– Ну, с первой находкой тебя, – Маришка нагнулась и подняла пробку, – теперь мы знаем, что эта штука работает. Всё, бросай лопату, пойдём завтракать!
Корейская лапша показалась Петру чудом кулинарного искусства. Потом ели бутерброды, запивая дымящимся кофе, смотрели на тёмную воду Москвы-реки и кирпичные стены монастыря, возвышавшиеся над лесом, а спины пригревало набирающее силу солнце. Петя вдруг почувствовал, как сильно ему хочется спать, зарыться в это серое колючее одеяло, и вздремнуть часок – другой…
– Что, в сон клонит?
– Угу. Признавайся, чего ты мне в кофе подмешала…
– Глупенький… Это у тебя кислородное отравление: привык в своей конторе к воздуху, от которого даже фикусы загибаются… А здесь воздух такой, что его можно расфасовывать, и на рынок тащить… Вот твой организм и хочет попользоваться, а тебя – отключить на время, чтоб не мешал добро по полочкам ныкать… Ну ничего, сейчас кофеин всосётся… Куда он там всасывается-то… И ты сразу разгуляешься.
– Вот скажи, Мариш, откуда ты всё знаешь?
– Ну что, последний бутерброд доешь, или на обед оставить?
– Доем… Кофе плесни ещё…
Когда Пётр снова взялся за металлоискатель, сонливость, как и обещала Марина, уже прошла. Продолжив с того места, где он нашел пробку, Пётр дошел до конца намеченного участка, потом прошел обратно, взяв чуть правее, и, дойдя до конца, остановился передохнуть. Ничего. Голяк. Тухляк. В самом деле, с чего это он взял, что сюда стоило тащиться?
– Пи, дай мне попробовать?
– Конечно.
Марина взяла прибор, и почти сразу раздался писк. Пётр сходил за Фискарём и подошел к ней.
– Ну, где?
– Вот здесь… И здесь… И ещё здесь…
Марина провела прибором над землёй, поджав триггер точного поиска, как показал ей Пётр, и детектор подтвердил её слова противным для постороннего уха звуком.
Пётр начал копать. Он теперь не старался вывернуть побольше земли за один раз, а Марина сразу же проверяла выброшенный из ямы грунт. Уже в третьей порции суглинка оказались две монеты: десять копеек 1961 года и пятнашка 1963-го.
Когда Фишер замолчал, на земле лежали двенадцать монет, всё мелочь, начала шестидесятых годов.
– Ну вот, начало положено… Наверное, у тебя рука лёгкая…
– Да уж полегче, чем у тебя-то… Я ещё похожу, ладно?
– Да ходи, конечно… Ты как думаешь, кому понадобилось такой клад закапывать?
– Я думаю, что никто его и не закапывал. Просто лет сорок – сорок пять назад какой-то парень взял бутылочку пивка, да и пришел сюда, чтоб его с удовольствием выпить. Дело было летом, трава – по пояс… Парень выпил пива, прилёг в траву, раскинул руки за головой… Ну и не заметил, как это вот богатство выкатилось у него из кармана джинсов… Постой, были уже тогда джинсы-то?
– Джинсы? А пёс их знает… По-моему, джинсы были всегда…
– Или, может быть, всё было по-другому… Это были парень с девушкой. Припёрлись сюда полюбоваться закатом, или там учебник физики почитать… А тут между ними вдруг пробежала искра, и когда они потом принялись собирать разбросанные повсюду предметы одежды, кто-то и посеял эти монетки… А потом сорок с лишним лет здесь росла и превращалась в почву трава… Глубина-то была – в полпальца?
– Угу… Ладно, время-то идёт… Я так думаю, что пиво пить сюда не один раз приходили… А уж сколько народу тут перетрахалось, вообще не поддаётся расчёту…
– Уразумела. Прекращаю базар, продолжаю трудиться.
Марина подхватила Фишера, и пошла вперёд, «выкашивая» пространство перед собой.
Фишер ещё несколько раз заставлял Петра брать в руки лопату, и каждый раз из земли выбирались то ржавые пивные пробки, то какие-то непонятные, ни на что не похожие железки, реже – мелочёвка 30-х или 60-х годов… Ещё нашлись две насквозь ржавые гильзы, наверное, пистолетные, и какой-то странный нательный крестик… Крестик договорились сразу же выбросить, так как Марина сказала, что брать такие вещи – нехорошо.
