гл. 5
Миша посмотрел еще раз в глаза Нелли, они были зеленого цвета, и ему снова стало неловко, что он рядом с такой красивой девушкой.
Пирожные, которые они заказали в кафе, уже закончились и нужно было что-то придумать, чтоб не отпускать девушку хотя бы еще на час. А потом будь что будет: война, смерть, глупая жертва во имя жадности власти.
– А давай сходим в кино, – предложил Миша, – правда там ничего хорошего не показывают, но мы можем сидеть на последнем ряду и кушать поп-корн.
– Сомневаюсь, что поп-корн полезет в горло с такими фильмами, но я в принципе е против, – согласилась Нелли.
Они отправились в кинотеатр, выбора, на какой фильм сходить действительно не было, каждый фильм нес собой пропаганду войны. Они сели на последний ряд, купив перед этим большую упаковку поп-корна и не смотрели, что происходит на экране.
Миша держал руку Нелли и она не сопротивлялась этой нежности. Нелли что-то шептала на ухо Мише, он ничего не понимал, но ему было приятно от ее голоса. В зале было темно и им казалось, что они одни.
Кино показывали о том, какие плохие американцы, чтоб разжечь ненависть к другой стране и нации.
Когда кино закончилось, времени оставалось все меньше, Миша рисковал тем, что если он не явится в военкомат вовремя, то его посадят в тюрьму за измену родине. У него не было выхода. Пришлось проводить Нелли домой.
– Я провожу тебя, покажи, где ты живешь, – сказал Миша.
– Да, конечно.
Они шли, укрывшись под одним зонтом, дождь продолжал идти, Миша обнимал Нелли. Когда они подошли к дому Нелли, Миша ее поцеловал и она не сопротивлялась.
– Прощай, Нелли, – тихо произнес Миша.
– Почему прощай? – насторожилась Нелли – Ты меня пугаешь.
– Завтра меня уже не будет в России. Меня отправляют в США. Мы будем яко бы защищаться. Но судя по тому, что война на данный момент на их территории, а не на нашей, то мы нападаем. Мы – агрессоры.
– Почему ты не сказал раньше? Ты обманул меня! – возмущенно произнесла Нелли, но даже в гневе она была прекрасна, ее глаза горели вместе с красными волосами, – Если бы я знала, что наши отношения на один день, я бы не стала целовать тебя.
– Вот поэтому и не сказал. Но не со зла, – Миша посмотрел на Нелли виноватыми глазами, взяв ее руки, – если бы я мог, то встречался бы с тобой всю жизнь. Я не виноват, во всем виновата война. По сути, я еще даже не успел начать жить! У меня никогда не было девушки, мне хотелось забрать с собой туда хотя бы частичку чьего-то тепла. И я думаю, этот день будет согревать меня еще долгое время на войне, – Миша был мудр не по годам, он рассуждал как взрослый, – война, – говорил Миша, – она никому не нужна кроме власти, всем людям нужен только мир и любовь, но их жадность не знает границ!
– Зачем тебе идти на войну, если не видишь в ней смысла?
– Нелли, у меня нет выбора. Либо меня убьют свои же, пытая, чтоб я сознался в каком-нибудь деле, которое я не совершал, либо я буду убивать американцев, и возможно, останусь в живых. Они пригрозили мне тюрьмой.
– Кто?
– Люди из военкомата.
– Мне очень жаль, Миша, – девушка вдруг заплакала и дождь смешался с ее слезами, так, что казалось плачет весь мир вместе с ней и протестует бессмысленной войне, – ты будешь мне хотя бы звонить? – жалобно попросила Нелли.
– Я буду писать тебе письма на твой адрес. Я ведь теперь знаю, где ты живешь. А телефона у меня там не будет. Его отберут, чтобы я никому не сообщал о реальном положении дел. Мне скорее всего закроют рот. Все письма тоже будут проверяться. Так что заранее прошу прощения за немногословность. И все, что я смогу написать – это о погоде, Миша рукой вытер слезы с глаз Нелли.
– Все равно пиши мне. Хотя бы о погоде…
– Мы можем условиться. Если я напишу, что погода там еще хуже, чем здесь, значит нам и правда обманывают.
– Хорошо, я постараюсь все понять.
Миша еще раз поцеловал Нелли и она не оттолкнула его. Ей показалось, что они уже давно знакомы. Она доверилась ему и отдала свои нежные объятья, чтобы Миша запомнил этот момент и пронес его через всю войну в своем сердце.
гл. 6
Миша шел в военкомат с чувством ненависти к государству, к тому, что в нем происходит, ко всей лжи, которая творилась в стране: к пропаганде лживого патриотизма с целью обогащения власти.
