– Что здесь случилось? – Лит тихо обратился к Инарии. Стражники замолкли, и сквозь развалины они ехали в молчании, прерываемом лишь пением пичуг, снующих между обломанных стен.
– Думаю, об этом тебе будет лучше спросить у своего учителя Гирта, – выразительно ответила Инария, указав на останки жилища, мимо которого они проезжали. На камне отчётливо виднелись смоляные следы огромной пятерни. Ладонь пылающего исполина, коснувшегося дома, была втрое больше ладони Лита.
Ученик знал, что его учитель обладает поистине могучей силой, но Литу никогда бы не пришло в голову, что этой силы достанет, чтобы развеять по ветру целый город! А он-то три года только книжки читал в монастыре!
– При виде такого начинаешь понимать, зачем королевству нужны чародеи… И зачем нужен орден, который их готовит, – спокойно проговорила Инария, но монах решил промолчать.
Всадники миновали Ветреный холм, получивший своё название из-за постоянного ветра на своей вершине. Именно по этой причине на этом холме была поставлена мельница. Она была сложена из крупного серого камня, но на покатых стенах ещё сохранялись следы белой краски. Деревянные крылья неустанно вращались, оглашая округу лёгким приятным скрипом. Ко входу в мельницу было прислонено копьё. Оно смотрелось здесь удивительно не к месту.
Из избы при мельнице вышла женщина с большим кувшином козьего молока. Она оказалась женой мельника, который вот-вот должен был вернуться из Пенейона, где он обыкновенно торговал мукой. Хозяйка напоила путников молоком и выспросила самые последние новости, которые были известны стражникам.
Литу стало понятно из рассказа, что три дня назад над лесом Эгер будто бы видели дракона. Он промелькнул совсем ненадолго, но один из стражников стоял тогда в дозоре на вышке, и сейчас он говорил, что самолично видел, как крылатый змей поднялся из чащи, улетел вверх и тотчас скрылся в облаках.
Жена мельника с тревогой восприняла эту новость, и Литу пришлось заверить её в том, что их не оставят в беде и что Господь не допустит нападок на своих верных последователей. Призывая её чаще молиться, монах сам подумал о том, что драконы крайне редко нападали на людей, но всё же иногда такое происходило. За последние два столетия никому не удавалось одолеть дракона, хотя многие видели здесь причину в том, что этих огромных созданий в мире осталось совсем немного, и они всё больше прячутся среди высоких гор или непроходимых чащ вроде леса Эгер.
С вершины Ветреного холма Лит смог наконец увидеть цель своего пути. До монастыря оставалось совсем немного. Столпы Лукрециана представляли собой прямоугольную крепость с высокими квадратными башнями в каждом из четырёх углов. Крепость была очень древней. Она была построена ещё во втором веке до Просвещённой эры, то есть её уже можно было считать тысячелетней.
В седой древности, когда императорами звали не верховных правителей, а полководцев, глав легионов, здесь располагался гарнизон Игносии. Провинция Ремар тогда была беспокойным котлом из варварских народов. Истинным игносийцам приходилось содержать мощные крепости, чтобы противостоять восставшим народам. Тогда эта крепость называлась Хасафор, и она предназначалась для защиты от энелов – предков современных энелианцев, которые постоянно вторгались в игносийские владения.
Хасафор стоял на одном из двух холмов в Варийской долине. На втором холме тоже некогда стояла застава игносийцев, но она была разрушена давным-давно, ещё до появления великих пророков. Ныне на её месте стояла деревня с мельницей.
После сожжения крепости варварами стены Хасафора были укреплены и старые деревянные башни заменили каменными. Новая крепость выдержала ещё множество атак, а взять её так и не смогли, но старая Игносия умирала: Сенат оказался бессилен против возросших амбиций своих военачальников. В муках гражданской войны рождалась новая империя. Крепость была оставлена легионерами, и её заполонили беженцы из охваченных войной областей, которые все вместе внимали слову великих пророков – Слову Божьему.