Где-то в четвёртом часу решили закругляться. Весь холм был «выкошен», бутерброды съедены, пиво выпито… Единственным «неосвоенным» участком остался пятачок, занятый «лагерем кладоискателей», и Пётр собрал рюкзак, чехлы, одеяло полиуретановый коврик, термос и всё остальное, а Марина прослушала последние несколько квадратных метров…
Когда Фишер подал голос, Пётр уже почти что дочистил лопату. Делать нечего, придётся потом чистить снова…
Находка обнаружилась не сразу: небольшой почерневший предмет, не то кольцо, не то какой-то маленький замочек… Пётр потёр его пальцами, и, когда приставшие частицы земли отвалились, стало видно, что никакой это не замочек, а перстенёк белого металла, с крупным прозрачным камешком. Судя по тому, что металл почти весь потемнел, перстенёк был серебряным, а камешек – простой стекляшкой, значит, находка была такой же копеечной, как и всё остальное, но Пётр ещё долго тёр предмет о рукав, пытаясь разобрать надпись, чуть заметную под слоем чёрной патины… Потом, когда всё, что он мог счистить с перстня, было счищено, Пётр протянул его Марине, и она, покрутив его и так, и эдак, надела на безымянный палец левой руки. Перстенёк оказался как раз впору.
Обратный путь показался намного короче. Рюкзак стал легче, солнце снова грело спину, воздух прогрелся и руки уже не стыли на ветру. Пётр и Марина шли рядом, держась за руки, и говорили о том, куда они поедут завтра.
Пётр не знал, можно ли считать сегодняшнюю экспедицию удачной, со всей этой кучкой найденного хлама, которая, на его взгляд, не стоила совсем ничего… С другой стороны, неудачным их мероприятие тоже не было, так как теперь они точно знают, что металлоискатель работает… Опять же, – вон сколько добра нарыли…
Нет, для первого раза нормально, просто место неудачное попалось…
13 апреля. Примерно девять часов вечера. Москва.
– Ну, что, Петруха, с боевым крещением? Давай, давай, хвастайся, чего у тебя там…
Пётр вытащил из кармана мятый пластиковый пакет, и высыпал его содержимое на стол. Все находки он помыл с мылом, где смог, потёр щёткой, и монеты теперь почти не отличались от тех, что можно было просто получить на сдачу в магазине.
– Ну что ж, для первого раза – шикарно. Что, в городе собирал?
– Да нет, в Звенигород таскались за каким-то лешим… Как ты думаешь, билеты-то хоть отобью?
– Честно? Не знаю. Сейчас возьмём каталог, посмотрим… Вообще, что-то маловато хлама… Ты что, не всё собирал?
– Конечно, нет. Всякие непонятные железки выбрасывали… Крестик ещё нашли, тоже не взяли…
– Иди ты? Петруха, иной крестик легко за триста баксов сдать можно! А «всякие непонятные железки» тоже нужно брать, так как, во-первых, никогда не знаешь, вдруг ещё раз на то же место доведётся вернуться, так чтобы по новой на этот хлам не отвлекаться, а во-вторых, это для тебя – непонятные железки, а для кого-то – очень даже понятные, которые они, может быть, всю жизнь коллекционируют… Ты не поверишь, чего только сейчас не собирают: и пуговицы всякие, и пломбы свинцовые, и старые пивные пробки… Есть чудаки, копоушки коллекционируют.
– Это ещё что за хрень?
– Да лопаточки такие, которыми в ушах ковырялись, пока ушные палочки не изобрели. Делали их из кости, дерева, металла… И простые совсем, и всячески изукрашенные… Вот и прикинь, этой ерунды чёрт-те какие коллекции собраны… А ещё есть всякие прибамбасы с военной формы, знаки различия, кокарды, нашивки, именные жетоны… В общем, собирай всё. Колен-вал от трактора, конечно, тащить с собой не нужно, а всё остальное – бери, может, и пристроится за какие-то деньги. Гильзы вот – тоже дело хорошее. Пару-то у тебя никто не возьмёт, а соберёшь десяток – другой, – глядишь, и найдётся покупатель…
Сергей Грищук достал из рабочего стола стопку замусоленных листков и начал отбирать нужные.
– Петь, не спи, разбери-ка их пока по годам.
Пётр начал раскладывать монеты рядами: гривенники – к гривенникам, пятиалтынные – к пятиалтынным, двугривенные – к двугривенным…
Грищук отобрал листки, и начал брать по одной монете и сверять с листками:
– Так… Эта – рублей двадцать… И эта… Эта – пятнадцать… Эта – двадцать пять… А это… Ну-ка, ну-ка, что это тут у нас… Петруха, присядь-ка… Вот эта – шесть тысяч!
