегодняшний вечер моя цель – развлекаться и расслабляться. Если он считает, будто я забуду о его вчерашней грубости и наглости только потому, что он сделал мне доброе дело, значит, он явно что-то не то курит.
Уголком глаза я замечаю, что он за мной наблюдает.
Я не понимаю его, но в этом нет ничего страшного, потому что на самом деле мне и не нужно его понимать.
* * *
Три часа спустя в зале зажигается свет, и какой-то мускулистый тип ростом не менее шести футов семи дюймов, одетый в черную футболку, подходит с другой стороны к бархатному шнуру ограждения и говорит, что владельцы ВИП-билетов могут последовать за ним.