Он понимал, что у него нет выбора, но жизнь только начиналась и ему не хотелось умирать в пытках в тюрьме, – когда бы из него вытягивали признание в измене Родине.
Он подошел к высокому зданию, внешне напоминающее завод. В стране почти ничего не производили, не было ни вещей, ни продуктов. Но зато были заводы по изготовлению оружия и людей-убийц. Именно на это государство выделяло больше всего средств.
При входе его встретил человек, который проверил его документы. В основном все было автоматически устроено, кроме этого человека. Да он как бы скучал, зевая: «Еще один. И сколько вас только нарожали», – сказал человек.
– Что стоишь, раздевайся! – продолжил скучающий.
– Зачем? – опешил Миша.
– Не задавай лишних вопросов, живо! – в руке у человека было оружие и лучше было с ним не шутить и не спорить.
Миша покорно разделся. Затем ему нужно было зайти в некую закрытую капсулу, где автоматически проверялось его здоровье и пригодность к военной службе. Он зашел туда голый и беззащитный. После проверки, капсула подняла его как на лифте на второй этаж и катала по всему заводу. Это был конвейер по изготовлению солдат, из которого не было выхода. Мимо него проезжали такие же капсулы-солдаты, так же беспомощно покорившиеся войне и смерти. Они как куропатки были ощипаны с головы до ног, чтобы затем пустить их на прилавок войны.
Завершающий этап этого конвейера заключался в том, что каждому солдату присваивали номер. Номер чеканили прямо на теле, как будто это фабрика роботов-убийц. На коже появлялась автоматическая татуировка. Вся эта процедура была унизительна и вселяла в будущих солдатах ужас и страх. Они не были готовы к этому. Все были молоды, наивны, чисты. Процедура не оставляла надежды вернуться хоть когда-нибудь к мирной жизни.
Ты навсегда останешься не человеком, а номером, даже если вернешься живым, – что тоже маловероятно. Но сам по себе номер был ничто по сравнению с тем, что предстояло пройти сердце солдата. Само сердце в последствии должно впустить в себя сатану, желание убивать людей, – иначе было не выжить. И изгнать этого внутреннего сатану – было сложнее, чем стереть татуировку. Ведь печать сатаны – это вовсе не три шестерки, а наше сердце, полное ненависти друг ко другу. Невозможно убивать и оставаться хорошим человеком, верным Богу. Только если это убийство – не помощь слабым, – тем, кто не в силах сам защититься. А Миша был уверен, что он идет не на защиту родины, а нападает на США просто так. Он – агрессор, сам того не хотя.
Миша стоял голый, как младенец и думал: «Таким меня родила мать, и таким я уйду в землю. Война – это противоестественно для человека. Все мы рождаемся чистыми, а не убийцами. Все мы хотим любить! я бы хотел быть сейчас с Нелли, жениться на ней! Все мы хотим жить в мире, счастье, рождать себе подобных, когда горячее тело желает слиться воедино с другим. Наша бесконечная и высокая цель – воссоединение с себе подобными, а не уничтожение таких же как ты сам и уничтожение себя, – как следствие, потому что всякий, кто берет оружие, от него и погибает. Даже у животных нет такого, чтобы один и тот же вид уничтожал друг друга».
Сразу после военкомата парней отправляли на фронт в США, неподготовленными психологически и физически, лишь проверенными на разные отклонения и с номером, чтобы в случае побега, убить предателей.
гл. 7
Пупкин появился у власти еще в 2000 году, вернее его копия, которую народ обожал и никак не желал расстаться с тайным диктатором, который вел страну к войне. Современные технологии позволили сделать так, что взяли кровь с генами Пупкина и создали клон в 2010 году. Мальчик родился в скромной деревушке России, рос и еще не подозревал, что его готовят быть приемником президента. Когда ему было 30 лет, настоящий Пупкин погиб и клон стал президентом. Никто даже не заметил подмены. Никого не волновал вопрос, почему президент не меняется уже столько лет, не стареет. Хотя в интернете ходило множество слухов по этому поводу, но всерьез в это никто не верил. Люди думали, что молодость Пупкина – это результат пластической операции.