– Ты не путаешь, Серёг? Обычный же пятнадчик… Вон, ты такой же в пятнашку оценил…
– Такой же, да не такой. На этом, видишь, нет буквы, обозначающей монетный двор… Таких было выпущено очень мало, так что это – настоящий махровый рарик…
– То-есть, ты хочешь сказать, что я смогу продать его за шесть штук?
– Теоретически, да. А практически, за эти деньги предмет возьмёт только коллекционер. Перекупщик, конечно, даст меньше, ему же и самому надо наварить… Ну, тысяч за пять-то, думаю, сдашь… Вот, возьми карточку, позвонишь, скажешь, что от меня. Так, поехали дальше…
Когда посчитали всё, вышло, что все остальные монеты, кроме раритетного пятиалтынного, потянули рублей на пятьсот.
– Ну вот, видишь? С первого раза – в яблочко. Лёгкая у тебя рука. Один день – и двести баксов в кармане…
– Да это не моя рука, это Маришкина добыча. Ну и потом – какие двести баксов, ты же говоришь, за эти деньги мне их не продать…
– Ну, почти двести баксов… Всё равно, это – удача. Завтра поедешь?
– Поедем. Есть у меня ещё одно местечко на примете…
– Ну, удачи… Позвони Стасу, он нормальный барыга, деньги всегда есть, и это ему отдашь, и завтрашнее… Только сначала, для верности, постарайся монеты сам оценить, а то если Стас просечёт, что ты не в теме, будет мухлевать.
– Серёг, а может, ну его, Стаса этого? Может у тебя ещё кто-нить найдётся, почестнее?
– Не дрейфь, Петруха. Стас – мужик нормальный, и, главное, денежный. Альтернатива – лезь на какой-нибудь нумизматический сайт, и ищи покупателей сам. Только тогда тебе копать будет уже некогда…
15 апреля. 19.12. Москва.
Пётр угрюмо пил пиво. С кухни пахло едой – Маришка соображала ужин. Рядом с бутылкой Хейнекена громоздилась трёхдневная добыча. Если не считать первого улова, – дело было дрянь. За два дня удалось найти лишь десяток советских монет, в основном, изрядно поеденную «медь», ещё пару гильз и металлических пуговиц. Правда, попёр хлам: набралось полпакета ржавых железок разных форм и размеров, какие-то гнутые пряжки, крючки и вовсе непонятная трехомудия. Нужно было звонить барыге – Стасу, но Пётр никак не мог решиться, он и хотел этого разговора, и боялся его, и хотел верить, что Стас заберёт все находки, и даст за них хорошую цену, и боялся, что Стас поднимет его на смех, боялся ещё одного поражения.
Он всё-таки позвонил Стасу, и договорился о встрече. Потом, наскоро поужинав, собрал хабар, и потопал к метро.
=====================
– Ну, я могу дать тебе за весь этот хлам три тысячи.
– Как три? Только эта вот одна пятнашка стоит вдвое больше…
– Послушайте, молодой человек… Каждая вещь стоит ровно столько, за сколько её можно продать. По-вашему, эта монета стоит шесть тысяч? Хорошо. Пойдите и найдите того, кто даст вам за неё эти деньги. Найдёте – сможете сказать, что эта монета чего-то стоит. А до тех пор это – просто кусок металла, никому не нужная хрень, мусор. Я вам готов прямо сейчас выложить живые деньги. И это – хорошая цена. Другие не дали бы и этого.
Я не скрываю, мне это дерьмо не нужно, я его покупаю, чтобы продать дороже. Это – моя работа. И работа не простая, так как найти хорошего покупателя на такой товар нынче не легко. Но я готов пойти на риск и заплатить вам живыми деньгами, а потом ждать, может быть, несколько месяцев, чтобы наварить. Хотите – можете сами попробовать: поездите по клубам, походите по сайтам… До осени всё распродадите, сто пудов. Но между нами есть существенная разница: вы, похоже, нуждаетесь в деньгах прямо сейчас, а у меня их полно.
Ну, решайте, берёте три тысячи? Пожалуй, я даже набавлю вам пятьсот рублей для первого раза.
– Давайте деньги.
– Ну вот и славно. Кстати, за сколько дней вы всё это подняли?
– За три.
– Да… Что, не слишком удачно?
– Нормально.
– Ну, как знаете. А то я хотел вам немного помочь, на правах, так сказать, старшего товарища.
