Кирилл, склонив голову к плечу, пристально её рассматривал: малиновые треугольники ткани натянулись на круглой и аппетитной груди. Его рука в непосредственной близости от купальника изобразила несколько описывающих взмахов.
– Выглядит опасно. Твой бюст так и просится на свободу из тесного заключения. Сейчас ткань треснет – и произойдёт побег.
Дима решился глянуть в сторону друзей и опешил от смелости наглого, беспардонного Эдьки. Он не только открыто таращился на грудь Малики, но и не стеснялся махать пальцем в каких-то миллиметрах от неё, едва не касаясь. И при этом выглядел непростительно безразличным к выдающимся прелестям.
Малика равнодушно отмахнулась от указующего перста.
– Отвали. Пока ты не приехал, никто и не замечал этого, да, Мышкин? – оглянулась она в поисках поддержки на другого друга, но, получив в ответ испуганный взгляд, снова пошла в наступление на Кирилла. – Нечего пялиться на мои сиськи.
– Да как на них не пялиться, сами в глаза лезут. Так и хочется сказать: горшочек, не вари2!
Малика беззлобно толкнула ладонью Кирилла в грудь, приблизилась к краю берега и спрыгнула в реку.
Несколько часов друзьям было не до разговоров. Вслед за Маликой в холодную воду погрузился Кирилл. Дима поначалу наблюдал с берега, он вообще не планировал купаться этим утром, думал встретить рассвет и вернуться домой. Теперь же не хотелось оставлять Малику наедине с Кириллом. Он никак не мог уверовать, что братское отношение Кирилла не прикрытие для хитросплетённой интриги, цель которой – соблазнить девушку.
Когда же Дима решился окунуться в воду, Малика и Кирилл, наоборот, вышли на берег обсохнуть и согреться. Пришлось купаться, чтоб его поспешное бегство из реки не выглядело подозрительным. Мало того что вода оказалась по-осеннему студёной, так он еще никак не мог сосредоточиться на плавании и оторвать взгляд от поляны.
Малика и Кирилл сидели рядом, касаясь бёдрами, тяжёлая рука парня покоилась на плече подруги. Он притянул к себе замёрзшую Малику и энергично растёр ладонью кожу на её спине.
– Твой Мышкин меня ночью прирежет. С виду тихий и мирный, а внутри такой вулкан кипит! По идее, тебе должно быть жарко от его горячего взгляда.
Малика мелко дрожала, зубы выстукивали дробь, искажая слова.
– Не мой. В-в-вообще не в-в-в моём в-в-вкусе.
– А кто в твоём?
Малика тяжело вздохнула.
– Ты з-з-знаешь кто.
Кирилл какое-то время молчал. Накинул на неё свою футболку, нехотя спросил:
– Стас? – в голосе послышалось замешательство, переходящее в раздражение.
Малика подняла на него взгляд.
– Он даже не позвонил, представляешь? Не попытался меня найти и поговорить. Просто растворился в воздухе, будто и не было выпускного вечера, того танца и…
Кирилл заметил заминку и закончил сам.
– Поцелуя?
Малика выдержала пристальный взгляд друга.
– Ненавижу твой чёрный глаз, он всегда меня осуждает. А зелёный – всегда на моей стороне, – она прикрыла ладонью левую половину лица Кирилла. – Это я его поцеловала.
Кирилл моргнул, жёсткие ресницы защекотали ладонь Малики, вынуждая убрать руку.
– А он как отреагировал? – в голосе сквозила насторожённость.
– Странный вопрос. Поцеловал в ответ. А что он должен был сделать? Отплеваться и убежать от меня?
– Почему нет? Ты же ядовитая сколопендра.
Малика боднула его плечом, он едва не потерял равновесие, но быстро выровнялся.
– Уже неважно. Он не позвонил, а когда звонила я – не взял трубку. Так что, видимо, на этом всё. Несчастный конец моей первой любви, – она постаралась пошутить, но печаль в голосе скрыть не сумела.
Кирилл притянул к себе подругу, поцеловал в макушку.
