Это, на мой взгляд, главное положение философии Джнянешвара, которая, в действительности, представляет собой адвайта-веданту в ее чистейшей форме. Его «Амританумбхава», пожалуй, самая яркая драгоценность классики адвайты, которую здесь блестяще разъясняет Балсекар в своем комментарии, написанном в свете учения его Учителя, Шри Нисаргадатты Махараджа.
Когда я получил рукопись комментария Балсекара к «Амританубхаве», озаглавленного «Переживание Бессмертия», то сперва быстро просматривал ее, чтобы составить представление о ее содержании. Но при этом я все же задерживался на многих местах, чтобы размышлять над определенными глубокими мыслями, которые непреодолимо удерживали мое внимание. Работа в целом мне понравилась и я занялся ее повторным чтением, делая из него скрупулезную работу – читая абзац за абзацем, строку за строкой, слово за словом. Редактор во мне заставлял меня изменять различные слова и фразы и заменять их теми, которые я считал более подходящими. Я также позволял себе удалять кое-какие повторы и перегруппировывать некоторые предложения и абзацы, но я старался не допускать никаких значимых изменений или удалений в том, что Балсекар называет «сущностной» частью книги, под чем он подразумевает свое изложение центральной темы. На самом деле мы договаривались о том, что он будет иметь полную свободу говорить все, что хочет, и в той манере, которая ему больше подходит. Я соблюдал этот договор. И прежде, чем книга пошла в печать, полностью отредактированный экземпляр был послан ему для окончательного прочтения.
После редактирования рукописи я отложил ручку и прочитал ее еще раз, на этот раз как изучающий философию веданты. Однако при этом чтении я по большей части оставлял без внимания английский перевод стихов Джнянешвара. Я находил их весьма архаичными. В основном афористичные, эти стихи служат своего рода коллажем из различных фраз – поэтических, метафорических, мистических, метафизических и загадочных, – которые не так легко усвоить или понять. С другой стороны, я находил комментарий Балсекара живым и энергичным, а его логику безупречной – хотя порой меня сбивали с толку его многоречивые фразы с многочисленными отступлениями от основной темы, и мне приходилось перечитывать их снова, чтобы быть способным ухватить суть его утверждений.
Я должен упомянуть, что мое окончательное чтение книги оказало на меня глубокое воздействие. Оно как бы преобразовывало меня изнутри. За прожитые мной почти три четверти века я увлекался различными философскими дисциплинами и изучал писания разных религий. В свои более молодые годы я пережил фазу непреодолимого очарования эзотерикой – астрологией, проблемой жизни после смерти, астральной проекцией, пробуждением Кундалини и тому подобным. Теперь все эти прошлые увлечения выглядели всего лишь призрачными мечтами, нереальными фантазиями, вроде воспоминаний сновидения. Я чувствовал, что знания, старательно приобретавшиеся мной из разнообразных источников, были обрывочными, хаотичными и иллюзорными. Они обусловливали мой ум и ослепляли мой рассудок. Эрудиция, за которую меня уважали многие люди, только раздувала мое эго и даже вызывала во мне лицемерие. Теперь я убежден, что подлинная мудрость не происходит от приобретенных философских знаний. На самом деле, ей нельзя научиться от других. Это процесс само-открытия и полная противоположность всех ценностей, создаваемых умом. Теперь я осознаю, что не существует ничего такого, как духовная эволюция посредством дисциплинарных практик; что не существует метода медитации, который бы мог останавливать процесс мышления без сохранения «я» медитирующего. Я осознаю, что человек никогда не сможет обрести вневременное недвойственное состояние с помощью дуалистического ума. И что моя необоснованная вера в то, что на каком-то этапе моей жизни меня, в конце концов, неким таинственным образом освободит какая-то высшая сила, была всего лишь домыслом ума, мифом, бесконечным обманом. Мы можем видеть сознание, которым мы являемся, только «изнутри». Кроме понимания этого ничего не нужно: все остальное подобно погоне за миражом.