На окраинах могущественной державы стали разрастаться секты илианцев, как их стали называть по имени первого пророка Илии. Его самого сожгли на костре за учения, подрывающие основы веры в Старых богов – языческого пантеона. Но тот огонь стал символом новой веры, ибо не смог причинить Илии никакого вреда. Его плоть была объята пламенем, но не опаляла пророка, а лишь согревала! Все, кто был на казни, видели это: первый магистрат, воины, жрецы старых культов, простые люди… Все видели, как пламя вознесло Илию прямо на небо. Это было новое начало.
Огонь веры в Создателя охватил и далёкую провинцию Ремар. Её власти нещадно бились с сектами илианцев, но ослабленные гражданской войной легионы не могли поспеть всюду… Благородный человек Лукрециан ран Гастил помогал множеству гонимых сограждан: он укрывал их в своём владении, а позже помогал добраться до Варийской долины, в то время далёкой от взоров гонителей.
Вскоре Лукрециан был раскрыт, и по настоянию жрецов Старых богов его заставили выпить чашу с ядом… Но вопреки всякому естеству тело Лукрециана не стало тлеть! Лекари обнаружили это на третий день после его гибели, когда окончилось время прощания с покойным и настал черёд его хоронить. Многие постарались скрыть тот факт, что останки Лукрециана нетленны, но через несколько дней последователи Единого тайно вскрыли гробницу ран Гастилов и убедились, что слухи правдивы. Уверовав в чудо Господне, они вывезли мощи Лукрециана в Хасафор, где и основали свою общину.
Много раз властители Ремара пытались покончить с этой общиной, но стены крепости были крепки, а вера защитников тверда. А те объявили Лукрециана святым и стали поклоняться его нетленным мощам. Их сила, подкрепляемая верой, была огромна! Страх охватывал легионеров всякий раз, когда они приближались к стенам Хасафора, который защитники переименовали в честь своего святого. Столпы Лукрециана не удалось взять последователям Старых богов, ибо земля уходила у них из-под ног. Крушение старого пантеона шло повсеместно в новой империи. В 48 году Просвещённой эры в Хасафор было привезено тело святого человека, а в 112 году император Игносии Ремул ран Карнав объявил о прекращении всех гонений илианцев, когда полководец Исмаил спас сына императора от тяжкого недуга всего лишь наложением рук…
Столпы Лукрециана стали оплотом истинно верующих и местом паломничества для всех последователей Единого, а его защитники образовали монашеский орден и назвали себя лукрецианцами в честь своего спасителя. Один из них как раз сейчас приближался к сердцу своего ордена.
Монастырь охватывал большой ров, заполненный водой, оставшийся ещё со времён последней войны с империей. Энелианцы пытались вновь превратить монастырь в крепость, когда им удалось выбить игносийцев из долины, но тогда защитные сооружения не понадобились: после сожжения Рондила война вскоре закончилась. Через ров был перекинут крепкий деревянный мост прямо к главным воротам.
Всадники подъехали к мосту и спешились. Здесь было множество разных людей, от послушников монастыря до праздных жителей долины. На мосту также стояли и королевские стражники. Тенгол переговорил о чём-то с ними и передал какие-то указания из заставы. Они выглядели расслабленными: кажется, в долине всё было спокойно. Десятник вернулся к своим людям.
– Обошлось всё без приключений, верно? – Тенгол снова вскочил на своего коня, и за ним последовали остальные стражники. – Кажется, нам пора прощаться.
– Вы возвращаетесь в Хакнуф? – спросила Инария у десятника.
– Сначала проследуем в Хастаф, после этого сразу возвращаемся обратно, но нам нужно торопиться, если вы с нами, то поспешите, если нет, то прощайте! – всадники повернули коней на дорогу.
– Вот и мне нужно в Хастаф, – задумчиво проговорила Инария. Она повернулась к Литу. – Приятно было скоротать дорогу с тобой, – она улыбнулась при этих словах. – Наши пути здесь разойдутся, но мы ещё встретимся, – она вскочила на Эрго. – Не в этой жизни, так после неё! – Инария напоминала об их споре на дороге, который только Единый сможет разрешить на Страшном Суде.