– Кирюха, Кирюха. Нашла, о ком слёзы лить. Он тебе совсем не пара. Вот лучше на Мышкина своего посмотри. Хороший же парень, хоть и мелковат. Почему только он башку налысо бреет?
– У него кудрявые волосы, и выглядит он с ними очень… мило.
– Понятно. Что для парня может быть хуже характеристики «мило»?
Кирилл приподнялся, готовясь встать, но Малика потянула его за руку, заставляя снова опуститься рядом.
– Куда собрался? Признавайся. Было?
– Что было? – предпринял он попытку изобразить непонимание.
– Вижу, что было. Ты другой. Такой опасный. Словно вегетарианец, впервые вкусивший мяса и нацеленный отведать все котлеты мира.
– Ну, ты права, в общем, – нехотя согласился Кирилл.
Малика сдавленно хихикнула.
– Ну и какая итальянская старушенция откупорила тебя? Надеюсь, ты дорого продал свою девственность?
– Злючка. Я тебе не гейша после мидзуагэ3, – он наигранно обиделся.
– Лучше бы ты оспорил слово «старушенция». – Малика помахала рукой Диме, призывая выбираться на берег.
– Беатриче всего двадцать семь, – признался Кирилл, ожидая реакции подруги.
Малика в притворном ужасе закатила глаза.
– Нет жизни после двадцати.
Кирилл не успел ответить на это спорное утверждение, на поляну выбрался мокрый Мышкин, он звонко клацал зубами и неравномерно синел.
Малика окинула друга тревожным взглядом.
– Теперь точно пора домой.
Пришлось сворачивать водные процедуры и собираться обратно в деревню.
Дождавшись, когда Дима натянет вещи, Кирилл взял Малику за руку и направился к оставленным у подножья подъёма велосипедам.
– Профессор, наверное, тебя уже обыскался.
Споткнувшись, Малика опёрлась на его локоть и недовольно пробурчала:
– Он всегда знает, где я. А вот Антонина Сергеевна всю душу вытрясет.
Бабушка чихвостила их недолго, но качественно. Дима не успел тихо улизнуть к себе домой, и ему тоже досталось. Правда, после головомойки Антонина Сергеевна ублажила вкусным завтраком.
Через пару часов Мышкину всё-таки пришлось уйти и оставить Малику наедине с опасным Эдькой, а тот как нарочно франтил голым мускулистым торсом. Можно подумать, его смуглой коже не хватило солнца в Италии, где он провёл два месяца на спортивных сборах!
До вечера друзья нежились в тени берёзы. Разложили покрывало прямо на траве, позади беседки, воспользовались ею как укрытием от солнца. Перекусили варёной кукурузой и наслаждались последними днями безделья. Кирилл записывал в блокнот строчки, навеянные утренней вылазкой к речке, а Малика заснула, уложив голову на его колени. Одурманивающе пахло спелыми яблоками и чабрецом, и вскоре Кирилл тоже поддался дрёме.
Сумерки на юге скоротечные и плотные, день угас быстро, без плавных переходов, за какие-то минуты сменившись ночью. Рядом с задремавшими друзьями прошуршали шаги, вслед за ними раздалось цоканье каблуков.
Малика открыла глаза и приподняла голову.
– Эдька, проснись. В беседке, кажется, Профессор, и не один. Кто-то всё-таки уговорил его поработать.
Кирилл не умел выпадать из грёз так же быстро, как Малика. Сначала плавал в каком-то промежуточном состоянии. Органы чувств работали хаотично, по очереди. Только спустя минуту он мог мыслить и двигаться полноценно.
В беседке зажегся свет, маломощная лампочка накаливания без абажура горела над макушками посетителей, оставляя под скамейками непроглядную первозданную тьму. Первым в круг света вошёл невысокий мужчина в чёрной рубашке с воротником стойкой. На его груди мрачно поблёскивали металлические цепи, надетые в несколько рядов. Некоторые из них заканчивались амулетами, в основном собственного изготовления. Выглядел он не слишком представительно, даже комично из-за обилия кустарных украшений на шее и руках. Но стоило заглянуть в его матовые, лишённые блеска чёрные глаза, и пропадало желание насмехаться над нелепым, словно из низкопробного театра, костюмом доморощенного ведьмака.