Я не знаю, будет ли постоянным это мое новое осознание, или же я снова сползу к своим прежним убеждениям. Но я все же надеюсь, что некоторые из читателей этой книги, более восприимчивые и проницательные, чем я, будут способны получить от нее более постоянную пользу. Я советую им сосредоточиваться, главным образом, на изучении комментария Балсекара, а не стихов Джнянешвара. Комментарий замечателен тем, что в нем оба мудреца – Джнянешвар и Нисаргадатта Махарадж – говорят через Балсекара и проходят через всю книгу на его ногах, ибо он несет их обоих на своих плечах. Возможно, из-за этого святого бремени стиль письма Балсекара порой становится немного тяжеловатым, и ему приходится искать поддержки во вводных предложениях, которые на время отвлекают внимание читателя от главной темы. Однако в таких случаях повторное чтение с серьезным и глубоким сосредоточением позволит читателю ясно увидеть объективность и убедительную логику Балсекара.
Говорят, каков стиль, таков и человек. В случае Балсекара, это в высшей степени так. Я говорю это потому, что знаю его и как человека. Временами приветливый и сияющий обезоруживающей улыбкой, в других случаях он бывает несговорчивым, упрямым и отстраненным – далеким, как звезда на расстоянии тысяч световых лет! С Балсекаром так же нелегко иметь дело, как и со стилем его письма; между нами существуют странные отношения, в которых наше взаимное расстояние меняется в зависимости от того, решает ли он занимать в общении со мной позицию перигея или апогея. Но он таков, каков есть, и я искренне восхищаюсь тем, какой он, ибо он никогда не притворяется кем-то другим. Всегда уверенный в себе, он редко старается быть дружелюбным или даже сговорчивым, когда подвергаются сомнению любые из его суждений. Но с какой непреклонной логикой он может доказывать и доказывает обоснованность своих утверждения и претензий! Он настоящий глубокий мыслитель и яркий писатель. Я уверен, что в будущем его, как автора, ждет еще больший успех. Это безошибочно предсказывает данная книга.
Судхакар С. Дикшит, редактор.
Бомбей, июль 1984 г.
Примечание для читателей третьего издания
Слова – особый дар Рамеша Балсекара. Хотя Рамеш порой называет себя «обыкновенным джняни», подразумевая тем самым, что у него нет никаких особых способностей, слова, описывающие Вечную Философию Адвайты, исходят от этого человека с несравненной ясностью. Поразительный интеллект и безупречная логика, в сочетании с совершенным владением английским языком и глубоким сочувствием к искателям, сделали Рамеша уникальным источником этой древней индийской философии для жителей Запада. Слова беспрепятственно текут через Рамеша; как он любит говорить, случается говорение и слушание. Если после сатсанга кто-либо говорит Рамешу, как приятно было его слушать в этот день, он быстро отвечает: «Да? Что такого я говорил?». Глядя в эти бесконечно глубокие и ясные глаза, становится очевидно, что говорение исходит от иного источника, нежели тщедушный организм Рамеша.
И все же, у слов есть свои пределы – они могут только указывать на Истину, но никогда не говорить, что такое Истина. Слова и освобождают, и связывают, и открывают двери, и ведут к путанице. Меня глубоко поражали идеи, которые излагал Рамеш, и мой опыт жизни почти сразу наполнялся радостью и приятием, которых прежде недоставало. Я был в процессе чтения всех его книг с желанием глубже погрузиться в Учение, когда приступил к «Переживанию Бессмертия». Эта книга поразила меня как самое глубокое из прочитанных мной произведений Рамеша, а ее темой было то, обсуждению чего Рамеш сегодня редко уделяет много времени: природа сознания (как бы это ни называть – Богом, Источником, ноуменом, естественным порядком…) и ее отношение к нам и проявлению, в котором мы обитаем. Пробиваясь через сжатый язык и глубокие понятия книги, я буквально испытывал боль от того, что идеи были облачены в покров грамматических ошибок, обрывочного текста и сложной структуры. Поощряемый близким другом, слышавшим мои стоны, я отправился к Рамешу с вопросом, который он рекомендует, когда человек расстроен имеющимся положением дел: «Есть ли что-то, что я могу сделать?» К счастью, ответом было громкое «Да» – я получил разрешение заново отредактировать второе издание этой книги.