– Удачи тебе на пути и во всех твоих начинаниях! – Литу было грустно прощаться. Он совсем не ожидал, что дорога в долину даст ему так много. Кажется, он начинал понимать, зачем мудрый учитель отправил его в путь. Но чем горше была грусть прощания, тем радостнее новая встреча, как ему хотелось думать. Лит чувствовал, что скоро он увидит Инарию вновь и он будет рад этой встрече. – Заедешь в Столпы на обратном пути?
Инария вновь стала серьёзной, как тогда, на дороге, полной опасностей и неизведанного.
– Клянусь Создателем, я ещё услышу о твоём могуществе, – таков был её ответ, и она повернула на западную дорогу, поехав вслед королевским всадникам Тенгола.
Лит не смог ничего сказать на это и лишь смотрел, как его спутники уходят по дороге на запад.
– Создатель убережёт их души!
Лит обернулся и увидел за собой старца в белых одеждах, опирающегося на крепкий дубовый посох с круглым красным бриллиантом, вставленным в ветвистое навершие. Этот камень напомнил Литу маленькое спелое яблоко.
– Я чувствовал, что ты уже близко, – старец был очень высокого роста, что немного смутило Лита, ведь он редко видел кого-то выше себя. – Ты Лит из обители, а моё имя ты уже слышал, и не единожды. Я Самуил, настоятель этого скромного дома Единого, – святой отец позволил себе улыбнуться, и в его глазах мелькнуло что-то озорное.
Самуил Варийский был очень стар. Лит знал это, но знать и видеть – разные вещи: настоятель казался много моложе, чем представлял себе монах. Его глаза всё ещё блестели живым огнём, хоть и казалось, будто они подёрнуты дымкой. Его кожа была тронута морщинами, но ещё далека от того, чтобы забронзоветь окончательно. А волосы и борода Самуила даже и сединой-то не были покрыты! Они всё ещё сохраняли тёмно-каштановый цвет. Настоятель монастыря был игносийцем. Настоящим, а не потомком варваров из провинций. Об этом явственно говорили его длинный нос, по-орлиному загибающийся книзу, широко поставленные глаза и высокий белый лоб.
Самуил был одним из самых почитаемых владык ордена и мог бы даже возглавить его, если бы захотел. От достопочтенного Карлии Лит слышал, что Самуил почти никогда не покидает свою излюбленную долину и считает её своей родиной, хоть и родился он не в Варии, а в Игносе – столице империи. Там же он и окончил Белую Семинарию, а после неё был направлен в Столпы. Монастырь всегда был частью ордена лукрецианцев, хоть в Игносии и была Церковь святого Юстиниана, которая объединяет все храмы и монастыри илианцев и отрицает власть отдельных орденов. Служители всех религиозных орденов на земле Игносии обязаны были подчиняться Церкви и решениям её патриарха, так что Столпы Лукрециана – сердце лукрецианского ордена, – находились во власти игносийской церкви, но положение изменилось, когда в 756 году Варийская долина вместе со Столпами перешла в руки Энелианского королевства.
В Энелии нет и не было никогда единой церкви. В королевстве святые ордены были свободны распоряжаться своими правами. Многие из служителей Церкви покинули Столпы, когда монастырь оказался во власти Илларионовой обители – главной твердыни ордена, но Самуил решил остаться. Как он говорил впоследствии, война – это мирское дело, и негоже из-за этого слугам Единого спорить меж собой.
Гирт Иссимарский, посетив Столпы, сразу же убедился в искренности Самуила. К тому же он увидел, что тот искушён в магических науках, а для Гирта, самого отмеченного Божьим даром, как он часто говорил своим ученикам, не было большего доказательства преданности Создателю, чем чародейская сила, так Самуил и стал настоятелем монастыря.
Самуил тепло приветствовал Лита и, рассказав обо всём, что ему следовало знать о распорядке жизни в монастыре, лично отвёл его в келью. Гевра была отведена в конюшни одним из монастырских прислужников, мальчонкой лет двенадцати с хитрыми глазами.
