– Я не ваш и не дорогой. – Он отправил волан в полет могучим ударом слева.
Но Эмма, к собственному изумлению, сумела подставить ракетку под падающий волан и отбить его.
– Не уверена, что здесь решаете вы.
– Я герцог. Я все решаю.
Следующая беспомощная попытка с его стороны – следующий неуклюжий, отчаянный мах с ее стороны. На этот раз она промазала.
– Это вопрос личный, кто кому дорог. – Эмма даже слегка запыхалась, поднимая упавший волан. – Если я решила, что вы мне дороги, то тут уж ничего не поделаешь.
– Очень даже поделаешь. Я могу отправить вас в заведение для умалишенных.
Она пожала плечами:
– Как вам будет угодно, ангел мой.
Он угрожающе выставил вперед ракетку.
– Давайте-ка сразу проясним кое-что – вы и я. Вы, по-видимому, замыслили некий план неслыханной доброты, чтобы исцелить мою израненную душу. Но вы зря тратите время. Своим крутым нравом я обязан отнюдь не ранению, и его не исправят волшебным образом ни доброта, ни ласковые прозвища. Я ясно выражаюсь? Не питайте иллюзий, будто это шрамы превратили меня в язвительное злобное чудовище. Я всегда был – и останусь – язвительным, злобным чудовищем.
– И у вас всегда была склонность к пространным монологам?
Он взвыл.
Следующая подача вышла у Эммы неудачно – волан едва не чиркнул по полу, – но она уже научилась получать удовольствие от игры.
– Меня зовут Эшбери. Так меня называли с тех пор, как умер отец. Никто не обращается ко мне по-другому. Я уже говорил вам это.
– И я уже сказала вам, что я – ваша жена, то есть та единственная, кто имеет право звать вас как-то иначе. У меня есть такое преимущество.
Говоря о преимуществе, Эмма уже потеряла счет проигранным ею очкам.
Эш взмахнул левой рукой, отправляя ей волан, и Эмма заметила некоторую заминку в его движении. Он даже слегка поморщился. Возможно, основанием для тренировок – три раза в неделю – была не скука, а попытка восстановить подвижность раненой руки. Если так, его ранение куда серьезнее, чем изуродовавшие лицо шрамы.