Чтобы сделать книгу более читаемой, требовалось несколько уровней изменений. Во-первых, было необходимо исправить грамматические ошибки и неоконченные фразы, появившиеся при подготовке второго издания. Во-вторых, надо было распутать множество сложных предложений, чтобы их смысл стал более явным. Третьей составляющей было изменение пунктуации формулировок, чтобы текст мог течь более свободно. Проведя много часов, слушая Рамеша в маленькой комнате в его доме в Мумбае, где проводится сатсанг, а также на видео и аудиозаписях, я считал необходимым, чтобы в книге сохранялись «звучание» голоса Рамеша и его манера выражения. И наконец, хотя Учение оставалось тем же самым в течение многих лет со времени написания этой книги, некоторые изменения произошли в ответ на недопонимание искателей. В частности, понятие эго было теоретически разделено на два аспекта: отождествление с именем/формой и чувство свободной воли, волеизъявления, или делания: чувство, что мои действия исходят от «меня». Первый аспект, отождествление с именем и формой, сохраняется у мудреца даже после пробуждения; второй, чувство делателя, у мудреца полностью уничтожен. В этом третьем издании сделаны добавления к тексту для разъяснения того, о каком аспекте эго идет речь. Все добавления и изменения были просмотрены Рамешем и получили его одобрение.
Я надеюсь, что публикация третьего издания будет давать большему числу читателей восхитительный опыт глубокого усвоения этой книги.
Ян Хейли
Санта Круз, Калифорния, 2004
Переживание бессмертия
Рамеш C. Балсекар
Пять вводных стихов
Присутствующее – это кажимость в Сознании
1. Я предаю себя той неразрушимой, неописуемой сущности блаженства, которая суть единственность, но которая проявила себя как (мой Учитель) Нивриттинатх.
В этом вводном стихе Джнянешвар представляет центральную тему «Амританубхавы» – единство непроявленного Абсолюта и проявленной вселенной. В то же самое время он проливает свет на традиционное отношение между Учителем и учеником, которое уникально для Индии.
2. Я выражаю признательность тому знанию, которое известно как самое высшее знание, как знание шанкари или знание адвайты: оно – поистине Учитель, спасающий мир от неведения.
3. В этой фантасмагории проявленной вселенной в двойственности сознания невозможно различить отношение между Абсолютом и проявленной вселенной, Шивой и Шакти.
Вопрос, возникающий на этой ранней стадии, таков: если основная предпосылка адвайта-веданты в том, что ничего не произошло и что Абсолют – это чистое осознавание, не осознающее своего существования, тогда как объяснить эту проявленную вселенную, которая совершенно очевидна для всех?
Ответ заключается в том, что проявленное – это просто кажимость в сознании, которая переживается посредством майи. Майя – это понятие, которое вводится только для того, чтобы доказать главную предпосылку единственности Абсолюта, который представляет собой чистую субъективность без малейшего оттенка объектности или двойственности. Понятие Майи подобно понятию «x» в алгебре, которое вводится только для достижения ответа и отвергается как несущественное, как только ответ получен. Если человек в любое время игнорирует тот факт, что Майя – это всего лишь понятие, предполагаемое количество «x», то попадает во всевозможные воображаемые затруднения, которых можно избежать.