– Как это?
– Да как обычно. Вы же, как я вижу, просто так в поле пошли, без подготовки?
– Ну да.
– Вот. Тогда можно считать, что вам ещё очень повезло, так как обычно такой коп не окупает стоимости выпитого на нём пива… Давайте вот что… Есть у меня на примете одно местечко, там и чешуи наберёте, и империи… Если уж вы на пустыре смогли денег заработать, то на месте старой ярмарки – и подавно… Только давайте сразу договоримся, об этом месте – никому. И, конечно, всё что найдёте – продаёте мне. Договорились?
– Договорились. А как вы узнаете, если я обману?
– Ну, вы же не со стороны пришли, Серёжу Грищука я знаю, раз он посоветовал ко мне обратиться, значит, вам можно доверять. И потом, наш мир гораздо меньше, чем кажется на первый взгляд. Так что никогда не знаешь, с кем может свести жизнь… А я – человек известный, в нашем кругу меня многие знают… И уважают. Так что я не советовал бы вам меня обманывать: выиграете на копейку, а потеряете на рубль.
– Ну, не вопрос, обманывать я вас не собирался.
– Тогда пишите свой адресок, доберусь до компа – скину вам карту и инструкции. Вот вам ваши денежки…
Пётр записал на карточке свой адрес, убрал в карман деньги и вышел на улицу.
17 апреля. Утро. Московская область.
Фишер снова запищал. Два предыдущих сигнала обогатили кладоискателей на ржавый обломок грабель и ещё более ржавый длинный кованный гвоздь. Оба раза находки обнаружились на глубине в штык – полтора, на пределе чувствительности прибора.
Пётр отложил металлодетектор и сходил за лопатой: Маришка решила обойти окрестности, и её оранжевая куртка виднелась на опушке леса, километрах в полутора. Надел перчатки, вытащив их из заднего кармана штанов, и вогнал лопату в песчаный грунт. Лопата ткнулась во что-то, и Пётр скорее почувствовал, чем услышал, как металл клацнул о металл. На дне ямы оказалась здоровенная монета, по виду – пятак. Пётр взял монету в руки – действительно, отличный екатерининский пятачок, без солевых наростов или «малахита», просто-таки музейный экспонат, если бы не уродливый след лопаты, перечеркнувший почти посередине вензель императрицы.
Положив находку в карман и глянув в ту сторону поля, откуда должна была появиться Маришка, Пётр стал засыпать ямку, и вдруг увидел в рыхлой земле ещё один пятак… Этот был более потёрт, чем первый, но зато на нём не было царапин от лопаты.
Снова Фишер подал голос, и снова из земли вышли две монеты – ещё один пятак и двушка.
– Ну что, можно поздравить? – Марина подошла, пока Пётр заравнивал ямку, – ещё гвоздиков нарыл?
– Вот, смотри, – он вынул из кармана четыре монеты.
– Ух ты… Здорово! Какие здоровые… Это чьи?
– Екатерины. Три пятачка и двушка. Представь, рядом лежали… Это сколько же тут всего можно нарыть, если на таком клочке четыре монеты лежали…
– Петь, не хочу тебя расстраивать, но мы тут далеко не первые: всё поле изрыто. Может, в прошлом году копали, может – в позапрошлом… И вот там, в лесу, свалено несколько куч ржавого мусора. Словно кто-то тачками вывозил.
– Ну, значит, не первые. Ничего, и мы чего-то да накопаем, тут же не через сито сеяли… Знаешь, как с грибами: пройдут через одну поляну десять человек – и каждый чего-нибудь найдёт. Видишь, какое начало хорошее?
– Да я же не спорю, Пи. Давай найдём побольше, я только за.
– Угу. Кстати, не хочешь сама пофишерить? А я покопаю, как жертва фиминизма…
– Ух ты моя жертва… Пивка не хочешь?
– Никогда не откажусь…
– Тащи тогда.
Пётр пошел за пивом, а Марина направилась вниз, к реке, где шагах в пятидесяти лежало поваленное дерево, по виду – ольха, на ствол которой можно было сравнительно комфортно присесть.
Марина устроилась на тёплом от весеннего солнца стволе, и осмотрелась… По ту сторону реки, на высоком берегу, виднелась почерневшая от времени деревенька. Так далеко от Москвы, судя по всему, ареал распространения коттеджей ещё не продвинулся… Не похоже, чтобы вообще тут кто-то мог жить… Хотя… Вон, над трубой поднимается дымок… И вон ещё…