Пупкина боялись, его портреты висели в лифтах, дома и в офисах. Испортить такой портрет было государственной изменой. Люди свято верили, что Пупкин – хороший человек и все делает для своего народа, а когда видели, как они сами тонут в бедности, то винили окружение Пупкина. Пупкин часто делал вид, что помогает другим странам, спасая от революции, снабжал оружием, но на самом деле лишь завоевывал новые земли и так была экономическая выгода. Тоже делали и США, только под другим предлогом. Они «спасали» другие страны от гнетущих режимов. Тоже обеспечивали народ оружием. США объявляли Россию агрессорами, а Россия вела пропаганду того, что США скоро нападет на Россию. Народ и вправду стал верить, что именно США напали на нас и защищаться от врага, рискуя своей жизнью – большой патриотизм. Вот только молодежь в это не верила, а отдавать свою жизнь приходилось именно молодым. Их бросали неподготовленными как пушечное мясо в самое пекло войны на верную смерть. В том числе и Мишу. Выжить у него практически не было шансов. Он даже не умел держать в руках оружие.
гл. 8
Мишу отправили на фронт высокоскоростным самолетом новых технологий сразу после военкомата. Он даже не успел осознать, где закончилась его мирная жизнь и начался ад. Без всякой подготовки, словно пушечное мясо был он для государства, бросили его в самую горячую точку, где была война в США. Таких как он, – молодых и зеленых бросали на верную смерть без всякого зазрения совести. Но Мише совсем не хотелось умирать. Он боролся.
Увидев первое тело, развороченное от бомбы рядом с ним русского солдата, которому тоже было 18 лет, – Миша вдруг понял, что на войне главное не победа, а выживание и это был главный стимул воевать, а не какие-то идеологии. У него не было ненависти к американцам, ему просто хотелось спасти себя и не быть размазанным словно муха по стеклу от нелепого слепого случая, в котором один человек считает другого менее значимым, чем-то незначительным, чьей жизнью можно пренебречь. Он бросил гранату, вернее ее более усовершенствованную версию, которая взрывалась сама, уловив биополе неприятеля. И теперь Миша увидел уже другую смерть, – первую смерть от своих рук. Он понимал, что этот американец не был лучше его и что жизнь американца не менее значимая, чем его самого, но у него не было выбора.
Вдруг Мише стало жалко и больно, но не было времени думать, до конца осознать свое действие, внушающее ужас и отчаяние. Повсюду валялись руки, ноги, развороченные внутренности, кишки…
Первое, что Миша познал в жизни было увы не любовь, а жестокая и бессмысленная смерть. Миша еще был девственником, но при этом уже стал моральным стариком, который увидел жизнь наизнанку. И эта жизнь была не настоящая, она искажалась как в кривом зеркале, руша все идеалы, настаивая на том, что все бессмысленно, нелепо, ужасно, мерзко. И аргументы этого кривого зеркала были более весомыми, чем то, что дарит нам настоящая жизнь: любовь, вера, надежда, рождение детей, самореализация, талант, успех, потому что кровавые тела одним своим видом заставляли забыть все хорошее, что может быть в жизни, хотя сама жизнь безусловно многранна и не состоит из одного зла.
Каким-то чудом, Миша не погиб в первый же день, когда его бросили на войну. Рядом с ним взрывались гранаты, бомбы, звучали выстрелы из супер-нового оружия, которые отлично и с успехом производили в 2050-ом году. И собственно именно оружием и могла славиться Россия и США, но это и одновременно было позором и утопией, – лучше бы с таким же успехов создавали лекарства от болезней и делали их доступными по цене, спасали бы людей, а не готовили к убийству. Миша в любой момент мог бы умереть, но получил лишь легкое ранение и его отправили в военный госпиталь.
гл. 9
Когда Миша попал в военно-полевой госпиталь, он ощутил бесконечное одиночество среди стонов раненых солдат. Здесь, как в аду, каждому нужна была помощь, но оказать ее не было возможности всем и сразу, не хватало хирургов, поэтому многие умирали не дождавшись операции. Миша тоже ждал помощи, но его ранение не было таким сильным, были люди с более тяжелыми травмами, поэтому он и не умирал, и в тоже время мучился от боли. За это время ему приходило множество мыслей о войне, о мире, о семье, которой у него никогда не было и скорее всего не будет. Он провел детство в детском доме. За всеми этими мыслями внезапно показался свет, как в конце туннеля. И этот свет был в образе Нелли. Свет был не яркий, тусклый, он еле-еле давал надежду на то, что когда-нибудь может случиться что-то хорошее, надежду на встречу. Нелли внезапно стала в эту минуту для него всем: и подругой, и сестрой, и любовью. Их мимолетная встреча дала Мише повод думать, что в жизни еще не все потеряно, что есть еще капелька надежды на счастье. Миша попросил у мед. сестры листок и ручку, чтобы написать письмо Нелли. Телефон у него изъяли еще в военкомате. Он не мог написать ни о своем ранении, ни о том, что их бросили на верную смерть без шанса выжить, не объяснив ничего, только дав в руки оружие.