Шива и Шакти – Пуруша и Пракрити – это имена, дающиеся двойственности, в которой предстает проявленная вселенная. Именно эта тайна отношения между Шивой и Шакти составляет проблему; а понятие Майи вводится для того, чтобы по крайней мере интеллектуально разгадать эту тайну и прийти к ответу. Но коль скоро по милости Учителя имеется восприятие истины без «воспринимающего», понятие Майи автоматически исчезает и возникает осознание того, что не существует ничего, кроме единственности Абсолюта. Однако до этого «x» двойственности Майю приходится принимать.
Например, человек и его энергия – это не две отдельные «вещи», однако он говорит о своей силе или о слабости во время болезни.
Отождествление с тотальностью случается, когда сущность-деятель исчезает
4. Я склоняюсь перед двойственностью, которая есть Шива-Шакти (Пуруша-Пракрити), чтобы познать свою неотъемлемую единcтвенность.
Субстанция и ее природа могут казаться двумя отдельными вещами, но на самом деле они неразделимы. Проявление вселенной происходит только когда сознание не отдельно; поэтому проявление тоже не может быть отдельной вещью. Отдельность – только кажущаяся, а не реальная. Ибо проявление – это только кажимость, а не реальность. Проявление – лишь кажимость в сознании. Та единственность, которая предшествовала возникновению сознания, продолжается как таковая, не утрачивая своей едининственности – само возникновение сознания представляет собой основополагающее понятие. Проявление происходит одновременно с возникновением сознания, и когда сознание исчезает, проявленный мир тоже исчезает.
Джнянешвар склоняется перед Шивой-Шакти как родителями проявленной вселенной, чтобы они соизволили раскрыть тайну своего единства в двойственности. Значение этого предложения в том, что мудрец приносит им в жертву собственную отделенность, свое отождествление с отдельной сущностью, и тем самым ясно показывает, что постижение и переживание абсолютной единственности может случаться только при полном уничтожении отдельного «я». И это уничтожение отдельного «я» равносильно слиянию с целым в полной любви: когда отдельное «я» в качестве индивида утрачивается, может оставаться только тождественность с целым, и это и есть единственность, цельность, святость. Эта любовь, это единство с Абсолютом, находит свое выражение в проявленной двойственности как любовь к Учителю, который представляет собой воплощение Абсолюта.
Единственность может быть проявленной только в двойственности
5. Я приветствую тот Абсолют, который в своей проявленной двойственности принимает роли создающего, поддерживающего и, наконец, уничтожающего эту вселенную.
В этом стихе снова говорится о единстве проявленного и непроявленного и, кстати, стих также ясно показывает тему данной работы.
Истина раскрывается, когда вещь видится и познается в ее подлинной природе, но когда та же самая вещь видится как что-то другое, то это – неведение, иллюзия, ложное представление, Майя. Эта иллюзия, или ложное представление, может быть двух видов: в случае общеизвестного примера веревки и змеи, для устранения заблуждения достаточно простого знания действительного положения; но в другом случае, например, кристалла на поверхности окрашенного объекта, будет казаться, будто он сам окрашен, и это будет продолжаться до тех пор, пока не будет удален находящийся под ним окрашенный объект.
Сходным образом, из-за Майи или неведения мир выглядит реальным, но когда по милости Учителя имеет место осознание истинного положения, происходит и осознание того, что проявленный мир – это лишь кажимость в сознании, и будет сохраняться лишь до тех пор, пока сохраняется сознание. Коль скоро сознательно воспринимается эта Истина, даже хотя мир будет продолжать выглядеть реальным пока продолжаются жизнь и сознание, больше не будет никакого заблуждения, ибо окрашивание Майи устранено.
С точки зрения солнца, никакого миража нет; олень видит его и в заблуждении бежит к нему; однако человек знает, что это иллюзия. С точки зрения Абсолюта, нет никакого проявления; несведущий человек обманывается, думая, что проявленный мир реален. Реализовавшийся знает, что все проявленные феномены – это только иллюзия, кажимость в сознании, что непроявленное имманентно проявлению.