Настоятель задержался в монашеской келье, когда привёл туда Лита:
– Я был бы рад, если бы у тебя нашлись ко мне хоть какие-то вопросы, – сказал он просто, чего Лит совсем не ожидал от него. Самуил вовсе не походил на остальных отцов ордена и этим удивлял монаха.
– Если это будет уместно…
– О, более чем уместно!
– Я хочу знать, когда начнётся обучение, святой отец?
– Мы начнём завтра, сын мой, лучше раньше, чем позже. Начали бы сегодня, да погода уж больно хороша! – тут он подмигнул Литу и улыбнулся в бороду. – Но разве это ты хотел спросить? Только твоё обучение тревожит тебя?
– Есть ещё кое-что… – Лит слегка закашлялся. – Простите… Есть ещё кое-что. По дороге сюда кое-что произошло.
– Какая-то встреча?
– Можно и так сказать, – Самуил уже обо всём догадался, это и так было видно. Сложно что-то утаить от могущественного чародея.
– Приятная? Полезная?
– Я бы не сказал так…
– А как бы ты сказал? Что кто-то хотел отправить тебя к Создателю? Тут лучше и не скажешь, – так же добродушно подвёл старец.
Лит замолчал и ждал, что скажет Самуил дальше. Он вздохнул и посмотрел в узкое окно кельи.
– Слишком долгое время мы считали, что сила может быть дарована свыше самим Богом! – он воздел перст к потолку. – Сила точить камни, боронить землю, ловить рыбу или же словом разжигать пламя – это всё едино. Мы свято верили в то, что всё сущее – это высшая воля, что всё происходящее – дело рук Господа. Слишком долго мы плутали во тьме собственных иллюзий, но мудрейшие из нас всегда знали правду, хоть и тщетно пытались скрывать её. В мире, что называется, в нашем мире есть силы не только божественные, вернее – не только нашего Бога. Хоть Единый и создал наш мир и нас, всё же он создал не всё. Ты же знаком с Догматом Происхождения?
– Конечно же, да! – вспыхнул Лит: как же не знать основ веры!
– О, прости, ты должен простить старику любовь к вопросам. Я очень люблю их. Кажется, я уже говорил об этом… – он снова улыбнулся.
– Простите меня, отец… Я… Моя гордыня…
– Не более, чем у других! – он властно поднял руку, прервав пустое бормотание юного монаха. – Так или иначе, расскажи мне о Догмате, утешь моё любопытство, будь так добр.
Лит прокашлялся и успокоился:
– Догмат Происхождения был оглашён пророком Илией в проповеди в Харанне. Он гласит, что Единый в милости Своей из земли, воды, огня и воздуха сотворил весь сущий мир. Но земля была пуста, и лишь ветер гулял по земле, а огонь пылал в пустоте, и вода была мертва. Тогда Бог сотворил жизнь так же, как и мир, из земли, воды, огня и воздуха, но в этот раз в жизнь Он вдохнул часть Себя, и мёртвое стало живым. Земля стала дышать, реки забили ключами, огонь рождал свет, а воздух сеял жизнь. Так появился человек, созданный волей Единого, Его руками и Его силой!
– Всё совершенно верно. Ты всё правильно рассказал, сын мой. Всё так и было. Только этот Догмат, высказанный всеблагим Илией, умалчивает об одной важной детали – что было до сотворения сущего мира?
– Ничего… Пустота! – Лит был сбит с толку таким вопросом.
Взгляд Самуила смягчился ещё больше.
– Это не совсем так. До Единого не было человека. Нас с тобой. Это так. Не было окружающего нас с тобой мира. Это так. Но был иной мир! Мир, откуда произошёл Единый. И в этом мире Он не был одинок. Нам, называющим себя мудрецами, а на деле – глупцам, неведомо, что стало с тем иным миром после того, как Господь в милости Своей сотворил наш мир. Возможно, он до сих пор существует где-то, а возможно он был разрушен, чтобы на его руинах наш Бог воздвиг новую цитадель, которую Он населил нами, смертными. И за это мы будем вечно благодарны Ему!