Малика подползла на коленях к низкому проёму и нашла взглядом отца. Он сидел к ней боком, напротив него стояла слегка полноватая ухоженная женщина с толстой косой на плече. Гостья остановилась у входа в беседку, неосознанно выбрав такое местоположение: если возникнет необходимость, то помчится без оглядки. Женщина чувствовала себя неловко и явно боялась того, к кому пришла за помощью, её пальцы сжали край деревянного стола, потемневшего от времени и пролитых напитков.
Рядом со щекой Малики шевельнулся воздух, прямо над ухом раздался напряжённый шёпот.
– Если Профессор увидит, что мы подглядываем, хана обоим. – Кирилл придвинулся к Малике и слегка надавил ладонью на её голову, заставляя пригнуться.
– Тсс. Пару секунд посмотрим.
Она заворожённо смотрела на тонкие кисти с узловатыми пальцами, ловко и даже изящно тасующие колоду карт. Это были обычные карты, не Таро, самые стандартные игральные, купленные в составе большой партии в магазине. Единственное, что делало их особенными – на каждой колоде, перед тем как использовать её для гадания, по нескольку минут в качестве непорочной девицы сидела Малика. Она с ужасом ожидала дня, когда придётся отказаться от этой почести и признаться в своём грехопадении. Скрыть это не удастся, и полетит тогда бракованная, не обсиженная девственницей колода прямо с балкона вслед за самой Маликой.
Насколько она помнила, отец всегда зарабатывал на жизнь именно таким экстравагантным способом – гаданием на картах, кофейной гуще, иногда баловался хиромантией. Доходы получались нестабильными, скачкообразными. Выдавались дни, когда они ели креветки и ананасы, но случались и периоды на картошке и воде.
Около двадцати лет назад Андрей Иванович Рейтерн носил статус преподавателя в институте. Профессором, несмотря на теперешнюю кличку, не был, остановился на звании кандидата наук. Уже тогда умело пользовался рентгеновским взглядом, вызывая оторопь и уважение в студентах. К тридцати восьми годам друзей среди коллег не заимел, но не страдал от одиночества. Ему хватало собственного общества, пока судьба не свела со студенткой Лерой.
Непутёвая второкурсница провалила сессию из-за не сданного даже с третьего раза предмета Андрея Ивановича. На одном из индивидуальных занятий она не придумала ничего лучше, чем соблазнить строгого лектора. Не обласканный женским вниманием, он легко попал в ловушку более опытной по части отношений студентки.
Сессию Лера так и не сдала, вскоре была отчислена, зато преуспела кое в чём другом – она забеременела. Профессор не отказался от ребёнка, сразу же предложил девушке сожительство, но не штамп в паспорте, на который она так рассчитывала. А вскоре сама Лера была рада, что узы брака не приковывают её к странному мужчине. За три с половиной года их совместной жизни он сильно переменился.
Андрей Иванович и раньше был мрачным и немногословным, но уважаемая должность преподавателя, приличная зарплата и вменяемое поведение какое-то время удерживали Леру от побега. Когда родилась Малика, увлечение Профессора оккультизмом и мистикой перешло границу обычного хобби, всецело завладев его временем и мыслями. Из института его попросили уйти. Это не расстроило Андрея Ивановича, наоборот, стало толчком к тому, чтобы превратить своеобразное увлечение в работу. В узких кругах он получил прозвище Профессор. Кличка приклеилась намертво.
Внешние изменения происходили постепенно, сначала затронули привычку одеваться. Чёрный методично вытеснял остальные цвета из гардероба и, как только одержал победу в замкнутом пространстве, стал переселяться в квартиру. Исключение делалось только для спальни Малики, здесь вообще не происходило никаких трансформаций. Даже когда она родилась, в комнате не появилось ничего явно детского. Ни кроватки, ни ходунков, ни ярких игрушек. Малику просто вписали в существующее пространство, решив, что детство слишком короткая пора, чтобы о нём беспокоиться. Покупалось только самое необходимое, никаких излишеств. Спала она на одной кровати с мамой, играла чем придётся: прищепками, крышками, пуговицами.
Уже через год кухня приняла облик таинственного логова чернокнижника. Профессор обрёл определённую известность и, несмотря на увещевания сожительницы, к прежней жизни возвращаться не планировал.
Первое время Лера терпела и методически тратила накопления, в основном на себя. А если внезапно просыпался материнский инстинкт – и на маленькую дочку. Через год, очистив до блеска счета в банке и распотрошив заначки мужа, она отпраздновала трёхлетие Малики, а на следующий день сбежала в неизвестном направлении.
После побега Леры в жизни Андрея Ивановича почти ничего не изменилось. Малика ходила в детский сад, а вечером занимала себя сама. Ела хорошо, слушалась, не приставала с расспросами. Иногда он забывал о существовании дочери и вспоминал лишь тогда, когда приходила квитанция об оплате детского сада. Уже через год дочь самостоятельно выходила во двор, и клиенты стали приходить гораздо чаще. Видя очередную опасливую незнакомку на подходе к подъезду, старушки на скамейках кривились, шушукались, укоризненно качали головами и тайком сами наведывались к Профессору.
Андрей Иванович имел особенный взгляд на воспитание – строгость в тех моментах, которые он считал необходимыми, и полная вседозволенность там, где общество ставит границы. В принципе, запрещалось то, что ему самому не нравилось или доставляло неудобство. Поэтому Малика очень скоро научилась быть невидимой и всё, что можно, утаивать.
Профессор не скрывал от дочки своего рода занятий, рано научил раскладывать карты, считывать с них информацию. Малика не слишком хорошо запомнила классические названия мастей, да и считать тогда не умела. То, что для кого-то выглядело как крестовый туз, для неё представлялось казённым домом, а пиковая шестёрка – поздней дорогой. Андрей Иванович удовлетворённо заметил, что в дочке есть неуловимая способность заглядывать в будущее и по заказу ворошить прошлое.
Интерес к оккультизму отец поощрял, но подглядывать за процессом гадания клиентам строго запрещалось. Профессор сулил конфиденциальность своим посетителям. На это делался упор в рекламе, размещённой в местной газете и на нескольких сайтах в интернете, и он держал своё обещание.
Малика слушалась отца, пока в ней не проснулось любопытство. Оно завладело её натурой, подавляя другие черты характера и даже трепет перед Профессором. Противиться этому зудящему чувству оказалось решительно невозможно.
Случайно подслушав телефонный разговор отца с очередной клиенткой, Малика решилась тайно посетить сеанс гадания. Она заранее вытащила из буфета банки и коробки, освободив место для себя. Скорчившись в неудобной позе, легла так, чтобы щель между дверцами оказалась как раз напротив глаз. Ждать долго не пришлось. Клиенткой оказалась молодая особа в роскошной светло-рыжей шубе. Малика сразу решила, что гостья – самая красивая девушка на свете, хотя бы потому, что ни одна деталь её гардероба не была чёрной. Шубу та расстегнула, но не сняла, обозначая кратковременность своего визита.
Первым сел отец, после недолгого колебания на край стула опустилась и девушка. Без экивоков и предисловий она приступила к делу.
– Мне нужно, чтобы вы помогли избавиться от ребёнка.
Профессор нахмурился.
– Может, вам в женскую консультацию обратиться?
Девушка заёрзала на стуле.
– Ребёнок не мой. Беременна другая женщина.
Профессор приподнял бровь, его пальцы нервно теребили колоду карт.
– И какой же помощи вы от меня ждёте?
Девушка на мгновенье растерялась.
– Сделайте заговор на смерть ребёнка.
Андрей Иванович наклонил голову к плечу, став похожим на чёрного нахохлившегося ворона. Малика затаила дыхание, ощутив напряжение, искрящее в воздухе. А вот гостья не почувствовала, как изменилось настроение Профессора.
Внешне он оставался спокойным, но голос уже дрожал.